Волей-неволей, мой взгляд всё время возвращался к ней, как впрочем и её взгляд всё время искал меня. Я это чувствовал.

— Стелла, а знаешь ли ты, что обида — это детское незрелое чувство, — важно высказался я.

Девушка, слегка ошарашенная таким заявлением, удивленно моргнула.

— Я не понимаю вас, Эрик, — тихо ответила она.

— Обида возникает тогда, когда один человек связывает с другим человеком свои ожидания. Другой же человек, не зная об этих чаяньях, по каким-то причинам эти ожидания не оправдывает. Но разве моя вина, что ты придумала себе что-то про меня и надулась?

— Возможно и так, Эрик, — задумчиво ответила Стелла, смотря себе под ноги. — Вот только, когда мои ожидания не оправдывают каждый раз, то обида превращается в разочарование. Ты разочаровал меня.

— Я этого не хотел, Сталла, — сказал я.

— Ты об этом даже не задумывался, — со слезами в голосе ответила Стелла.

Я протянул руку, желая убрать упавший локон с её лица. Стелла поспешила отойти от меня прочь.

Я вздохнул. Все принцессы такие ломаки, а я бы с таки удовольствием сейчас кого-то поколотил. Я забросил в себя еще одну порцию еды и кубок вина. И вдруг заметил, что гости уже давно начали расходиться. А значит, мог отправиться восвояси и я.

Я не опьянел ничуть, но специально пошел на выход походкой моряка, чтобы Леон или ещё кто, ничего не заподозрили.

Фил уже поджидал меня в моей комнате, нетерпеливо измеряя её шагами.

— Ещё скажи что, так как ты ужрался вусмерть, мы всё откладываем, — с ненавистью предложил с порога рыжий.

— Фил, попридержи коней, — твердо глядя другу глаза, потребовал я. — Ты становишься просто невыносимым брюзгой и действуешь мне на нервы. Двигаемся вперёд по плану, как и собирались.

— И какой же у нас план? — скривился Фил. — Напомню тебе, что я, в отличие от тебя, летать не умею.

Я вздохнул, решив, что пора открыть карты. Достал из кармана ковер-самолет. У раскрытого окна подкинул его в воздух. Он развернулся во всей своей красе. И повис в воздухе у окна.

— Летающий ковер! — восхищенно выдохнул Фил. — Откуда у тебя эта вещица? Это же настоящее чудо!

— Ага! Вот и я о том же, — улыбнулся я, радуясь, что Фил ещё умеет чем-то восхищаться. — Давай — грузимся и вылетаем, эта штука летать может только ночью, а времени у нас в обрез.

Фила долго уговаривать не пришлось. Он схватил мешок и положил его на ковер, при этом хорошенько закрепив веревкой. Я взял другой и сделал то же самое. Затем схватил ещё один. На удивление этот мешок оказался ну прям капец какой тяжелый. В какой-то момент мне даже захотелось развязать его и посмотреть, что туда Фил напихал. Но тут в дверь постучали.

Это было очень некстати. Чтобы свернуть и спрятать ковер, нужно было его разгрузить, а на это требовалось время. В дверь же нетерпеливо постучали ещё раз.

Мы с Филом растерянно перекинулись взглядами. Оба не зная, как теперь поступить. Я уже решил просто взять и умчаться на ковре сию же секунду, не дожидаясь, когда замок начнут ломать.

— Эрик, ты там? — услышали мы приглушенный голос Томаша, и оба выдохнули с облегчением.

Я приоткрыл дверь.

— Чего тебе, Томаш? — спросил я шепотом.

— Впусти, есть разговор, — попросил Томаш.

Я сделал шаг назад, впуская Крайкоса в комнату. Он вошел, да так и застыл с благоговением, глядя на груженный мешками ковер.

— Это же…Это же летающий ковер! — пролепетал он. — Настоящий ковер, способный летать!

— Ага, он самый и нам на нем пора лететь по делам. Спасать вон его сестру от ворона.

— Вы собираетесь спасти Киру? Так что ж ты сразу не сказал⁈ — упрекнул Томаш.

— Ты не дал мне ничего сказать, — заметил я.

— В любом случае, сокол, если твое предложение ещё в силе, то я лечу с вами. Только…только у меня есть просьба.

— Какая? — уже, зная, что попросит Томаш, всё же поинтересовался я.

— Мне нужна Лейла, — тихо пробормотал Томаш. — Поможешь?

— Да, — легко согласился я, прыгая на ковер, за мной последовали Фил и Томаш. — А теперь, полетели!

Мы поднялись высоко в небо, и скоро среди звёзд, всё громче и громче звучала песня Аладдина: «Арабская ночь, горяча словно день».

Однако уже через какой-то час нам стало не до песен. Хмель быстро выветрился, как и тепло. На высоте оказался капец какой колотун. Ковер мчал резво, даже как-то слишком ускоряясь, и ветер пробирал до костей. А одеял никто взять не догадался. Так, что путешествие на ковре-самолете оказалось далеко не таким приятным, как мне рисовало воображение и Диснеевский мультик.

Более того, нас нехило укачало и на второй час, мы, перевалившись через край ковра, дружно окропляли черневшую вдали землю рвотными массами.

— Ради всех ликов Триликого, — не выдержав первым, взмолился Томаш, — опусти этот чертов ковёр на землю!

— Поддерживаю, — хрипло присоединился к мольбе Фил.

Если бы всё было так просто, я бы уже давно спустился с неба. Однако проблема была в том, что я не догадался спросить Амадей, как этот ковёр отправлять на посадку. И теперь мне предстояло в этом признаться.

— Я не могу, — нехотя пробормотал я. — Я не знаю как!

— Ты не знаешь, как сажать долбанный ковёр⁈ — переспросил Фил.

— Сказал же, нет! — разозлился я.

— Эрик, ты просто отмороженный дебил! — констатировал Томаш.

Всё, о чем мечталось, это оказаться на твердой земле. Я, конечно, мог сигануть с ковра соколом, но вот остальных бросить здесь было бы просто подло, учитывая, что в этой жопе мы оказались по моей вине. У меня только так в жизни — хочу как лучше, а получается, как всегда. Вскоре блевать стало просто нечем и нас стало выворачивать в холостую. Рожи у нас в тусклом свете звёзд, казались цвета озёрной тины.

Я уже думал, что этот ад никогда не закончится, но когда на небе начали появляться предрассветные сумерки, ковер стал потихонечку снижаться. Вдалеке показалась деревенька. Как только солнце выкатило на горизонт золотой край, ковер-самолет плавно спустил нас на грешную землю.

Коснувшись земли, ковер скрутился в маленький рулон и прыгнул мне в руку. Мы вместе с мешками повалились на влажную траву. И в этот момент, мне реально показалось, что один из мешков тоненько пискнул.

Видимо мне совсем поплохело, раз галлюцинации появились. Я моргнул, пытаясь сосредоточиться, напряженно вслушался, но всё было тихо. На всякий случай я отполз от подозрительного мешка подальше. К тому же, отметив для себя, что это был тот самый, который оказался самым тяжеленым.

Пытаясь хоть как-то согреться, мы развели костерок, но влажные дровишки давали мало тепла.

Через полчаса мы с трудом поднялись на ноги, решив, что движение нас немного согреет, и направились в деревню. Там можно было и согреться, и поесть, и отоспаться, заодно и одеялами разжиться.

До деревни было около часу ходьбы, нам пришлось взять по мешку с провиантом, причем и я, и Фил предоставили самый тяжелый мешок тащить Томашу. Тот охнул, взвалив его на загривок, явно мешку не радуясь. Но гордость не позволила ему пожаловаться. Нас при этом нехило так штормило, словно мы были матросами, выброшенными на берег после шторма.

По пути мы отогрелись и даже взмокли, продрогшие кости ломало. Томаш через каждых пять минут принялся чихать. И, в конце концов, всё-таки сломался под грузом взваленного на себя бремени. Остановился и демонстративно скинул мешок с плеч.

Мне снова показалось, что мешок приглушенно пискнул, но я снова приструнил разгулявшееся воображение.

— Какого черта вы туда напихали⁈ — накинулся на нас Томаш. — Эрик, ты всю библиотеку что ли туда сгрузил⁈ И специально подсунул мне этот мешок!

— Мешки собирал Фил, — перевел я стрелки.

— Стандартный мешок с провиантом. Они у всех одинаковые, Томаш, — сердито буркнул Фил.

— Верится в это с трудом! Там, судя по весу, туша медведя лежит! — гнул своё Томаш.

Он даже чихнул, подтверждая свои слова.