— В чем же тогда соль? — снова не понял Томаш. — Ваш Питер отказался, не совершил страшную ошибку. Всё вернулось на прежние места.

— Да, вроде бы хороший финал, но не всё так просто, если рассудить. Мы все помнили несколько лет жизни под светом чудес лампы. Помнил и Питер свою жену и сына, помнил и мрот, что его обманули. Рамир проклял деревню и Питера. Мы все прокляты!

— Что за проклятье? — задумчиво поинтересовался я.

— Проклятье — раз за разом переживать случившееся. Питер сошел с ума, он живет в том отрезке времени, каждый раз вынужден переживать горе своих потерь, и боль его множится. Мы, тоже словно ходим по кругу. Это трудно объяснить, но мы словно в двух местах одновременно. Словно две реальности сплелись. И так уже несколько лет. На нас всех лежит печать какой-то апатии ко всему. В деревне не рождаются дети, никто не устраивает свадеб, нет и похорон. Такие пришельцы, как вы, редкость. Они спешат отсюда прочь, не пробыв и получаса. Вы же почему-то шатались тут долго и уходить как прочие не собирались. Вот мы и подумали, что вам нужно помочь убраться отсюда.

— А зачем нам помогать? — спросил я.

— Вдруг вас паршивый мрот послал, вынюхивать, как нам тут живется, — проворчал старик.

— Как вы думаете, а зачем этому мроту нужен был первенец Питера?

— Питер подозревал, что именно так Рамир делает лампу. На крови детей, помещая их харму в лампу. При исполнении трёх желаний, харма просто исчезает я из бытия.

— А, где этот мрот? Вы знаете? — спросил я, кулаки у меня резко зачесались, я понял, что этого подонка нужно найти и остановить, во что бы то ни стало.

— Рамир исчез. Мы искали его, но тщетно, он как сквозь землю провалился. Ушел, наверное, в свою мротскую страну. Мы, к сожалению, с ней соседствуем.

Да, то, что мрота нельзя было прижучить прямо здесь и сейчас, было, конечно плохо. Да и на лампу эту взглянуть хоть одним глазком хотелось. Значит, нужно было заходить с другого конца.

— А сам Питер, где сейчас? — продолжил допытываться я.

Произошла заминка.

— Питер бывает агрессивен, — смущенно опустил глаза Старший, — поэтому мы вынуждены держать его в темнице. Он сам не ведает, что творит.

Я стал размышлять, мог ли я чем-то здесь помочь? А помочь мне, вопреки усталости, ну очень хотелось. Вся эта ситуация была несправедлива, а я по своей сути всегда жаждал справедливости.

Я не осуждал Питера, кто бы отказался от такой лампы, и кто бы не попытался потом всё исправить? Вот именно, что на его место мог оказаться любой мечтатель и я в том числе. На то и был расчет очевидно. А вот мрота Рамира, хотелось найти и покарать.

Постукивая пальцами о столешницу, я пытался сообразить, можно ли вылечить мозг человека, поражённый безумием. У меня всё-таки есть дар целителя.

В любом случае, я понимал, что для начала мне просто жизненно необходимо поспать хотя бы пару часов. Так как браться за это дело, нужно было

— Я постараюсь вам помочь, — пообещал я. — Но для восстановления сил, мне и моим друзьям требуется несколько часов отдыха.

— И в случае, если, Эрик, сможем вам помочь, — вклинился в разговор Фил, — вам придется дать нам в дорогу три теплых одеяла!

— Что ты можешь сделать, мальчишка? — недоверчиво скривился Старший. — Ты, даже младше моего Питера.

— Я не просто мальчишка, — улыбнулся я. — Я сокол — защитник жизни, избранник богини Аве!

Я сделал частичную трансформацию, показав клюв и птичьи глаза. Это далось мне как-то легко и естественно, я отметил, что всё лучше и лучше владею своим даром.

Люди за столом дружно охнули. После чего надолго воцарилось тишина. Затем все, кто сидел, встали и поклонились мне.

— Сокол, с нами сокол! С нами сокол! Аве смилостивилась над нами! — раздавалось со всех сторон. — Мы спасены!

В доме Старшего, которого, кстати сказать, звали Агафоном, нам выделили большую спальню. Мы забаррикадировались на всякий пожарный, случай, подперев дверь шкафом. Подстраховавшись, бухнулись на мягкие перины, накрылись теплыми одеялами и, чувствуя себя в раю, забылись крепким сном.

Во сне мне опять виделась златовласка. Тонкий след духов тянулся за ней сладостным шлейфом. Она, звонко смеясь, ускользала от меня, теряясь из вида в узких улочках большого города, неожиданно появляясь и оборачиваясь, манила за собой. Я шел, я бежал за ней, словно привязанный невидимой нитью, словно баран на веревочке…

В какой-то момент мне удалось поймать её, сжать в объятиях. Она тихо прошептала моё имя. Я стал беспорядочно целовать лицо, шею, грудь… Но тут налетел ледяной ветер, небо вмиг потемнело, с неба посыпалась снежная крупа. Златовласка растворилась в моих руках бесплодным миражом. Меня сковал холод…

И я уже чувствовал, что меня снова кто-то настойчиво вытягивает из сна. Я сопротивлялся, я так хотел вернуть потерянное тепло. Но, получив в очередной раз пинок от Фила, я все же вырвался из удушающих объятий Морфея. На этот раз рыжий просто совсем охренел и будил меня, пиная нещадно ногами. Я подскочил и попытался врезать Филу по носу, но спросонья движения мои были смазаны и неуклюжи, Фил же напротив — был бодр и ловко увернулся.

— Ты чего, Фил⁈ — возмутился я, немного придя в себя от сна и передумав бить рыжего. — Совсем уже озверел⁈

— Ты достал! — сердито заявил Фил. — Тебя фиг добудишься! Мы с Томашем уже почти час тебя тормошим и все бестолку! А время уже почти пять!

— Точно,– гнусаво подтвердил со своей кровати Томаш, — тебе до наступления темноты нужно успеть помочь деревенским, как ты им пообещал.

Я счел за лучшее промолчать. Как будто моя вина, что я так крепко всегда сплю. Эта хрень у меня с детства. От того первая смена в школе обращалась в муку. В старших классах отец просто плюнул на меня и перестал поднимать, а деда, что умел меня будить, к тому времени уже в живых не было. Поэтому и закончил я школу абы как. Но школа ладно, в армии, вот где была для меня проблема с этим. Там меня нещадно били за мой богатырский сон, наказывали несчетным количеством нарядов. Потом я договорился с сослуживцем, и он меня просто окатывал ледяной водой по утрам. Так я и служил не тужил.

— Скоро Лейла должна выйтит на связь через зеркало, — объявил Томаш, шмыгая носом. — Расскажет новости из Тринадцатого города.

Я посмотрел на Томаша и понял, что со всеми этими приключениями он нехило так разболелся. Щеки у него раскраснелись, его заметно знобило, то и дело он чихал и хлюпал носом, старательно вытирая его шелковым платком. От чего вокруг носа уже образовалась краснота. А платок был уж больно нарядный девчачий. Заметив мое внимание к платку, Томаш поспешно сунул его в карман.

— Что, подарок от моей невесты? — насмешливо спросил я.

— Отстань, Эрик, — сердито прогнусавил Томаш.

— Ваша светлость, может всё-таки хочет подлечиться перед свиданием с прекрасной дамой? — ехидно поинтересовался я.

Как ни крути, Томаш был нужен мне целым и невредимым, а то что я смогу его быстро поставить на ноги и при этом мне это не будет стоить больших энергетических затрат, я не сомневался.

— Если можешь, то подлечи, — буркнул Томаш.

Я не стал продолжать подначивания и сетовать на отсутствие всякой вежливости у нынешних герцогов. Времени на все это не было. Посмотрел на Томаша взглядом сокола. Тот реально был весь в воспалениях. Я видел, как в нем копошатся маленькие болезнетворные бактерии, которые и провоцируют весь этот сыр бор. Я интуитивно просто дунул в них золотым огнем. Бактерии не погибли, а обратились в полезные и стали быстро-быстро восстанавливать Томашу организм. Уже через несколько минут Томаш был здоров как бык.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Томаш, вздохнув наконец-то полной грудью.

— Обращайся, — хмыкнул я.

Управились мы с этим делом как раз вовремя, так как дало о себе знать зеркальце в кармане Томаше. Лейла вышла на связь.

При виде девушки лицо Томаша стало неимоверно глупым.