Гномы стали держать совет. Спорили-спорили, а решили всё равно, по-моему. Первыми листок мне пожертвовали Огнебородые, за ними подтянулись Чернобородые, а после всех Длиновласые. Когда седьмой лист сложился в стопку, листья вспыхнули золотым светом, и в руках у меня оказался толстый фолиант в кожаном переплете. При этом еще и тяжелый, зараза.

Я хотел было протянуть книгу Торину, но вовремя осёк себя. Другие гномы наверняка бы обиделись и опять разгорелась бы вражда.

— Пойдемте в логово к драконнихе, а книгу все вместе спрячем где-нибудь на подходах, — предложил я.

— Так тому и быть, посланник наследника короля Артура, — заключил Торин. — Веди нас!

Нам предстояла ещё неблизкая дорога к драконихе. А у меня мало того, что сил не было, так ещё и с голой жопой предстояла по пещерам лазать.

— Эрик, это, может тебе одежду дать, мне Фил оставил, — предложил Томаш.

— И ты молчал, падла⁈ — накинулся я на Крайкоса.

— Не мог отказать себе в удовольствии, ваша светлость, — заржал Томаш.

— Ну погоди у меня, остряк самоучка, — забирая одежду, процедил я.

Томаш продолжал безудержно ржать, заверяя меня, что история не забудет моей голой речи с мечом. Хотелось мне отплатить ему какой-нибудь каверзой в ответочку, но времени на это не оставалось. Однако же, эту подлянку я запомнил.

Наскоро одевшись, я сразу почувствовал себя уверенней и даже сил как будто прибавилось.

Мы наконец-то двинулся в путь.

Каждый шаг давался мне через неимоверные усилия, словно приходилось идти в космическом скафандре по луне. И надо сказать, никакого удовольствия от ощущения чего-то похожего на космическое приключение я не испытывал. Видимо, даже мой организм не выдержал постоянных нагрузок и попаданий в меня острых предметов и дал об этом знать в самый неподходящий момент.

Регенерация происходила чудовищно медленно, энергии, как магическая, так и жизненная были на нуле. Плюс ко всему меня нервировало замкнутое пространство, к горлу то и дело подкатывала паника, хотелось на волю. Видимо, причина была ещё в том, что меня ранили не человеком, а соколом, то есть на более глубинном уровне. А птице было сложнее излечиться.

Однако за судьбу Фила с Венди я переживал больше, чем за себя, поэтому, отбросив жалость к себе, и, преодолевая постыдные слабость и страх, я упёрто тащился в пещеру к драконихе. Потому что чувствовал ответственность за их жизни.

С одной стороны, я понимал порыв Фила, с другой, костерил своего непутевого оруженосца, на чём свет стоит. Ведь это ж надо было оказаться таким безмозглым кретином, чтобы попереться в одиночку спасать Венди. Хоть бы Томаша взял с собой. Что Фил мог сделать один против целого дракона, когда у нас даже у троих шансов почти не было. Он мог только красиво и благородно умереть рядышком с Венди. Но и умереть красиво у него тоже не получится, так как в смерти ничего ни красивого, ни благородного быть не может. Я так явственно видел перед глазами обугленные кости друга и девочки, что становилось совсем тошно.

В глазах начало темнеть, будто фонари гномов перестали работать. Я открыл было рот, чтобы потребовать больше света и понял, что не могу вымолвить ни слова. Я споткнулся раз, другой. Книга выпала из ослабевших рук и раскрылась. Я упал рожей прямо в распахнутые листы. Перед глазами сверкнуло и книга меня, как будто утянула сквозь листы вглубь себя.

Я очутился в пещере, точнее не я, а часть моего сознания. Ощущения полностью соответствовали моим снам. Режим функционирования был ограничен, я мог только видеть и слышать, но не мог действовать.

Пещера оказалась просторной, поделённой на несколько секций. В одной стороне, поблескивала впечатляющая гора сокровищ драконихи. Здесь было золотые монеты, слитки золота, драгоценные камни, тончайшей работы ювелирные украшения, доспехи, оружие. Всё это сверкало, горело, манило. Довольно долго я просто не мог отвести глаз, воображая, как бы я развернулся на такой солидный капитал.

На другой стороне, обжитой и даже уютной, по стенам и на полу были настелены и навешены шкуры животных, стояла красивая мебель из красного дерева: шкафы с толстыми фолиантами и изящной посудой из горного хрусталя, а так же из тончайшего фарфора, широкая кровать с балдахином, столик.

Венди и Моргана сидели неподалёку от костра, за столом в добротных креслах и преспокойно распивали чай из позолоченных фарфоровых кружечек. Дракониха с девочкой выглядели как мать с дочкой, которые вели неторопливую беседу за жизнь. Я невольно прислушался к их беседе.

— Твои рыцари запаздывают, ещё час и мне придется тебя съесть, — заявила Моргана.

Я напрягся, неужели эта идиллия закончится жестокой расправой, а я вынужден буду на это тупо смотреть, не в силах как-то повлиять на события?

— Что во мне есть-то? Одна кожа да кости, — в тон ей заметила Венди.

— И то верно, только аппетит испорчу, — деловито согласилась дракониха и, закатывая глаза, пожаловалась. — Только подумать! Люди вправду считают, что я ем человечину.

— Ты же им никогда не возражаешь, — улыбнулась Венди.

— В каждой женщине должна быть загадка, — засмеялась Дракониха, а я смог выдохнуть, ничего себе у них юмор, чернее даже моего. — Пока твои остолопы не пришли тебя спасать, мне нужно успеть поговорить с тобой серьёзно.

— Я догадываюсь, что ты хочешь спросить, Моргана…– сразу помрачнела девочка. — Ну что же, я отвечу на твои вопросы.

— Вот и правильно, возможно я смогу тебе чем-нибудь помочь. Итак, я видела сущность медведя в одном из рыцарей, — отпивая глоток чая, приступила к допросу Моргана. — И в тебе чую медвежью кровь. Я видела и то, что вы связаны с этим рыцарем и нехорошая это связь, особо она опасна для тебя, хотя ты сама завязала этот страшный узел. И я не понимаю, зачем…

— Это локис, — грустно вздохнула девочка. — У меня не было выбора. Блейза, моя мать, силой обратила Фила в медведя. Медведь почти окончательно победил в нем человека, ему оставалось только разорвать свою первую жертву. Чтобы спасти его харму, я решила дать обещание медведю. Медведь принял мою клятву, и впал в спячку до поры до времени.

— То есть ты принесла себя в жертву, — в голосе Морганы зазвучал металл, она явно эту жертву не одобряла. — Рано или поздно медведь в этом мальчишке проснется, его разбудит весна, и тогда будет свадьба и будет кровь. Ты готова умереть такой страшной смертью⁈

— Я готова, ведь это будет наша весна, — тихо прошептала Венди. — Но это невозможно, я ребёнок. И весны для меня и Фила не наступит никогда, так как я его судьба, но он не сможет этого понять и почувствовать.

— Значит, одно проклятье будет использовано как щит от другого, — вздохнула Моргана. — Ты очень умна, для женщины это серьезный изъян. По крайней мере, в глазах мужчин, — горько усмехнулась Моргана. — На тебе очень сильное проклятие, Венди. Я вижу, что ты с ним буквально срослась. Расскажи мне, милая, как это случилось?

Венди надолго замолчала, глядя в костер и собираясь с духом, Моргана не торопила ее.

— Я всегда была непоседливым ребёнком, — нарушила затянувшуюся паузу Венди. — Всё пыталась спасти тех девочек, которых мать готовила деду на убой. Будучи шести лет отроду, я хотела сбежать из этой деревни с девочками, найти своего родного отца. Кроме того, Блейза не простила мне того, что её отец-медведь — мой дед, по своему, но любил меня, а её, наоборот — на дух не переносил. Дошло до того, что мать возненавидела меня, как и моего отца, кем бы он ни был. Но при этом отпускать меня от себя не желала, не хотела, чтобы я росла, взрослела. Чтобы удержать при себе и заодно отомстить, она, опоила меня зельем и наложила заклятье, которое может снять только она. Я перестала расти, я перестала взрослеть. Жизнь моя застыла. Я обречена навеки остаться ребёнком. Никому не могу сказать об этом, если только человек сам не догадается, как вы, Моргана. Я думала, если она умрет, то проклятье спадёт, но ничего подобного.