И еще меня отчетливо что-то смущало, а что именно, я не могла понять. Но явно что-то не сходится. Просидеть больше месяца в чужой квартире — потому что надо побыть одной. Может, и надо пару дней одной побыть. А потом захочется прибежать к маме, да хотя бы позвонить, пожаловаться, поплакаться, совета спросить. Разве не так?

И еще она обмолвилась про помощь братьев. Какую помощь она от них ждет? Надо будет уточнить завтра. А сейчас я безумно хочу спать.

Мы помолчали немного, а потом я сказала:

— Конечно, сейчас, среди ночи, никуда уходить не надо. А завтра собирай вещи и иди к матери. Тебе надо начинать новую жизнь, а мы в этом не поможем. И никто не поможет.

— Да я понимаю.

— Где вы спали с дочкой?

— На твоей кровати.

— Хорошо, — кивнула я, — тогда забери оттуда постельное белье и постели здесь на диване. Завтра первым делом его постираешь. А у себя я сама постелю новое.

— Как здесь? — девица оглядела диван. — Здесь же тесно.

— Ничего страшного, полированная крышка поднимается, и диван становится больше. А мне с дороги выспаться надо.

И, не говоря больше ни слова, я взяла из шкафа чистое полотенце и отправилась в ванную.

Наутро я проснулась, когда в квартире еще царила тишина, все спали. Я потянулась блаженно. Еще денек дома, а потом выходить на работу. Вот и кончился отпуск. Но я благодарна вселенной, что он у меня был. А работа, слава Создателю, не настолько и трудная. Сиди себе в кассе да билеты продавай. День поработала, потом в ночь, а потом аж два дня дома.

Немного омрачает настроение, что в доме толкутся чужие люди. Блин, так интересно получается. Я до сих пор не знаю имени свекрови, не знаю имени Вадимовой сестры, хотя вчера весь вечер с ней проговорила. А, может, и не надо засорять память проходными именами? Все равно скоро с Вадимом разводиться.

Я встала, умылась, пошла завтракать. И из кухни услышала пронзительный детский рев. Этого еще не хватало, — поморщилась я. Правда, мать быстро успокоила ребенка, и в доме опять установилась тишина. Вскоре из зала уже доносились звуки какой-то телевизионной передачи. Должно быть, телевизор включили.

— Доброе утро, — сказала я, входя в зал.

Начиналась «Утренняя почта» с Юрием Николаевым. Девица сидела с ногами на диване и увлеченно пялилась в телевизор. Возле нее лежало небрежно сваленное в кучу постельное белье. Маленькая девочка с Риткой носились по всему дому с непонятными криками.

— Так, Рита, — сказала я, — бери сестренку и идите во двор гулять. Не мешайте Наташенькиной маме стирать.

Девица сделала вид, что не расслышала про стирку. Тогда я подошла к телевизору и повернула выключатель. Я сама обожаю эту передачу, но что поделаешь.

— Альбина, ты чего? Дала бы хоть узнать, какие песни будут, — возмутилась было девица. — Я же сказала, постираю.

— Постирай, пожалуйста, прямо сейчас, — сказала я предельно вежливо, — чтобы быстрее высохло.

— У вас что, центрифуги нет?

— Нет, у нас только машинка с баком.

— Ты мне покажешь, как ей пользоваться?

— Да там все предельно просто, — заверила я ее, — принеси несколько ведер воды из ванной и вылей внутрь. Потом добавь порошка и поверни тумблер на час примерно. Потом воду слей и опять принеси воду, только уже порошок не добавляй, чтобы оно прополоскалось.

— А ты же мне поможешь?

— Зачем, там и одной нечего делать. Учись, если хочешь второй раз замуж выйти.

Конечно, в процессе стирки она пыталась мотать мне нервы, без конца звала к машинке: «Ой, а как теперь? Ой, не получается! А дальше что?».

— Ты, наверно, отличницей в школе была? — не выдержала я.

— Да, а как это связано? — девица удивленно подняла брови.

— Так отличники потому и отличники, что дергают преподавателя из-за каждой мелочи. «Ой, а как это решать? Ой, а у меня не получается». То есть стараются, чтобы преподаватель сам за них все решил.

— Ну, двоечники вообще никак не решают, — высокомерно промолвила новая родственница.

— Двоечники — да, — согласилась я, — а средние ученики частенько своей головой думают. Один мой профессор так и говорит: «Троечники лучше приспособлены к жизни».

Это я вспомнила слова Пал Саныча. Он и сам в институте учился достаточно средне. А начал работать и достиг высот.

— Какой твой профессор, ты же только техникум закончила, — протянула полупрезрительно девица.

— Ничего, я на заочное в институт поступила, — не преминула я похвастаться.

— Тебе-то это зачем? — фыркнула «доброжелательная» собеседница.

— В смысле «зачем»? Я вообще-то в серьезной организации работаю. Хочу соответствовать.

— Продавать билеты и техникума хватит, — она показательно вздохнула, активно изображая, как же тяжело сливать очередной таз с мутной водой после стирки.

— С моими способностями можно не только билеты продавать.

Со злобой зыркнув на меня, она проговорила:

— А ты изменилась, Альбина. Очень изменилась. И не факт, что в лучшую сторону.

Ну конечно, настоящая Альбина никогда бы не заставила гостей стирать постельное белье.

— Все мы меняемся с течением времени, — философски изрекла я. — Слушай, а у меня такой вопрос. Почему ты сказала, что тебе сейчас не хватает старших братьев? Они-то как помогут?

Девица провела тыльной стороной ладони по лбу, притащив очередной таз для слива воды.

— Ну, не знаю, как Вадим себя поведет. А Андрей у меня замечательный старший братик. Всегда выручит, денежку подкинет. Ему и самому от этого хорошо. Не будет делиться с младшей сестренкой — сам лишится заработка. Бог не фраер — все видит. Если ты хорошо зарабатываешь, то обязательно должен часть отдавать нуждающимся.

Я аж отпрянула от неожиданности. Это что за манипуляция? Это она-то нуждающаяся? Молодая, здоровая, сама способная заработать. А теперь и алименты будет немаленькие получать. Создавалось впечатление, что передо мной очередная Пашина. Интересно, пока Вадим был дома, она ему тоже плела байки про помощь обездоленной младшей сестренке? Не удивлюсь, что так и было.

— Кстати, а когда Вадим с Андреем в рейс ушли? И когда вернутся?

— Ушли через неделю после вашего отъезда. А вернутся вроде… — она наморщила лоб, соображая, — в январе или феврале.

Совсем, как у Высоцкого: «Не пройдет и полгода, и я появлюсь…»

Ладно, более точно узнаю в пароходстве, когда пойду Вадимову зарплату получать.

Выпроводив незваных гостей, я позвонила Лариске.

— Ой, Альбина, привет! — в знакомом хрипловатом голосе слышались явные радостные нотки. — Вы что, уже приехали?

— Да, вчера приехали поздно вечером. Впечатлений масса.

— Хорошо-хорошо, — еще больше обрадовалась она, и мне стало так тепло на душе от этого «хорошо-хорошо», — так приезжай ко мне в гости. Сегодня суббота, посидим, поговорим, по центру прошвырнемся.

Та же уютная, насквозь прокуренная квартира, та же злая кошка на подоконнике. Но, кроме Лариски, в квартире находился ее сын подросткового возраста, белобрысый худощавый паренек с бледно-голубыми глазами. Впрочем, Лариска сразу его выпроводила:

— Костя, иди-ка на улицу, погуляй, нам с тетей Альбиной поговорить надо.

Мне, во-первых, не терпелось обсудить сестренку Вадима и Андрея. Ведь наверняка Лариска хорошо знает историю взаимоотношений внутри их семейства. И я рассказала ей все, что случилось после нашего приезда.

— Так, значит, Нинель вернулась? — Лариска смотрела на меня во все глаза, а я облегченно вздохнула: наконец-то хоть имя знаю. — Не задалась жизнь с товвмушником? А я еще думала, как она, белоручка, будет семейные обязанности выполнять? Она ведь никогда не знала, как дверь в магазин открывается, а уж постирать для нее и вовсе непосильная задача. Тяжелее ложки ничего не поднимала. За нее же все родители делали. Вот муж и не выдержал.

Вон оно что! Представляю теперь, как она восприняла мое предложение постирать за собой белье. И понятно теперь, почему такой бардак нас встретил в квартире. Немудрено, что муж принялся ее обзывать, а потом и вовсе сбежал.