Лифт в этот час уже не работал, и Дима побежал пешком по лестнице в темноту ночи.

Я слушала его шаги, пока они не затихли где-то внизу. Потом закрыла дверь и вышла на балкон. У подъезда стояла машина с включенным двигателем и освещала фарами дорогу перед собой. Слышно было, как Дима что-то сказал, потом хлопнул дверью. Машина тронулась, медленно выехала со двора и помчалась на широкую трассу. Через минуту все стихло.

Я постояла еще на балконе, вдыхая свежие ночные ароматы. От соседского балкона тянуло запахом лилий, которые цвели в большом ящике, прикрепленном к перилам. Несмотря на поздний час, во многих окнах горел свет, и можно было разглядеть шикарные люстры с висюльками. Обычные люди живут обычной жизнью. Вечерами смотрят телевизор, утром идут на работу. И мало кто задумывается, что, собственно, делают наши войска в далекой горной стране. Что ж, такова плата за погоны, льготы, чеки, ранний выход на пенсию.

И ведь не позвонить любимому, не написать. Сотовых телефонов еще не придумали.

Я вернулась на кухню, оттуда прошла в комнату. Стояла звенящая тишина. Квартира показалась мне пустой и неуютной. Увидела Димину майку, которая так и валялась на диване скомканная, сброшенная им сразу, как мы начали обниматься. Тут мое сердце опять сжалось, и хлынул поток слез. Это была настоящая истерика. Сколько я так сидела на диване — уткнувшись в эту майку, поливая ее слезами и вдыхая такой родной запах?

Потом взглянула на свои часы. Четыре утра. Самолет уже вылетел в Кабул, может, сейчас пролетает как раз над этим городом. Над домом, где я сижу вся в слезах, вся красная и непохожая на себя.

Все, хватит горевать, я должна взять себя в руки. Теперь моя задача — быть достойной своего избранника. Чтобы он гордился мной, а не стеснялся. Ради Димы я буду самой красивой, самой счастливой, самой лучшей. И я переоделась в красивый домашний халат, приняла ванну, нанесла на лицо и руки увлажняющий крем. Хоть на стеклянной баночке с розовой субстанцией красовалась этикетка с надписью «Утренний», — пойдет и на вечер. И я не буду заводить будильник, буду спать, сколько потребуется. Глубокий сон — залог психического равновесия и здоровья.

Поспать мне, конечно, не дали. С утра затрезвонил телефон.

— Ты дома когда будешь? — голос деда на том конце провода.

Я открыла рот, чтобы ответить, но тут в трубке произошло какое-то движение, и я услышала голос тети Риты:

— Альбина, ты поедешь с нами дачу смотреть?

— Какую дачу? — впервые слышу, что у тети Риты есть дача.

— Я участок взяла от нашего предприятия. Ну, помнишь, мы говорили, что не надо ничего копить? Я долго думала и поняла — а в самом деле, не надо ничего копить, надо жить сегодняшним днем и радовать себя, как только возможно. А у нас на работе как раз участки распределяют под дачи. Так вот я и решила — возьму себе участок, сниму деньги с книжки и такую дачу себе отгрохаю! А потом каждое лето буду наслаждаться природой.

— Так вы сегодня едете смотреть участок?

Я, конечно, сильно сомневаюсь, что увижу там что-то интересное. Ведь это всего лишь клочок земли где-то под Москвой. И уже хотела сказать, что никуда не поеду. Но потом огляделась по сторонам. Что я буду делать в этой пустой квартире, зная, что Дима вернется сюда ох как нескоро? А так — прекрасный способ развеяться, хоть как-то залечить сердечную рану. Другие впечатления — другие мысли, как своеобразное болеутоляющее.

Мы встретились на станции метро и доехали до конечной. Потом долго ехали на электричке. Дед с тетей Ритой всю дорогу трещали без умолку. А я сидела, уставившись в окно, и наслаждалась видами природы. И вроде те же деревья за лугами стоят тесным строем, та же трава, те же птицы. А все равно все другое, нежели у нас. В этом и ценность поездок — увидеть что-то новое.

Мимо нас прошли какие-то парни с приемником. «Вот потому-то мила мне всегда Вологда-гда-гда-гда, Вологда-гда», — по мере удаления парней песня слышалась все тише.

— Мама, ты плачешь? — услышала я испуганный Риткин голос.

— Ой, — смутилась я. На меня и дед с тетей Ритой внимательно теперь смотрели. — Да песня такая трогательная. Не обращайте внимания.

Я достала платочек из сумочки. И опять повернулась к окошку.

А ведь именно с этой песни началось мое попадание в неведомый тогда 1982 год. Именно эта музыка звучала в электричке, когда я впервые ехала домой на Енисейскую. И тогда мне тоже хотелось плакать, но по другому поводу. В тот момент я сокрушалась, что попала сюда.

А сейчас? Сейчас я уже представить не могу, чтобы вернуться в ту, прошлую жизнь — к равнодушным людям и сумасшедшему ритму. Ведь скажи кому-нибудь из парней в той жизни, что какая-то баба хочет отправить какого-то мужика в ЛТП или в психушку — да большинство останутся безучастными к чужой проблеме. И пальцем не пошевелят, скажут: «Его проблемы».

Помню, был случай после восьмого марта. Прибежала к нам куратор одной из групп и спрашивает:

— Вас мои подопечные поздравили с праздником?

— Ну меня лично нет, а насчет остальных преподавателей не знаю, — я одна сидела на кафедре. — А что?

— Да дело в том, что они мне, куратору, не то, что цветы не преподнесли, а даже открытку не прислали. А я ведь столько для них делаю…

Мне самой стало интересно, в чем тут дело. И я при первой же возможности поинтересовалась у студентов:

— Как восьмое марта прошло? Куратора своего поздравили?

— Нет, — спокойно ответила староста группы, — она же у нас сейчас ничего не ведет. На первом курсе вела математику — поздравляли. А сейчас-то зачем?

Не все, конечно, не все такие в двадцать первом веке. Но тем не менее, большинство молодежи отличается поразительным равнодушием.

Так что буду радоваться, что я здесь встретила прекрасных людей, узнала настоящую любовь и дружбу. И поняла, какими должны быть отношения между людьми на самом деле. И пусть Дима вернется нескоро, пусть. Главное, я знаю, что он есть в этой жизни. И у нас все еще будет. Он не на Луну улетел, и мы снова встретимся. Вопрос лишь во времени.

От электрички пришлось идти пешком минут пятнадцать-двадцать. Но ничего. По пути мы видели множество дач, на которых уже были построены дома, разбиты огороды и газоны. К этому времени стало жарко, солнце припекало вовсю. Чистейший воздух, звуки природы — лай собак, квохтанье куриц, звонки велосипедов.

— Сюда надо другую обувь, — заметила я. На каблуках по тропинке жуть как неудобно.

— А если дождь и слякоть, — поддержал меня дед, — на такой случай резиновые сапоги надо.

Тут рядом с нами остановился один велосипедист.

— Маргарита Сергеевна, приветствую! — это был мужчина средних лет, невысокий, немолодой. — Какими судьбами в нашем поселке?

— Ой, Иван Геннадьевич, — всплеснула руками тетя Рита, — а это мой брат и его семья, вот, познакомьтесь. Да, тоже решила участок взять. Буду дом строить.

— Так это, наверно, рядом с нами! Там как раз есть свободный участок, прямо у леса. А мы еще думали с супругой, кто его заберет. Ну, значит, будем соседями. А мы тут весь отпуск проводим. В город ездим изредка.

— Наверно, я так же буду делать, — улыбнулась тетя Рита, — вот дом построю, выйду на пенсию и буду здесь жить.

— Ну как тут зимой, не знаю, мы не зимовали еще. Ладно, давайте так сделаем. Вы сейчас посмотрите участок и приходите к нам в гости. Поеду, супругу обрадую.

И мужчина поехал дальше.

— Так тут и соседи все свои, с одного предприятия? — решила я уточнить.

— Да, здесь же участки от нашей библиотечной системы. Люди давно начали брать, а я все не хотела. Думала, мороки столько и с домом, и с огородом. А в этом году все лето в Москве просидела и поняла: мне нужен домик за городом.

— Интересно, а магазин здесь есть? И вообще какие удобства?

— А вот мы сейчас участок посмотрим и пойдем в гости к коллегам, — ответила тетя Рита, — все у них узнаем, обо всем поговорим…

В общем, впечатлений в тот день было — масса. Дед с тетей Ритой долго ходили по участку, обсуждали, какие деревья убрать, какие оставить. Какой лучше дом выстроить. Потом мы обошли весь поселок, сходили к речке и в местный магазин. Купили пряники к чаю и отправились к Ивану Геннадьевичу и его супруге.