Дед сам позвонил ближе к вечеру.

— Альбина, ты дома когда появишься? Завтра утром на спектакль идти. Ты забыла, что тетя Рита достала билеты в театр юного зрителя?

— А завтра утром во сколько? И где этот театр? Давай я сразу туда приеду.

— Так ты опять ночевать не приедешь? — разочарованно протянул дед. — Спектакль в десять начинается.

— А адрес театра?

— Подожди, я сейчас у тети Риты спрошу, — в трубке слышалось, как они переговариваются, — в общем, приезжай завтра на станцию метро «Тверская» к девяти часам.

— Хорошо, поняла, приеду. Как там Ритка? Как Хомочка?

— Да нормально все, приехала бы и сама все увидела. Ой, тут Ритка трубку выхватывает!

И в трубке зазвенел Риткин голосок:

— Мама, а баба Вера… это мама Валентины Николаевны… разрешила нам позвонить по межгороду, представляешь! И мы позвонили папе!

У меня сердце куда-то ухнуло и заколотилось так, что чуть из груди не выпрыгнуло. Во рту пересохло.

— Вы позвонили папе? — переспросила я. — И как он там?

— Трубку не взял, — Риткин голос стал грустным, — наверно, он в рейсе уже. Но я все равно трубку поцеловала, — повеселев, добавила она, — ведь гудки шли из дома, а папа недавно там был.

Никто не взял трубку. Так, молодуха уже испарилась? Ну, понятное дело, не станет же Вадим ее там оставлять, если сам в рейс ушел.

— Мама, алло! Ты здесь?

— Да здесь, — не без досады ответила я. — Ладно, давай, до завтра!

Дима в этот вечер вернулся со службы какой-то пасмурный. Долго плескался в ванной, потом долго оттуда не выходил.

— Ну, опять все остыло, — смущенно встретила я его на кухне, — подожди пару минут, пока я подогрею, хорошо?

Я поставила железную тарелку на плиту.

Дима сел за стол и неожиданно спросил:

— У нас выпить ничего не найдется?

Я на мгновение оцепенела. Ни разу не видела, чтобы он пил в будние дни без повода. Неужели что-то случилось?

— Ну, шампанское точно есть, — вспомнила я, — мы же тогда вторую бутылку не открывали.

— Нет, шампанское не подойдет, — Дима потер виски руками, — посмотри в тумбочке, там вроде коньяк был.

— Да, есть, — я нашла початую бутылку и поставила на стол. Машинально вынула из подвесного шкафчика красивую хрустальную рюмку.

Дима намахнул полную рюмку и не стал закусывать, хотя перед ним стояла плетеная миска с нарезанным хлебом, зелень и овощи.

— Помнишь моего товарища по училищу, Юрку Иванова? — спросил он.

Я неловко кивнула:

— Конечно.

— Погиб в Афганистане, сегодня известие пришло.

— О-ох! — прижала я руку к груди и села на табуретку. — Да ты что? Господи, горе-то какое!

Честно говоря, никогда не понимала смысла нашего участия в этой войне. Но вслух, разумеется, этого не говорила: Дима не поймет. Он считает, что мы выполняем свой интернациональный долг, помогаем братскому народу добиться справедливости, не даем перевозить через эту страну наркотики и все в этом же духе.

— А у него семья есть… была? — спросила я осторожно.

— Да, жена и двое детей, здесь, в Москве, живут. Кстати, недалеко от нас. Им уже сообщили. А потом мы с сослуживцами ходили выразить соболезнования. На жену страшно смотреть, сидит, как каменная. И дети плачут.

Ну, что тут сказать, как утешить? Я подавленно молчала.

— Там уже подогрелось, наверное? — сказал Дима, взглянув на плиту. — Давай после ужина сходим куда-нибудь?

— Давай, — я пошла собираться.

Мы гуляли по Воробьевым горам и в Нескучном саду, стараясь выбирать места, где поменьше народу. Дневная жара к этому времени улеглась, с Москвы-реки дул прохладный живительный ветерок. Широкие листья старинных дубов шелестели под мягким светом заходящего солнца. И мне уже казалось, что никогда и не было моей прошлой жизни, не было никаких отношений с Пал Санычем, а если и было такое, то не со мной.

«Все мы, все мы в этом мире тленны», — вспоминались строки Есенина. Да, так и есть, и все мы боимся смерти. И все знаем с детства — как только человек родился, то сразу же отсчет пошел. Но есть такая странная вещь. Мы все с течением времени меняемся. Под влиянием обстоятельств, или близких людей, но меняемся. И я сейчас совсем не такая, какая была всего полгода назад. Даже сравнить тот момент, когда я только оказалась в теле Альбины и этот момент, когда я иду под ручку с Димой над Москвой-рекой — я все равно стала другая. И значит меня прежней сейчас уже нет. И получается, все мы много раз за эту жизнь умираем и вновь возрождаемся. Тогда какой смерти мы боимся?

— О чем задумалась? — на меня смотрели ласковые светло-серые глаза.

— Да так, вспомнила. Одна женщина с нашей работы ездила к ясновидящей, узнать насчет сына, куда он попадет на службу. А там, ты понимаешь, настоящая ясновидящая, не то, что «бабкины сказки, дедкины подсказки». И знаешь, что ей сказала ясновидящая?

— Интересно, что?

— А то, что не пройдет и десяти лет, как все станет вообще по-другому. И джинсы будут свободно продаваться, и жвачка импортная. Все товары в магазинах будут без очередей. Дикторам телевидения разрешат выступать в свитерах, с бородами. Вещать они будут буквально обо всем. О личной жизни певцов, артистов. Даже порнография появится…

Дима слушал меня со все возрастающим интересом, но при этих словах вдруг остановился, как вкопанный и огляделся по сторонам.

— Ты что такое говоришь? Зачем повторяешь вслух этот бред?

— Извини, не подумала, — я понизила голос чуть ли не до шепота. — В самом деле, ерунда какая-то. Я, советский человек, и кого слушаю, какую-то гадалку.

Однако, дома, за вечерним чаем, он сам решил вернуться к этой теме.

— У нас, конечно, много недоработок. Один дефицит товаров чего стоит! И все это недовольство когда-нибудь выльется. Я всегда думаю: да дайте вы людям эти джинсы, эту жвачку, эти пятьдесят сортов колбасы, и все успокоятся. Достаточно таких перемен, и все будет в порядке. А знаешь, все к тому и идет. Брежнев уже старый и немощный. Придет на его место кто-нибудь помоложе, и все изменится, вот увидишь.

— Да, конечно, полностью с тобой согласна, — я решила не спорить. И вообще зареклась когда-нибудь заговорить на подобные темы. — Мне завтра надо будет сходить с дедом и Риткой на спектакль в театр юного зрителя. И вообще побыть с ними, я так соскучилась.

— Кстати, — вспомнил Дима, — мы же хотели, чтобы они сюда пришли!

— А я им уже сказала, что мы пойдем к тебе в гости. Знаешь, как Ритка обрадовалась!

— Ну, я рад, — улыбнулся Дима. — Тогда как мы поступим?

— Давай я завтра проведу с ними весь день, а в среду мы придем. А то в четверг тебе уже домой уезжать.

— Что ж, отличная идея, — согласился он.

В девять утра я уже стояла на выходе станции метро «Тверская». Вскоре появились дед с Риткой, и мы отправились в театр.

— Ну как съездили? — спросила я по дороге.

— Отлично, — ответил дед, — нас так хорошо приняли. Баба Вера так и сказала, мол, чувствуйте себя, как дома.

— А баба Вера что, одна живет?

— Да, одна, в маленькой квартирке, в однокомнатной. Городок называется Узловая. Ничего особенного там нет, но для жизни вполне сгодится.

— Для жизни? Так что, Валентина Николаевна решила там остаться, с матерью? — мне все хотелось выведать, какие у деда на нее планы.

— Н-нет, мы потом поговорим на эту тему, я тебе все расскажу, — ответил дед.

— Мама, а ты говорила, мы поедем в гости к дяде Диме? — напомнила Ритка.

— Ох, понравилось по гостям ездить, да? — я хитро посмотрела на девчонку.

— Конечно, понравилось, — подхватил дед, — хорошо ведь принимают везде.

— А вот завтра и поедем к дяде Диме, часам к пяти вечера.

— Ура! — расплылась Ритка в восторженной улыбке.

Мы уже вошли внутрь театра. Не сказать, чтобы там было шикарно и торжественно, но атмосфера театра чувствовалась.

— Мама, деда, смотрите! — тихонько сказала вдруг Ритка.

Да что там такое? Неужели опять какие-нибудь Пашины?