Лупоглазый кивнул, сказав:
— Господь милосерден.
А вот креститься не стал. И снова в окно уставила. Что там такое? Хотя… знаю. Поезд прибыл о трёх вагонах и все-то военные. Из первого высыпали солдаты, чтобы, вытянувшись жиденькою цепью, направиться в лес. Потом уже вышли ещё солдаты, которые в лес не пошли — вот нечего там искать, тут я всецело согласен — но протянули по кромочке верёвку будто.
За солдатами — целители.
И старший из них к генералу прямым ходом. Ну а с ним вот этот, лупоглазый. Нет, точно жабий принц.
— И вот… потом только голова болит очень. Иногда помню. А иногда не помню. Ещё меня целитель смотрел! Государев!
— Так уж и государев? — спросил лупоглазый с насмешечкой.
— Государыни-сестры Государя, — поправился я спешно. — Самолично! Она к нам в приют приходила. На именины. Не мои, а государевы. Чего ей на мои-то идти? И ещё фрейлины были. Вкусного принесли. Подарки. Там ландринки были, пряник печатный с золотом, орехи в меду…
— Хватит, — оборвал моё восторженное перечисление дознаватель. — Что ж… я помню договор, Алексей Михайлович. И не собираюсь нарушать. Но надеюсь, что вы проследите, чтобы этот безмерно талантливый юноша попал туда, куда следует.
— Он из Громовых.
Медленный кивок.
И ленивое:
— Славный род. Такими крепка империя. Моё почтение.
И взмах рукой, а потом, уже в дверях:
— Актёрство — это не ваше, молодой человек.
Фух.
Может, и не моё, но попробовать надо было.
— Ты как? — Метелька тут и с калачом. — Погляди, чего Серёга дал!
— Как бы ему не влетело.
Наша дружба, которую дружбой было назвать сложно, Матрёне крепко не нравилась. И если поначалу она как-то сдерживалась, то ли из благодарности, то ли из опасения вызвать недовольство генерала, то постепенно и то, и другое сошли на нет.
— Не влетит, — Серега свесился с багажной полки. — Пошли к вагонам? А то тут все заняты и это надолго. Пока всех опросят, пока протоколы составят. Пока подпишут и договорятся, чего да как. Скукотень.
— А Матрёна как?
— Она с Сиси и матушкой. Поверь, пока синодник тут, Матрёна от матушки ни на шаг не отойдёт. Она их до обморока боится.
Чего?
Или за кого? За себя и неведомые грехи свои? Или же за Сиси, у которой определённо был дар, вот только все вокруг делали вид, что его не было. А на прямой вопрос Еремей огрызнулся:
— Не лезь не в своё дело.
Я и решил, что не полезу. На кой оно? То-то же… в общем, калач мы поделили. Серега сообщил, что вагоны пришли с провизией, но ту оставят, потому что уже целитель доложился, что никакой такой заразы нету. И заразных тоже. А стало быть, народ из лагеря увезут, туда, в город, куда поезд вернётся. Мы тоже могли бы вернуться, но генерал настаивал, что поедет дальше, потому сейчас и будут решать, как. То ли рельсы править, то ли приведут до разрыва поезд со стороны Городни. Точнее следующей станции. А мы уже на нём отбудем.
Послушать бы, но…
Я вспомнил тонкие пальцы лупоглазого и свет, на них собравшихся, и решил, что не настолько любопытен, если так-то.
Шли мы неспешно. И солдат, укрывшийся меж двух вагонов, поинтересовался:
— Куды?
— Туды, — ответил ему Метелька.
И нам кивнули.
Охренеть пароль-отзыв.
— Бабушка совсем на нервах, — продолжал Серега. — Говорит, что и минуты лишней тут не останется, но уезжать обратно отказывается. И Алексей Михайлович тоже назад не хочет. Так что ждать только. Движение по ветке перекрыли, обходные пользуют, но нам до них далеко…
Лагерь избавился от части тряпья, обзаведшись какой-никакой упорядоченностью. Людей стало меньше, а те, что были, держались в стороне от солдат. Разве что дети всё так же бегали вокруг и не стеснялись выпрашивать сухарики.
— Скоро уж каша будет, — сказал важный седоусый старик, помешивая варево в котле. — С мясцом. Оголодали…
Девочка с перетянутой бинтами рукой, сидевшая тут же, на сваленных в кучу тюках, наблюдала за ним, часто сглатывая слюну.А ведь таких, с переломами да вывихами было много. Но судя по белоснежному, ещё не успевшему пропитаться пылью полотну, целители уже работали.
Хорошо.
— Мальчик? Так, мальчик, стоять… — в моё плечо вцепились чьи-то пальцы. — Тебя мы ещё не видели… Марин, иди сюда! Тут ещё один! Судя по походке, спину ушиб!
— Не ушиб я ничего, — ворчу, но руку не стряхиваю. Целительская зеленая сила пробивается внутрь и кровь моя бежит быстрее. Эта сила иная, чем в артефакте, более концентрированная, что ли? Чистая?
А чтоб тебя…
Я стиснул зубы, чтоб не заорать, когда этот недоучка от щедрот душевных плеснул силы, сколько было. А было в нём немало. Ощущение, что кипятком обварили, причём изнутри.
— Точно, не ушиб! Марин, это же…
— Не ори, — прошипел я. Хотя, конечно, хреновые из нас шпионы, про то, что я Охотник, знают уже многие. Но всё одно чего орать?
Тем более на ухо.
— Марин!
И меня не отпустил.
— Помоги…
— Лука, делать тебе больше нечего, — Марина, высокая девица заморенного вида, глядела на нас без энтузиазма. И вовсе появилось ощущение, что мы ей не нравимся.
Впрочем, не только мы.
— У парня острое истощение и что-то ещё… не могу понять. Но он Охотник и это точно…
А вот теперь в блёклых глазах мелькнул интерес.
И улыбка появилась. Такая… ненатуральная.
— Дай посмотрю…
А пальцы у неё тонкие длинные и на мизинчике колечко поблескивает синим глазом. Яркое такое. Артефакт?
Я из-под пальцев вывернулся.
— Что за кольцо? — спросил, понимая, что эта Марина категорически не внушает мне доверия. Вот прямо на подсознательном уровне. Тень и та внутри заворочалась обеспокоенно.
— Не твоего ума дело. Стой смирно.
— Руки убрала, — я не позволил к себе прикоснуться.
— Лука, подержи этого… да держи, я сказала! — рявкнула Марина. — Ах ты, мелки засранец…
Вот уже и ругается. А ещё целительница.
— Назад! — в руке Метельки появился револьвер. Кажется, мой. — Руки подняла, чтоб я…
— Что за… — Марина отступила на шаг и руки подняла, только вот на них заклубилась зелёное облако. Сила? И Марина легонько дёрнула пальчиками, стряхивая это облако. А то, сорвавшись, полетело к Метельке…
Вот только Тень успела раньше.
Она перехватила облако клювом и зелень впиталась в чёрные перья. Целительская сила на вкус отдаёт полынью и в целом ничего так. Ощущения… да, сходные с тем, что от артефакта были.
А вот Марина явно удивилась.
Очень.
И прищурилась нехорошо. Вон, узкое лицо её перекосило даже, а над пальцами снова клубится зелень. И главное, решимость такая… а ещё понимаю, что ничего хорошего от Марины ждать не след.
— Назад! — подал голос Серёга. — Я приказываю вам отойти!
И в этом голосе ни толики сомнений, что он вообще может приказывать.
— Мальчик…
— Я — граф Сергей Аполлонович Пушкин-Савичев. И предупреждаю, что любые действия против меня или моего сопровождения будут признаны враждебными.
Солдаты, до того наблюдавшие за нашей вознёй издали, поднялись. Даже тот кашевар ложку отложил.
То есть, пока нас ловили, им плевать было? А раз граф объявился, то и не плевать? Даже если граф этот сопляк сопляком?
— Что здесь происходит⁈ — а от поезда спешил невысокий лысоватый человек в мятой рубашке. — Я вас спрашиваю… Марина, что вы творите?
— Пациент упрямится, — Марина медленно опустила руки. — Вот, Лука позвал на помощь. Говорит, что у мальчика сильное энергетическое истощение. Я хотела помочь…
И лицо у неё точно другое сделалось, такое вот обычное лицо, невинно-девичье, слегка растерянное даже и обиженное.
— А он начал кричать, вырываться… я подумала, что у него истерика. Вы ведь знаете, Михаил Владимирович, что магическое истощение часто сопровождается острыми нервическими реакциями и мешает пациентам адекватно воспринимать происходящее…
Это она меня истеричкой обозвала?
Или сразу психом?
