— Хотел бы? Это самая лучшая фамилия на свете.

— Может нам сделать его Тревлавам? — спросил Эйден.

— Все, кто за, поднимите руку.

Проголосовали не только настоящие Тревлавы, но и все, кто сидел рядом с ними. Алтея вскинула руку так быстро, что, вероятно, повредила плечо.

— Что ж, Робин Тревлав, давай, раскрась нашу последнюю букву ”Е", — объявил Эйден.

Мальчик вскочил и бросился к мольберту. Пока он старательно рисовал букву "Е", выделяя разным цветом каждую строчку, Алтея повернулась к Бенедикту, который был не более чем размытым пятном сквозь пелену слез, которые она не могла сморгнуть.

— Ты знал, что это будет за проект?

Протягивая ей свой льняной носовой платок, он медленно кивнул.

— Финн и Лавиния хотели дать Робину нашу фамилию, спросили нашего разрешения, и поскольку мы все были согласны, мы хотели сделать это так, чтобы он знал, что он часть всех нас.

Она промокнула глаза, вытирая слезы. Такой простой жест, и все же невозможно было измерить, какое воздействие он окажет на отношение мальчика к самому себе. Возможно, у нее никогда больше не будет такого момента, как этот, когда подарили подарок, который не стоил ни пенни, но все равно был ценнее золота.

Когда она сидела там, сжимая в руках платок удивительно щедрого человека, окруженная членами его невероятно доброй и заботливой семьи, она не знала, почему счастье раньше заключалось в возвращении в Общество, почему она так его ценила.

Если она станет любовницей другого мужчины, то, скорее всего, никогда больше не увидит Бенедикта и уж точно никогда больше не останется с ним наедине. У нее больше не будет вечеров, когда она будет сидеть в библиотеке и разговаривать с ним. Больше никаких моментов открытия еще одной грани этого многослойного, сложного человека.

— Молодец, — объявил Эйден, и она оглянулась, чтобы увидеть, что Робин закончил рисовать букву "Е" и широко улыбался, отчего у него, должно быть, заболела челюсть. — Когда холст высохнет, мы вставим его в рамку, и ты сможешь повесить его в своей спальне, чтобы не забывать, что ты теперь Тревлав.

— Я не забуду, — сказала Робин с такой искренностью, что Алтее пришлось снова воспользоваться платком.

— Никогда.

Когда Робин с важным видом возвращался на свое место, она не могла не подумать о том, что любая женщина, которую Бенедикт возьмет в жены, будет излучать такую же гордость, взяв его имя.

— О, смотрите, идет снег, — внезапно объявила Джилли.

— На самом деле, довольно сильно, — добавил Торн.

— Мама, Финн и Лавиния уже планировали остаться на ночь. Все остальные тоже должны остаться. У нас достаточно места.

— Джилли, мы не взяли с собой никакой одежды, — сказала Фэнси.

— Надень завтра то, что на тебе было сегодня вечером. Ваша безопасность важнее, чем смена платья. Можешь одолжить одну из моих ночных рубашек. У меня есть много дел, которые нужно сделать. Подумай о бедных лошадях, возницах и лакеях, выезжающих в такую погоду. А что, если завтра на улицах будет столько снега, что ты не сможешь присоединиться к нам?

Алтея не обращала внимания на множество голосов за ее плечом, пока остальные обсуждали последствия своего выбора. Ее взгляд вернулся к Бенедикту, как будто она нуждалась в подтверждении того, что он не растаял, а был реальным, никогда не был только сном.

— Ты хочешь остаться или уйти? — тихо спросил он.

— Они твоя семья. Выбор должен быть за тобой.

— Тебе комфортно находиться среди них?

Они были как теплое одеяло в холодный день.

— Да.

— Тогда мы останемся, хорошо?

Алтея лежала в постели в ночной рубашке, которая буквально поглотила ее, поскольку хозяйка была на несколько дюймов выше ее, и смотрела в окно, где далекие уличные фонари или садовые фонари давали достаточно света, чтобы было видно, что большие толстые снежинки продолжали падать, а ветер устрашающе свистел за стеклом.

Все решили остаться после роскошного ужина было выпито изрядное количество алкоголя. Робин Тревлав обедал с ними, но потом он и миссис Тревлав отправились спать. Алтея была обеспокоена тем, что между ней и дамами может возникнуть неловкость, когда джентльмены уйдут пить портвейн, но эта семья, очевидно, не следовала традиции оставлять мужчин наедине. Все направились в бильярдную, где Селена трижды обыграла Эйдена.

В какой-то момент, когда Алтея сидела на диване с Бенедиктом, наблюдая за проигрышем Эйдена, Торн подошел и присел перед ними на корточки.

— Я хотел спросить, есть ли у тебя какие-нибудь корабли, направляющиеся в Южную Америку в ближайшем будущем.

— Что тебе нужно из Южной Америки?

— Тукан.

— Что, черт возьми, такое тукан?

— Разноцветная птица с большим клювом.

— Что, черт возьми, Робин собирается делать с туканом?

— Что, черт возьми, он делает с огромной черепахой, которую я ему подарил?

Бенедикт вздохнул, но в нем не было никакого истинного раздражения из-за того, что, несомненно, доставит неудобства одному из его капитанов.

— Возможно, я смогу что-нибудь устроить.

Торн подмигнул ей.

— Хорошо иметь шурина с кораблями.

После того, как Торн ушел, она спросила:

— Как ты понял, что тукан был для Робин?

— Потому что он всегда дарит Робину животных. Завтра утром это будет спаниель.

Дух товарищества между братьями и сестрами был непохож ни на что, что она когда-либо знала. Они так много знали друг о друге. Они обменивались историями, смеялись, поддразнивали друг друга. Они вовлекали и своих супругов. Они включили и ее.

Больше всего ей нравилось наблюдать за тем, как Бенедикт общается с другими. Миссис Тревлав сказал ей, что Финн всегда был самым чувствительным, а Зверь — самым созерцательным. Все те моменты в начале, когда он просто наблюдал за ней, теперь она поняла, что это его суть. Пока его братья и сестры спорили и препирались, он просто слушал, сортируя факты. Когда он, наконец, вносил свой вклад, его слова обычно встречались словами: "Я знал, что у тебя будет ответ”. Или: “Я знал, что ты сможешь заставить их увидеть смысл”.

Наблюдая за их разговорами, она поняла, что они делились секретами, печалями, обидами, успехами и неудачами. Они не осуждали друг друга. Они принимали друг друга такими, какие они были.

Она прокручивала в голове весь вечер, вспоминая разговоры, переосмысливая моменты, которые заставляли ее смеяться, улыбаться или плакать. Пока она сосредотачивалась на прошлом, даже если прошло всего несколько часов, она могла забыть, что Бенедикт сейчас находится в спальне, смежной с ее.

— Я увидела вспышку паники на твоем лице, когда предложила всем остаться на ночь, — сказала ей Джилли, — поэтому я подумала, что тебе будет удобнее спать в спальне, примыкающей к спальне Зверя. Естественно, ты всегда можешь позвать слугу, если тебе что-нибудь понадобится, но я хотела, чтобы ты была уверена, что он рядом.

В доме ее родителей холостяки спали в отдельном крыле от того, в котором спали незамужние дамы. Никогда бы они не оказались в пределах легкой досягаемости друг от друга. Ее мать была бы в ужасе, узнав, что Алтея сосчитала шаги от кровати до двери, ведущей в его комнату, и теперь прислушивалась к любому звуку, любому признаку того, что он все еще не спит. Что она надеялась, что он может быть на другой стороне, напрягаясь, чтобы услышать какие-либо звуки, исходящие из ее комнаты.

Возможно, все дело было в вине, которое сейчас текло по ее венам, или в любви, которую эта семья изливала друг на друга, или просто в необходимости не оставаться одной в канун Рождества—

Она чуть не рассмеялась вслух, осознав, что, возможно, ничем не отличается от мужчин, которые проведут ночь с Джуэл, Эстер, Лотти… мужчинами без семей, мужчинами, у которых нет никого, кто бы их любил. Сегодня вечером она испытала нечто более прекрасное, чем то, о чем всегда мечтала в своем будущем. Но она знала, что в нем может быть гораздо больше.