И все же, несмотря на все ее обучение, действия ее отца сделали все это ненужным.

Двадцать четыре. Почему она до сих пор не вышла замуж?

Она повернулась, и ее взгляд сразу же остановился на нем, и прикосновение ее глаз с таким же успехом могло быть прикосновением ее рук к его коже, настолько сильным было воздействие. Это не предвещало ничего хорошего для него, которому нужно было оставаться равнодушным, когда дело дойдет до обучения ее искусству соблазнения.

Развернувшись на каблуках, он направился вниз по лестнице почти галопом, нуждаясь в том, чтобы увеличить расстояние между ними, нуждаясь в том, чтобы это теплое, электризующее ощущение рассеялось. Наконец он добрался до кабинета Джуэл рядом с кухней. Дверь была открыта. В отличие от него, она никогда не закрывала ее, не возражала, чтобы ее беспокоили, когда она была на работе.

— Почему ты не наверху, не берешь уроки?

Сидя за своим столом, где она делала записи в гроссбухе, Джуэл подняла глаза.

— Какая мне в них нужда?

Она налила виски в два стакана и пододвинула один к краю стола.

— Я осталась там достаточно долго, чтобы убедиться, что девочки будут вести себя хорошо. Алтея довольно быстро очаровала их.

Он не был удивлен. Даже когда она разозлилась на него за то, что он задавал вопросы в ту первую ночь в "Русалке", он был очарован. Опустившись в кресло перед столом Джуэл, он взял стакан, поднял его в приветствии и отхлебнул янтарную жидкость. Она плавно опустилась вниз, согревая его грудь.

— Мне нужно, чтобы ты научила ее мерам предосторожности, которые она должна предпринять, чтобы не забеременеть.

Джуэл замерла, поднеся бокал почти к губам. Он редко точно знал, о чем она думает. Лучшие блудницы — а Джуэл была одной из лучших — были искусными актрисами. Но ее бдительность была ослаблена, и он мог видеть, что ошеломил ее.

— Я никогда не видела, чтобы ты макал свое перо в этих стенах, но я с самого начала почувствовала, что она другая.

Он постучал по своему бокалу.

— У меня нет планов куда-либо макать свое перо, но она попросила меня научить ее соблазнять мужчин.

В конце концов, свое перо макнет кто-то другой. Его челюсти сжались, когда он боролся с тем, чтобы не представлять это; его желудок сжался от ярости. Он не хотел, чтобы кто-то еще, черт возьми, прикасался к ней. Но было неважно, что хотел он, они не так договаривались.

С улыбкой чеширского кота Джуэл откинулась на спинку стула.

— Это должно оказаться интересным. Ты сделаешь это?

— У меня нет выбора. Это было ее условием для того, чтобы обучать дам.

— Ты не выглядишь довольным. Ты боишься влюбиться в нее? Боишься не устоять перед ее искушением?

Да, да.

— Нет. Просто я не хочу наставлять ее на путь, чреватый опасностями.

— Путь, по которому она решит пойти, должен быть ее выбором — точно так же, как это было с Салли. Ты не несешь ответственности за ее смерть. Если кто и виноват, так это тот негодяй, который напал на нее той ночью. То, что они даже не подумали арестовать его, потому что она была шлюхой, все еще гложет меня.

— Если бы я не согласился защищать ее…

— Салли все равно занялась бы своим ремеслом, Зверь, и ей пришлось бы труднее, ей пришлось бы терпеть больше пощечин, ударов и мужчин, которые обращались с ней недоброжелательно. Я говорю по собственному опыту. До того, как ты взял меня к себе, я каждую ночь проклинала мужчин, но не видела выхода. А теперь посмотри на меня. Ты научил меня управлять делами и вести бухгалтерские книги. Как быть хозяйкой. Осмелюсь предположить, когда последняя из девушек уйдет, мы могли бы превратить это место в настоящий пансион и получать кругленькую прибыль.

— Это то, что ты хочешь сделать?

— Я думаю, что я хорошо справилась бы.

Он кивнул. Она бы преуспела в этом плане, у нее было много времени, чтобы реализовать его и насладиться его плодами. Она была всего на четыре года моложе его тридцати трех лет.

— Зачем Алтее нужен этот навык, которому ты должен ее научить? — тихо спросила она.

— Она планирует стать любовницей какого-то мужчины… какого-то лорда.

— Я знаю пару девушек, которые пошли этим путем. Для них это была неплохая жизнь. Шикарный дом, шикарная одежда, шикарная еда. Правда, становится немного тяжеловато, когда они влюбляются в своего покровителя.

Он не мог себе представить, чтобы Алтея довольствовалась тем, что с ней обращаются как с домашним животным. Он часто задавался вопросом, была ли любовницей его собственная мать. Его брат Эйден знал, что его мать была любовницей его отца. За прошедший год Эйден лучше узнал свою мать, и Зверь изо всех сил старался не завидовать своему брату из-за близости, которую он развивал с женщиной, которая его родила. Когда родился Эйден, у нее не было другого выбора, кроме как отказаться от него.

Основываясь на том, что Зверь знал о словах своей собственной матери, когда она передала его Этти Тревлав, у нее тоже не было выбора. Она обещала вернуться за ним, но, возможно, это было сказано только для того, чтобы облегчить ее совесть. Ему не нравилось думать, что с ней случилось какое-то несчастье, помешавшее ее возвращению. Он предпочитал представлять ее здоровой, счастливой и в окружении заботливых людей. Он мог простить ее за то, что она не хотела его. Жизнь была нелегкой, когда у женщины на буксире был ублюдок.

— Ты научишь ее, как избежать беременности?

— Кого? Алтею?

— Нет, мою маму.

Он бросил на нее раздраженный взгляд.

— Да, Алтею. Мы ведь о ней говорили.

— Для кого-то, кто не заинтересован в плотском знакомстве ней, ты что-то сильно о ней беспокоишься.

Допив виски, он поставил стакан на стол с чуть большей силой, чем было необходимо, получив удовлетворение от громкого стука, и встал.

— Мы несем ответственность за то, чтобы она избежала всех ловушек.

Он просто не был уверен, что там, где дело касалось ее, у него были средства чтобы избежать их.

Алтея стояла перед зеркалом в своей спальне, изучая свое отражение, размышляя, не сменить ли ей на зеленое свое серое платье, в котором она была весь день, с момента прибытия и до ужина.

Она была поражена, появившись на ужине и обнаружив, что дамы одеты в то же, что и в библиотеке, — ни строчки больше.

Сидящий во главе стола, полностью одетый в черный пиджак, серый жилет, белую рубашку и идеально завязанный шейный платок, указывающий на то, что он считает этих ночных женщин достойными того, чтобы он должным образом одевался, ужиная с ними, Бенедикт немедленно поднялся на ноги, когда она вошла в столовую.

Сжав руки перед собой, внезапно смутившись, она сказала:

— Тебе не обязательно вставать.

— Он встает перед всеми, милая. Не думай, что ты особенная, — сказала Джуэл, сидя на другом конце стола.

И все же для него она хотела быть такой.

Затем он указал на стул сбоку, сразу слева от себя, и она почувствовала себя особенной. За весь обед они не произнесли ни слова. Не потому, что она этого не хотела, а потому, что другие дамы доминировали в разговоре, перекрывая друг друга, демонстрируя свое волнение, освещая свои успехи и неудачи других во время уроков. Хотя она была польщена их энтузиазмом, завтра она начнет обучать их правильному столовому этикету.

После этого все разошлись по своим комнатам, и она слушала, как тикают минуты. Она слышала их смех и шаги, когда они спускались вниз, чтобы начать развлекать клиентов. И все же она ждала.

Она трижды заколола и распустила волосы. Заколоть их или распустить. Она наконец-то решила заколоть их.

Она подумывала о том, чтобы записать свои впечатления об этих женщинах, что-то вроде дневника для собственного назидания или, может быть, статьи для других. День был настоящим откровением. Они так сильно отличались от тех дам, с которыми она раньше проводила время. Она больше не была уверена, что аристократии выгодно быть такой диктаторской в отношении того, с кем им следует общаться. В результате у нее сложился довольно ограниченный взгляд на мир.