— Неужели твой брат так легко одалживает такие суммы всем подряд?

— Это не ссуда, Тея. Если ты проиграешь все, тебе не нужно будет их возвращать.

Она резко остановилась и посмотрела на него.

— Ты же не серьезно. Он просто отдает их мне?

Он одарил ее снисходительной улыбкой.

— В конце концов, если он останется за столами достаточно долго, тот, кому ты проиграешь деньги, проиграет их клубу, и они вернутся в казну Эйдена. Это одна из причин, по которой игорные заведения так прибыльны.

— Он не всем дает деньги.

— Нет, все остальные должны вернуть ему деньги с процентами. Только семья может играть без каких-либо вложений.

— Но я не член семьи.

Он вздохнул.

— Сегодня вечером ты со мной, и я организовал это маленькое предприятие, так что фишки — это одолжение для меня. А теперь пойдем, пока Чедборну не надоело играть.

Она увидела тот момент, когда Чедборн заметил ее. Его глаза стали круглыми, как у совы, и она пожалела, что ее новые платья еще не были готовы. Платья, которые сидели бы на ней идеально, а не висели немного свободно, потому что она больше не была девушкой, у которой было еды в избытке, и которая проводила каждый день, наслаждаясь целой коробкой конфет в шоколадной глазури, развалившись на обитом бордовым бархатом диване с книгой в руках. Ее волосы — совсем другое дело. В качестве своего первого урока горничной Эстер потратила больше часа перед ужином, заплетая их в элегантную прическу.

Он не поднялся на ноги, когда она приблизилась, а остался сидеть, и она довольно злобно надеялась, что это потому, что от ее вида у него ослабли колени. Хотя она подозревала, что правда была немного более обескураживающей: он просто больше не считал ее заслуживающей небольшой любезности.

Его неподвижность заставила ее еще больше оценить то, что Бенедикт не только вскакивал на ноги всякий раз, когда она входила в комнату, но и проявлял такое же уважение к женщинам в его резиденции, которые зарабатывали свои деньги, оказывая интимные услуги. Ей было интересно, смотрел ли он на кого-нибудь свысока. Когда она быстро взглянула на него, то увидела в его темных глазах, что он смотрел свысока на Чедборна. Она нашла это осознание ободряющим.

Как ни странно, вся активность за столом прекратилась, и она подозревала, что это было скорее результатом присутствия Бенедикта, чем ее собственного, что, где бы он ни появлялся, люди замирали, пока не определяли, чего он хочет. Или, возможно, дело было просто в том, что “специальный дилер” — она понятия не имела, что делало его особенным, — ждал их прибытия.

Она остановилась в шаге от стола, ее пристальный взгляд остановился на голубых глазах, которые еще недавно так нежно смотрели на нее, заставляя ее чувствовать себя драгоценной.

— Лорд Чедборн.

— Леди Алт…

Он остановился, недовольство отразилось на чертах лица, которые она когда-то считала невероятно красивыми. Интересно, как предательство сделало его гораздо менее привлекательным.

— Алтея, какого дьявола ты здесь делаешь?

— Для тебя я мисс Стэнвик, и я здесь, чтобы забрать все твои деньги.

Черт возьми. Она произнесла это заявление с такой уверенностью, что несколько ртов — в том числе и у Чедборна — приоткрылись, а один джентльмен все еще удивленно моргал. Некоторые из них, возможно, даже мгновенно влюбились в нее. Не то чтобы это случилось с ним. И это не его грудь раздувалась от гордости, потому что она не боялась этого величественного шута.

— Ты не можешь… Ты не можешь играть здесь, — заикаясь, произнес Чедборн. Он посмотрел на дилера, который спокойно тасовал карты тонкими руками, которые соответствовали его внешности.

— Ее отец предал Англию. Ее нельзя пускать сюда.

— Единственное требование мистера Тревлава для входа — это то, что у человека есть деньги, которые он может потерять.

Он прищурил свои темные глаза, глядя на поднос, который держала Тея.

— Я бы сказал, что у нее там около тысячи фунтов фишек, так что ей рады за этим столом.

Он слегка кивнул ей.

Зверь коснулся плеча в красном, и парень исчез, как дым. Он отодвинул стул подальше, и она опустилась в него с элегантностью королевы, занимающей свое место на троне.

— Я не могу играть с дочерью вероломного ублюдка, — объявил Чедборн и начал собирать свои фишки, они громко звякнули, когда он бросил их в ладонь, без сомнения, ожидая, что Дэнни выгонит Тею, чтобы титулованный лорд мог продолжать играть.

— Боишься проиграть женщине?

Насмехнулся Зверь, полностью понимая глупость мужской гордости и то, как ею воспользоваться.

Граф долго и тщательно изучал его, не утруждая себя тем, чтобы скрыть свое отвращение к кому-то, кого он считал не принадлежащим к аристократии.

— Какое тебе до всего этого дело?

— Она — моя забота.

Он подумал, не следует ли ему выгравировать эти слова у себя на лбу, чтобы не повторять их каждому идиоту-аристократу, с которым они случайно столкнутся.

Щелканье прекратилось, его руки замерли, глаза сузились.

— Кто ты, черт возьми, такой?

— Они называют меня Зверем.

Слегка повернувшись, он схватил пустой стул с соседнего стола, развернул его, поставил между Теей и Дэнни так, чтобы спинка была обращена к столу, плюхнулся в него и скрестил руки на столешнице.

— Ты собираешься играть?

— Смотреть.

Он небрежно пожал плечами.

— А также давать советы даме, когда это необходимо, поскольку она никогда раньше не играла.

— Это звучит так, как будто в этом есть потенциал для мошенничества.

— Как я могу жульничать, если мои руки никогда не приближаются к картам? Кроме того, я слышал, что госпожа Фортуна улыбнулась тебе сегодня вечером. Было бы глупо с твоей стороны пересесть за другой столик и рисковать, что она не последует за тобой. Она точно не последует за тобой, если ты уйдешь отсюда совсем.

Мужчина изучал Зверя, как будто пытался определить, не заманивают ли его в ловушку. Он точно определил момент, когда граф решил, что Зверь не представляет для него опасности. Многие люди совершали ту же ошибку.

— Ты верно подметил.

Чедборн начал аккуратно раскладывать свои фишки. Боже милостивый, высокомерными так легко манипулировать.

— Если дискуссия окончена, — сказал Дэнни, — мы начнем.

Он еще раз перетасовал карты, затем расправил их.

— Ставка — десять фунтов.

— Могу я взять тебя за руку на минутку?

Зверь спросил Тею приглушенным тоном, который говорил о близости. Он был почти уверен, что услышал, как хрустнул позвоночник Чедборна, когда тот выпрямился так быстро, почти с военной точностью. Граф, без сомнения, использовал тот же тон раз или два и полностью понимал, что это означало.

Она не задавала ему вопросов, просто протянула ему руку, и это доставило ему такое же удовлетворение, какое он получил бы, если бы он самом деле доставлял ей удовольствие. Ну, не совсем. Но это означало, что она доверяла ему, и радовался этому. Очень медленно он стянул с нее перчатку. Это был первый раз, когда он коснулся ее руки, когда она не была покрыта перчаткой, и он пожалел, что не оказал ей эту услугу, когда они были в карете, в темноте и наедине. Когда он мог бы прижаться губами к сердцевине ее ладони, мог бы проследить линии, которые, как утверждали некоторые, предсказывали чье-то будущее. На ее ладони была небольшая шероховатость, одна мозоль, которых, как он подозревал, не было до того, как подонок, сидевший за этим столом, повернулась к ней спиной.

И все же эта ладонь рассказывала гораздо более интересную историю, чем могла бы, будь она гладкой, как шелк, и он ценил ее больше.

Сложив перчатку на бедре, он расстегнул три пуговицы на ее манжете и начал закатывать ткань вдоль ее предплечья. — Мы же не хотим, чтобы кто-нибудь подумал, что ты прячешь карту в рукаве, и обвинил тебя в мошенничестве.

— Ой.

Единственное слово вырвалось с придыханием, и он задался вопросом, становится ли она такой же влажной, как он становился твердым. Ему действительно следовало сделать это в другом месте, где это могло бы привести к поцелую… или к чему-то большему. Еще одна ошибка. Худшая ошибка.