Она таяла от него, и он прижимал ее к себе, пока их дыхание замедлялось, а тела остывали.

Прошло несколько минут, прежде чем он смог двигаться, а потом это был только его голос.

— Знаешь, что я подумал, когда увидел тебя в первый раз?

Слегка приподнявшись, она поймала его пристальный взгляд и покачала головой.

— "Ей здесь не место." Но я был неправ, мо кридхе. Твое место там, где я.

Когда она завладела его ртом с пылом, который соответствовал ее любви к нему, он понял, что принадлежит ей, где бы она ни была.

Шотландия

Ноябрь 1910 года

Скрестив руки на груди, герцог Глэсфорд стоял у стены в большом зале и наблюдал, как его герцогиня начала собирать толпу из почти пятидесяти детей, супругов и внуков в некое подобие порядка перед массивным камином, который когда-то согревал задницы королей. Тея была настоящим чудотворцем, когда дело доходило до организации клана Тревлавов для семейного портрета.

Зверь был герцогом почти два десятилетия. С годами его мать становилась все слабее и слабее. Он считал, что все, что она перенесла, чтобы защитить его, продолжало сказываться на ней и было ответственно за то, что он провел с ней меньше лет. С нежной улыбкой она ушла из жизни, с двумя любившими ее мужчинами рядом, каждый из которых держал ее за руку. Зверь видел, как разбилось сердце его отца. Поэтому он нисколько не удивился, когда его отец тихо скончался во сне не более чем через шесть недель. Любовь его родителей была такова, что связывала их не только в жизни, но и в смерти.

Его грудь наполнилась любовью и гордостью при виде своего первенца, баюкающего на руках своего недавно родившегося первенца. Зверь действительно хотел, чтобы его родители прожили достаточно долго, чтобы убедиться, что линия Кэмпбеллов будет в безопасности еще по крайней мере на два поколения. Они встречались с его сыном, но не с внуком.

— Я не знаю, как она это делает, расставляя всех по местам и удерживая их на месте, — сказал Зверь. В эти дни он звучал скорее как шотландец, чем как англичанин.

— Терроризируя моих внуков, — сказал Эйден.

— Я не вижу в этом ничего плохого. Они монстрики, твои внуки.

— Это не так. Они маленькие ангелочки. Все до единого.

С тихим смехом Джилли покачала головой.

— Ты можешь поверить, что нас теперь так много?

Не все их дети женились, но те, кто женился, быстро наполняли колыбели.

— У кого-нибудь есть точное число? — спросил Финн.

— Не вижу в этом смысла, — сказал Мик.

— К тому времени, как вы закончите считать, кто-то либо женится, либо родит ребенка.

— Мама выглядит так, словно она на небесах, — сказала Фэнси. — Ее окружают все ее внуки и правнуки. У нее такой прелестный румянец на щеках.

Тея усадила ее в обитое белой парчой кресло с откидной спинкой, новорожденный ребенок был у нее на руках, остальные малыши собрались у ее ног, старшие стояли позади нее.

— Я не уверена, что это дети вызывают румянец, — размышляла Джилли.

— Я думаю, это может быть садовник Мика. В последнее время я несколько раз навещала ее по утрам, довольно рано, и он там пил чашечку кофе.

Много лет назад, когда Мик построил себе поместье на земле недалеко от Лондона, он также построил прекрасный коттедж для их мамы, чтобы она могла по-прежнему быть независимой, но быть рядом. Зверь и его братья и сестры вносили свой вклад в содержание, прислугу и все остальное, что ей требовалось. Это будет ударом, когда настанет день, когда ее больше не будет с ними.

— Джил, ей девяносто, — напомнил Зверь своей сестре.

— А тебе семьдесят. Ты хочешь сказать, что стал монахом?

— Ну, нет, но…

Он пристально посмотрел на Мика.

— Он хороший человек, твой садовник?

Мик пожал плечами.

— Очевидно, да, если он заставляет маму краснеть.

— Как долго это продолжается? — спросил Финн.

Мик вздохнул.

— Годы?

— Ты, черт возьми, знал и не сказал нам? — спросил Эйден раздраженным тоном.

— Я подозревал. Он проводит в ее саду больше времени, чем в моем, а мой сад в десять раз больше ее.

— Она не одинока. У нее кто-то есть.

Фэнси лучезарно улыбнулась.

— Я думаю, это замечательно.

— Потому что тебе всегда нравились романтические истории, — сказал Эйден.

— Когда я вернусь в Лондон, я поговорю с этим парнем.

— Нет, ты этого не сделаешь, — сказал Мик.

— Я не позволю ему использовать мою маму в своих интересах.

— Эйден, когда я сказала годы… Я имею в виду, возможно, лет двадцать пять.

— Так долго, — сказала Джилли.

— Интересно, почему она нам не сказала.

— Ты же знаешь маму. У нее есть свои секреты.

— Может быть, ей нравится чувствовать себя немного непослушной, — сказал Зверь.

— Но, возможно, было бы неплохо, если бы мы дали ей понять, что будем рады принять его в свои ряды.

Это предложение было встречено серией серьезных кивков. Он взглянул на Робина. Он был прав насчет роста парня. Когда он, наконец, закончил расти, он был всего на дюйм или около того ниже Зверя.

— Ты необычайно тихий.

Парень пожал своими худыми плечами, хотя он уже не был таким уж мальчиком. Он путешествовал по миру, снимая животных на свою камеру. Ему было двенадцать, когда он сказал Торну, что, по его мнению, им следует начать оставлять животных в их первоначальных домах.

— Я просто удивлен, что так много из вас не знали о бабушке и садовнике.

— Ты знал? — спросил Эйден.

Робин широко улыбнулся.

— Несколько лет назад я спросил его, целовал ли он ее, и он признался в этом.

Среди них раздался тихий смех.

— Ты всем задаешь этот вопрос? — спросил Эйден.

Робин пошевелил бровями.

— Хочешь знать, с кем твой младший сын целуется в эти дни?

Зверь видел, что Эйдена подмывало спросить, но вместо этого он просто игриво толкнул молодого человека в плечо.

— Может быть, тебе стоит сосредоточиться на поцелуе со своей женой.

— Я целую Анджелу более чем достаточно, так что не волнуйтесь.

Мало кто знал, что Анджела была дочерью Финна, похищенная без его ведома и воспитанная другой парой. Все они чувствовали, что в тот день, когда она вышла замуж за Робина и стала Тревлав, свершилась некая поэтическая справедливость.

— Ничего подобного, — сказал ему Мик.

— Поцелуев много не бывает.

— Все сюда! — позвала Тея, указывая на них.

— Я готова построить вас.

Когда они шли к камину, Зверь взглянул на пространство над каминной полкой, где висел холст в рамке, на котором было написано слово ТРЕВЛАВ множеством цветов, тот самый холст, который они все рисовали в давний канун Рождества. Когда Робин уехал учиться в Итон, он отдал его Зверю.

— Поскольку твоя фамилия больше не Тревлав, я подумал, что тебе может понадобиться напоминание больше, чем мне.

Он не нуждался в напоминании. В глубине души он всегда был и останется Тревлавом, но щедрость парня глубоко тронула его, и поэтому, как и в случае с монетами Салли Грин, он милостиво принял подарок.

Он продолжал публиковать свои романы под именем Бенедикта Тревлава. За эти годы он написал тридцать книг, и хотя Тея всегда предполагала, что виновником был дворецкий, до его последней книги дворецкий никогда не совершал убийства. Это был его подарок ей. Когда он решил отложить перо, в своей последней книге, наконец, его детектив женился на вдове, которую он когда-то подозревал в убийстве ее мужа.

Он и его братья и сестры подошли к глубокому каменному очагу, который простирался за пределы той части, где обычно горел огонь, и расположились в том порядке, в котором они вошли в жизнь Этти Тревлав.

Мик, Эйден, Финн, Бенедикт, Джиллиан, Фэнси, Робин.

К ним присоединились их супруги. Он обнял Тею, переплетя пальцы чуть ниже ее ребер, где ее руки соединились с его. Очаг был достаточно высоким, чтобы обеспечить им достаточный рост, так что она была видна поверх головы жены их сына.