Еще несколько раз повторив два заветных слова, не слишком веря в результат, резидент Ордена больше на сложную машинерию внимания не обращал. Система легла. Как русские смогли вычислить ее и без шума и пыли «грохнуть» — непонятно, но разбираться уже не ему. Сейчас нужно унести ноги. Обидно признавать провал десятилетней работы, но спасать, похоже, уже просто нечего. Половина «экстренных» абонентов не отвечает, а до того как полностью легла вся система боевого управления полутора десятками боевых групп и спецов обеспечения, сигналы оттуда приходили… Мда. «Атакован», «Веду бой», «Ухожу на резервную»… Обрыв связи. И такая картина повсюду.
Не уверенный, что еще хоть что-то работает, Гюнтер ввел на клавиатуре терминала короткий код. Так положено. А немец славится своей педантичностью в любой ситуации. Поспорить с ними могли лишь потомки самураев. Говорят, что когда у них рванула атомная станция, то машины убегающих людей не то что соблюдали правила дорожного движения, но даже не нарушили рядность! Правила — есть правила.
Короткий взгляд на мобильный телефон. Сеть есть.
Значит ли это, что за ним еще не пришли? Краузе не был уверен, но на такой случай (как и практически на любой иной!), был свой протокол. И он намеревался выполнить его от и до!
Еще раз обежав глазами помещение, что долгое время дарило ему тепло и кров, он машинально коснулся пальцами «глока» («Ну да, не „немец“, но австрийцы — тоже ребята ничего! Да и на вооружении родного подразделения состоял!»), и накинул куртку.
Пора!
— Игорь Петрович! — Знакомый голос заставил Гюнтера вздрогнуть.
Подавив в себе желание разрядить обойму в старушку-соседку, он медленно обернулся, успев нацепить на лицо свою заискивающую улыбку. Она, кстати, идеально подходила к чуть всклокоченным волосам и недорогой, безвкусно подобранной одежде, создавая облик простачка-соседа, что тихо спивается в своей однокомнатной квартирке после смены за токарным станком на расположенном неподалеку заводе. Соседи «тихого алкоголика» предпочитали не замечать, а «лавочковая гвардия», которая всегда знала, кто здесь «наркоман», а кто «проститутка», даже жалела. С ноткой презрения, не без того, но иногда даже подкармливали супчиком каким. Краузе терпеть не мог эту овощную бурду, подкрашенную свекольным соком, но отказаться не мог. Приходилось уплетать за обе щеки, да нахваливать кулинарное мастерство очередной сердобольной старушки. И попробуй этого только не сделай! Отказаться от угощения очередного божьего одуванчика, которому очень не хотелось выливать остатки очередной бездонной кастрюли в унитаз, было сложнее, чем от рюмки после вопроса «Э, ты меня уважаешь⁈».
— Марь Игоревна, — «маска» не слетела с его лица даже в этот миг — он же профессионал, в конце концов! — Здрасьти! Спасибо за котлетки. Очень удались у вас в этот раз! Только кастрюльку можно вам верну завтра? Сегодня очень спешу!
Пенсионерка лишь отмахнулась, довольная похвалой.
— А куда так спешишь, Игореш? — Перешла она на более задушевный тон, перегородив всеми своими ста двадцатью килограммами лестничный пролет.
Путь был закрыт. Однако Краузе не спешил. Работать надо было до конца. Этот варвар Станиславский был бы им доволен. Он и сам верил в «Игоря Петровича», который не способен не то что слово грубое сказать, и, тем более, всадить в довольно крупный лоб девятимиллиметровый патрон, но и просто настоять на своем праве спуститься вниз.
Никому не интересная тряпка. Лучшие спецы работали над образом, а сам он десятилетие шлифовал и дополнял его.
— Так ведь на собеседование! — Неловко развел руками он, словно бы и сам не веря в то, что найдется простофиля, способный предложить ему что-то сложнее рукояти метлы. — Мастера дать могут!
Теперь побольше нездорового блеска в глазах. Из серии «вот повезло-то!».
— Как так-то? — Слегка запнулась пенсионерка, рассматривая блестящее новеньким рублем лицо недотепы-соседа.
— Так Сергеич… Петр… Он в больницу попал. Сердце, что вы хотите⁈ Шестой десяток пошел, а работа-то у него нервная, вот и увезли вчера. А сегодня начальник цеха всех собрал, так вся бригада подтвердила, что только я лучший и есть! Ну, чтобы место занять. Ух, теперь!
Легкая тень пробежала по лицу соседки. Краузе же мысленно оскалился. Он то прекрасно понимал, что той не понравилось упоминание о возрасте в связке с болячками. Поневоле вспомнишь, что и сама-то уже… У кардиолога лет пять не была! Но больше всего ей не по нраву пришлось, что сосед, которого они с «девочками» почитали никчемным, а от того взяли под негласную опеку, куда-то там выбился. Еще и работать больше будет, да прогуливать не станет, раз в несколько месяцев меняя работу… Это ж как? Сейчас-то его всегда можно попросить полку прибить, мусор помочь вытащить, да в магазин проводить, «расплатившись» за это пятидневными котлетами, которые внукам давать уже как-то боязно. Он-то хоть водочкой и благоухает, да руки-то из нужного места растут. Вот не пил бы, да рохлей не был… А так что же? Новая должность, глядишь и удержится, а там жена, дети, переезд из их ветхой пятиэтажки… Это срочно требовалось обсудить с «девочками»!
Воспользовавшись секундной заминкой соседки, Гюнтер с никогда несвойственной Игорю Петровичу ловкостью просочился мимо пенсионерки. И не обращая на ее «А как же?!!..» приспустил вниз по лестнице. Лифт сейчас мог в мгновение ока превратиться в ловушку. Конечно, и на лестнице могут поджидать сюрпризы и их авторы, но тут хотя бы иная степень маневра. Да и несмотря на плешиво-пузатую внешность, боевиком Краузе был очень неплохим. В Grenzschutzgruppe 9 [1] лопухов отродясь не водилось. Зубры контртеррора с немецкой дотошностью следили за тем, чтобы в Группе охраны границ не пророс никакой сорняк, выкорчевывая ростки еще на этапе отбора. А сколько отсеивается во время жестокого обучения в Санкт-Августине[2]…
Однако вопреки всем дурным предчувствиям, подъезд удалось покинуть без потерь, что было просто отлично при ожиданиях в стиле «подъезд удалось покинуть в общем». Не спеша Краузе пересек небольшой дворик, где уже отсюда был довольно урчащий двигателем кроссовер. «Народный автомобиль»[2], располагался как и должен был. Заметь водитель угрозу, и авто было бы припарковано чуть иначе. Однако отчего ж так давит сердечко-то?
Рыкнув всеми своими лошадками «Туарег» легко тронулся с места. Дорогая машина, качественная, немецкая… Она не могла здесь появиться, исключая действительно экстренные обстоятельства. Вот соседи бы удивились… Но сейчас до чувств коллективной «Марь Петровны» беглецу не было никакого дела.
А как прикажете еще назвать ситуацию, в которой почти все механизмы, трижды продублированные, вдруг разом дали сбой? В отличие от стереотипного немца, не слишком наделенного воображением, фантазией Гюнтер обделен не был. Не задерживаются на его должности иные. Но и ее категорически не хватало, чтобы ответить на вопрос «Что случилось?». Было похоже, что кто-то на самом верху просто взял и сдал всю сеть Ордена имперским службам. Но ведь такое невозможно, правда? Одно радует. В руки русских мясников он не попадет в любом случае. В чем он не сомневался, так это в системах самоликвидации, которым мало того что в Товариществе предавали очень серьезное значение на иных должностях, но и он сам предпринял кое-какие меры.
— Останови там.
Водитель, легко выбирающий удачный маршрут по извилистым дебрям питерских дворов, лишь молча кивнул.
Сторонний наблюдатель бы и не заметил, как автомобиль слегка замедлил ход в арке между двумя домами. Еще меньше смогли бы увидеть, как из кроссовера выскользнула едва заметная тень, тут же слившаяся со стеной. И лишь минуты через полторы, если бы гипотетическому наблюдателю не надоело бы тратить время, наблюдая за аркой, он скользнул бы равнодушным взглядом по сгорбленному старику, вышедшему со двора и направившемуся к забитой по этому времени дня автостоянке. Дедок технику явно любил. Как иначе объяснить, что старая «Ауди», возраста его возможной любовницы, будь бы он чуть богаче и красивее, завелась с пол-оборота. С виду вроде мятенькая-побитая, а мотор журчит словно ручеек. Или даже река — ровно и тяговито. А вот водил бородатый свою «ласточку» аккуратно. Медленно тронулся с места и, вертя головой едва ли не на триста шестьдесят градусов, осторожно вывернул к дороге. Его можно понять! Тут такие машины стоят, что заденешь, так и не расплатишься никогда! И даже почку не продашь — возраст и здоровье не позволят.
