Однако счастье вечным быть не может. Около семнадцати часов вечера, когда веселье только-только разгоралось, зазвонил единственный телефонный аппарат, не изъятый ревнителями секретности.
Единственный, кто имел право ответить пообщался с «пластмаской» минут тридцать, после чего дал отбой и вернулся к компании.
— Милая, — заявил он сходу. — Давно хотел пригласить тебя в приличный паб! А то в ресторанах мы были, а чтобы нечто этакое…
— Согласна! — Заявила Ольга, даже не дослушав.
— А мы?!! — Тут же корабельными сиренами взвыла оставшаяся «обделенной» женская часть коллектива.
Парень выдержал грамотную паузу, после чего поспешил обрадовать и остальных:
— Ну куда же без вас! — Громко объявил он, и тут же еле слышно добавил. — Может и сладится с гаремчиком-то!
За общими визгами-писками радости его замечание осталось незамеченным, а затылок — не тронутым. Пришлось ревизировать самостоятельно.
— Тааааак… — Комично насупившись протянул Сашок. — А мы как же⁈
Остальные парни тоже как-то нехорошо стали поглядывать на мага. Во взглядах их явно читалось желание слегка притопить Матвея не взирая на статусы, родословную и прочие условности. Благо, замечательная речка была прямо под рукой.
— А, нет, таки накрылось мое счастье… Тройничковое, — еще раз буркнул он себе под нос, но поспешил добавить в голос. — И вас не забудем!
Вовремя! А то Вал уже перекрыл путь к отступлению, а снайперская пара не сговариваясь стала обходить Воронцова с флангов.
— Ну так сразу бы и сказал! — Удовлетворённо резюмировал Сашок.
— Так было бы не интересно! — Заявил парень в ответ.
Однако везде надо знать пределы. Вот и сейчас любовь к театральным эффектам привела к исполнению плана «Насильно искупай аристократа!». Под громкий хохот и тихое бульканье последнего.
* * *
Наталия Ковальчик очень любила свое имя. Еще в детстве матушка объяснила ей, что происходит оно от латинского dies natalis. То есть, день рождения. Если же брать применительно к значению, то она была той, что ждет перерождения в жизни после смерти. В детстве ей казалось, что это сулит надежду. Однако к девятнадцати годам девушка прекрасно осознала, что в этом мире ей счастья не будет. И все из-за проклятого умения. Она чувствовала Кровь. Никто не мог сказать, как именно достался ей страшный Дар. На свою беду Ната, тогда еще не слишком понимавшая важности молчания о некоторых вещах, в возрасте пятнадцати лет «по страшному секрету» поделилась своей тайной с родителями. Те, конечно, пообещали «никому-никому» и ни за что… И уже через два дня матушка исповедовалась в местном костеле[2] всепонимающему священнику о своей «беде». Тайна исповеди, как оказалось, штука достаточно эфемерная, когда речь идет об интересах иезуитов, а потому еще через день на пороге дома семьи Ковальчик появился боевой отряд Ордена.
Поначалу девочка даже была рада, что есть мудрые и знающие взрослые, всегда готовые выслушать и помочь. Напуганная же семья была счастлива спровадить «не такую» в обитель святых братьев. Наталья сопротивляться не стала — очень обиделась на то, как обошлись самые близкие люди с ее «тайной». Тогда казалось, что все решилось ко всеобщему удовольствию.
Тем более и шло все неплохо. Поначалу. Светлая и просторная келья после маленькой комнатушки казалась просто огромной. Кормили замечательно. Да, не было интернета, но приставка с кучей игр всегда под рукой. Впрочем, живой нрав девчушки не позволял ей проводить слишком много времени перед телепанелью. Она гуляла, изучала огромный участок при обители, познакомилась с еще несколькими послушницами.
Через неделю появился ОН. Пожилой священник со страшным шрамом на лице, представившийся братом Повиласом.
ОН предложил ей целый мир. Увидеть своими глазами. Она согласилась.
Той же ночью девочка впервые оказалась на борту частного самолета, что после небольшого разбега взмыл в воздух, быстро покинув границы государства польского. Затем был спортивный лагерь для нее одной. Сначала она бродила в одиночестве, но быстро вокруг нее организовался круг «наставников» во главе все с тем же Повиласом.
Через месяц она четко знала чего хочет — умереть, чтобы переродиться… И отомстить.
Знаний о Крови практически не было, а потому описания ритуалов и техник часто составляли те, кто жнецов и уничтожал. Правды там было немного, а вот леденящего душу и кровь вымысла — более чем! Семена истины топились в «украшательствах» и прочих обвинениях. Кто бы не занимался той Охотой, он явно после попытался обелить себя в глазах потомков… Традиционно выставив павшую сторону «поедателями младенцев».
Проверить действенность техник можно было только одним способом — на практике. По капле вычленяя крупинки информации. И видит Всевышний, групповое насилие над собственным телом далеко не самое страшное, что ей пришлось пережить за три года «подготовки». Иезуиты были тщательны и педантичны в своих изысканиях. И если в тексте было сказано «собственноручно вырезать еще трепещущее сердце молодого блондина», то следовало поступить именно так.
Живой нрав и сила воли наверняка бы привели к тому, что она ускорила бы путь к собственному перерождению. Однако одной демонстрации фотографии сестренки-первоклашки в обрамлении сетки «милдот»[4] положили конец этой попытке.
Мысли же о семье и пластичная детская психика скорее всего и уберегли Наталью от сумасшествия. Хотя временами она и правда была на грани… И даже чуть-чуть за ней.
Кроме того, рядом постоянно дежурили несколько знатоков человеческих душ, что со всеми анатомическими подробностями были готовы расписать девочке будущее ее семьи, если она не оправдает их надежд.
И она оправдывала. Оправдывала, когда выходила «на дело» вместе с оперативными группами, помогала развязывать языки несговорчивых «собеседников» и убивала сама.
Единственное, чего она не делала, так это не оправдывалась. Она — чудовище. Парадоксальным образом надежда на смерть помогала ей жить.
На девятнадцатом году жизни ее вызвал лично Шрам, в последние годы не часто радовавший «крестницу» своим вниманием. Он взял у нее несколько капель крови для изготовления маячка. Так началась миссия в Российской империи.
Именно она навела группу на нужный конвой и с презрительной ухмылкой наблюдала, как брат-маг, обвешанный амулетами ее изготовления, похерил к чертям всю задачу.
Как же она мечтала, что ужасный русский спецназ закончит ее мучения на этом свете. Однако страх за семью, которую она не видела со своего пятнадцатилетия, оказался сильнее. Пользуясь хаосом, что «призвали» многочисленные наемные группы поддержки, она выкрала таки носитель с собственным «маяком». Вот только уйти не удалось. Пришлось спрятать его в лесу, чтобы сбежать самой. Три дня ей понадобилось, чтобы выйти из окружения и связаться с резервными командами. Через несколько часов после встречи она, наскоро вымывшись и приведя себя в порядок, установленным порядком отправила запрос на внештатную встречу со Шрамом.
Ответ пришел на удивление быстро, а потому по пути на встречу она не без удовольствия в жаркий день ощущала прикосновение чуть влажных волос к своей шее. Высушить их полностью она просто не успела. Встречаться Повилас всегда предпочитал в людных местах. Оттого Наталия их люто ненавидела. Для нее небольшое заведение престарелой эльзаской семьи было вовсе не местом, где можно расслабиться, а декорацией к ЕГО появлению.
На месте она оказалась первой.
— Меня должен ожидать господин Кавальский. — Скупо сообщила она симпатичной хостесс.
— Он еще не прибыл, однако я могу проводить вас к столику. — Кивнула симпатичная невысокая брюнетка.
Ковальчик лишь кивнула, посчитав на этом разговор исчерпанным. Впрочем, никто на беседе и не настаивал. Девушка сделала приглашающий взмах рукой и проводила гостью к ее месту.
«Да, все как Шрам любит. Контролируются основной вход и запасной выход, сзади никто не подойдет…», — лениво размышляла девушка, ловя каждое движение приближающегося к ней с уверенностью ледокола официанта.