Пояснял он это, кажется, только мне.

— Что они здесь делают? Почему лежат? — спросил второй разведчик.

Никто не ответил. Потому что не знали.

— С какой целью, — переформулировал я его мысль. — Видимо, с той же, по которой нас никто не встречает.

— Ловушка, — предположил первый разведчик.

— Но какая? — спросил второй.

И снова тишина.

Я двинулся вперёд, прислушиваясь к своим ощущениям и малейшим колебаниям маны вокруг. Обострил все свои чувства до предела.

Ждал чего угодно.

Криков.

Взрывов.

Громогласного голоса Лидера «Тихого Дома» или обрушения стен.

Но было совершенно спокойно.

Тут первый из разведчиков предположил:

— Они проиграли последний бой. Потеряли сильного мага. Возможно, поняли что сопротивляться больше нет смысла и отступили.

— Артефакты бы не оставили просто так, — справедливо подметил второй разведчик.

— Командир, — заговорил в эфир браслетов третий разведчик, обращаясь к Болтуну. — Приём, есть связь?

Секунда тишины.

Вторая…

Десятая…

Минута.

Ответа не последовало.

— Разворачиваемся, — резко сказал я и двинулся обратно, отметая добрую половину своих предположений, насчёт природы этого места.

Но когда вернулись к началу коридора, то я понял, куда мы зашли.

Потому что выхода больше не было.

Подвижный лабиринт.

Один из его подвидов. Но мне незнакомый.

Редкое сооружение. Потому что мало кто его находил. И еще меньше, кто возвратился, чтобы об этом рассказать.

Лабиринты обладали зачатками разума. Только другого. Совершенно не похожего на разум человека или любого другого органического существа или даже сущности.

В этом они больше напоминали големов или роботов технических миров. Но с одной важнейшей целью — сохранять энергию, заложенную в них.

Для этого они постоянно перемещались, чтобы мана не застаивалась и струилась внутри них мощным энергопотоком. Всегда.

Поэтому лабиринты двигались. Медленно. Коридор за коридором. Каждый день по чуть-чуть. Но неуклонно.

Однако если было необходимо, они могли за какие-то несколько минут уйти под землю на десятки метров, не оставив после себя и следа.

Путешествовали они под древними руинами или вполне живыми городами. И иногда забирали рискнувших зайти в них путников.

Опасная штука. Если не знать что делать.

Но я знал.

Пусть конкретно такого лабиринта я ещё не видел, но у каждого из них есть сердце. И это сердце можно взять под контроль, и заставить лабиринт тебя выпустить.

Однако, это долго.

И куда вероятнее, что нас просто раньше откопают маги земли, при отряде Болтуна.

Вот только одно вызывало вопросы: почему связи нет?

Подвижные лабиринты могли ограничить коммуникацию. С помощью толщи земли, за которой скрывались.

Вот только браслеты Болтуна действовали даже сквозь землю. Ведь в метро они прекрасно работали. А каких-то изолирующих техник в стенах лабиринта не было.

А может, я просто не нашёл и они глубже?

— Руслан Северский, ты сможешь разнести стену? Должно быть, противник заметил наше присутствие и перекрыл выход, — произнёс первый из разведчиков.

— И покрыл такими же символами, как на стенах? — задал резонный вопрос второй разведчик.

Пока третий безуспешно пытался выйти на связь с Болтуном.

А я спокойно ответил:

— Нет. Это бессмысленно. Мы в подвижном лабиринте. Либо нас сейчас найдут с помощью магии земли и вытащат, либо мы найдём сердце лабиринта и выберемся сами.

Стоило отдать разведчикам должное — они хранили полное внешнее спокойствие. Выучка… и внутренняя готовность к смерти? Пожалуй, именно так можно было объяснить это хладнокровие в ситуации, из которой нет очевидного выхода.

Но кроме неопределённости, перед нами не было ничего. Даже малейшего намёка на опасность.

И вот это было страннее всего. Ведь если и бить по нам — то прямо сейчас.

Поэтому я был готов к любым сюрпризам. Враг понимал, что мы здесь. Что мы одни. И что сейчас у него есть идеальный шанс нас остановить.

Но вот пространство внутри этого лабиринта было нестабильным даже для тех, кто контролирует его сердце.

И если враг ждёт нас в засаде, то именно нестабильность лабиринта будет нашим преимуществом. И тут важно, кто сделает первый шаг.

Я двинулся вперёд. Остальные разведчики следом. Они коллективно решили довериться мне. Так как я знал о подвижных лабиринтах и что они из себя представляют.

Но как оказалось, далеко не так много, как я думал…

Преодолев очередной поворот, я увидел напротив тупик. Вначале он казался непримечательным, но когда я взглянул в противоположную сторону то… увидел его же.

И когда обернулся.

И когда посмотрел снова вперёд.

Со всех четырёх сторон нас окружал тупик. И это была не иллюзия, что подтвердил один из разведчиков, который проверил сторону одной из линз.

Ха! Этот лабиринт оказался быстрее, чем любой из всех, встреченных мной ранее.

Лабиринт или тот, кто его контролировал, хотел с нами поиграть.

— Руслан Северский? — спросил один из разведчиков. — Что нам делать? — вот тут в его голосе послышалась тревога.

— Этот лабиринт реагирует на то, куда вы смотрите. Тупик, который все мы видим, не может присутствовать одновременно с четырёх сторон. Потому что в подвижном лабиринте нет изолированного пространства, — спокойно ответил я. — Каждый из нас должен выбрать сторону, в которую будет смотреть и лабиринт просто не сможет поддерживать ловушку.

Затем я быстро назначил каждому из разведчиков их направление и…

Я посмотрел назад. В проход, из которого мы пришли. А разведчики смотрели в три стороны света. В каждой из них был знакомый тупик.

Но при этом никакой ментальной магии на нас не воздействовало. Мой разум не подвергался влиянию чужой маны. А я уже давным давно был натаскан реагировать даже на самые тонкие вмешательства.

Значит этот лабиринт не просто был подвижным. Он чувствовал, кто как и куда на него смотрит. И исходя из этого менялся под своего наблюдателя. Точнее — наблюдателей.

Я направил одного из разведчиков смотреть туда, куда был направлен мой взгляд. А сам направился к тупику, в который тот разведчик смотрел раньше.

Он как раз оказался на севере.

Сейчас я отучу этот лабиринт играть с нами в игры внимания.

Подвижность — это большое преимущество. Однако в нём же скрывалась и слабость лабиринта. Потому что что обеспечивалась она благодаря мане. И изменение формы, и её укрепление впоследствии.

Так что…

Я подошёл к тупику. Сконцентрировал ману бирюзового тумана в своём кулаке и нанёс удар в стену тупика. Бирюзовый туман просочился туда. А мана лабиринта отступила от него.

Без маны камень лабиринта сохранял форму. Но был хрупким. Как обожжённая глина. Так что его можно было бы сломать и голыми руками, но пришлось бы сбить их в кровь.

Так что я применил «Северный Ход», разнося кусочки лабиринта куда-то за пределы тупика. Вглубь его же стены. И это оказало дополнительный разрушительный эффект.

Стена, расписанная символами, треснула. А вторым ударом, уже обычной руки, я обрушил её, открывая проход вперёд.

Толщина оказалась невелика. Чуть меньше двадцати сантиметров. Оно и понятно, иначе лабиринт не смог бы быстро ставить на моём пути такую преграду.

Больше подвижный лабиринт не пытался нас остановить. Системы самосохранения у него работали как надо.

Мы двинулись дальше.

Добраться до сердца лабиринта было бы решительно невозможно обычному человеку. И даже большинству магов этого мира.

Потому что он бы постоянно путал пути. Заворачивал в уже пройденные коридоры, которые и так друг от друга практически не отличались. А если бы мы пытались запомнить символы на стенах, то, возможно, и вовсе сошли бы с ума.

Создатели подвижных лабиринтов, из разных миров, рас и народов любили подобные трюки.