И почему этот человек в одежде его сына?

У выставленных для использованной защитной одежды корзин я так сильно дернул молнию комбинезона, что ее заклинило. И ругаясь сквозь зубы, продолжал тянуть, пока не сморщило ткань.

— Не задался день?

Я не заметил, что рядом кто-то есть. К ухоженному черному «Даймлеру» прислонился мужчина, и я узнал его больше по машине, чем по лицу. Щеки в оспинах — водитель сэра Стивена, тот самый, что был на устричной фабрике.

Он снова курил, и тонкая струйка дымка поднималась от наполовину сгоревшей сигареты в его руке. С его места была хорошо видна дорожка к дому, и он бросил на нее очередной взгляд.

— Не суетитесь, они еще разговаривают. — Я продолжал сражаться с наполовину расстегнутой молнией комбинезона.

Шофер, улыбнувшись, кивнул и затянулся. Он выглядел старше, чем я сначала решил, — скорее к пятидесяти, чем к сорока. И если бы не машина, я, пожалуй, его бы не узнал. Даже с отметинами от оспин, он был не из тех, кто выделяется в толпе. Черты лица хотя приятны, но невыразительны, аккуратно постриженные волосы неопределенного оттенка и с возрастом скорее выцветают, чем седеют. Плотность стройной фигуры выдавала человека сидячего труда — в своем темно-синем костюме из долговечной синтетики он мог сойти за бухгалтера или чиновника. Он мог сойти за кого угодно.

— Уж не очередное ли? — Он показал подбородком на группу у дома.

— Очередное что?

Его улыбка показала, что оно понял, что я пытаюсь увильнуть.

— Тело. Первое нашли в устье, второе вчера. Неплохой урожай.

— Это вы сказали, не я.

Насколько я знал, полиция не объявляла о второй находке. Утечка информации всегда возможна, но в данном случае надежной гарантией пресечения огласки служила удаленность местности.

Но водитель сэра Стивена явно что-то знал. Он пожал плечами и затянулся сигаретой.

— Как вам угодно. Я ничего у вас не выпытываю, только хочу подчеркнуть, что кое-что слышал.

— И что же именно?

— Если вы мне ничего не рассказываете, зачем мне вам что-то рассказывать?

Он улыбнулся, словно нашей общей шутке, но глаза среди смешливых морщинок оставались проницательными и настороженными. Он выпустил струйку дыма в сторону от меня.

— Так, треплюсь. Все, что мне известно: вчера объявилось еще одно тело. Одна из привилегий моей работы. Меня считают предметом мебели, забывая, что у меня есть тоже пара ушей.

Следовательно, кто-то сообщил о находке его работодателю, а он услышал. Интересно, информация поступила официально или в качестве любезности высокопоставленных друзей сэра Стивена?

Я промолчал, стягивая с себя испорченный комбинезон.

— Он всегда был таким.

Я поднял голову, стараясь разгадать, что бы значили его слова.

— Сын старика. — Шофер улыбнулся сквозь дым. — Из тех идиотов, котрым всегда чего-то не хватает.

От ответа я был избавлен и, кидая комбинезон в корзину, кивнул на дом.

— Ваш босс как будто закончил дела.

Он подобрался и бросил взгляд на приближающуюся группу хозяина и юристов — их разговор с Кларк продолжался недолго. Шофер без торопливости собрался, окурок исчез, словно по волшебству.

Не желая иметь ни с кем из них больше дел, я повернулся и пошел прочь.

Было за шесть, когда я кончил работу в морге. Потрудился бы еще, но помнил о приглашении на ужин к Траску и хотел успеть заскочить в эллинг переодеться. В любом случае здесь больше почти ничего не мог сделать. День я провел, извлекая кости из моющего раствора и очистив, раскладывая в нужном порядке сушиться. Освобожденные от мягких тканей кости стали сливочно-белыми и гладкими — от изящного изгиба ребер до замысловатых дисков позвоночника. Получилось человеческое существо, сведенное до элементарной механической основы, — биологический макет, не имеющий ничего общего с индивидуумом, которым некогда был. Но совершенно необходимый и, по-моему, гораздо менее унизительный, чем действие, оборвавшее жизнь этого лица.

Если повезет, он расскажет мне больше о том, кем раньше был.

С практикой собирать скелеты стало проще — будто складывать головоломку, где элементы как будто знакомые, но всегда разные. Если не считать черепа, данный костяк оказался в хорошем состоянии. Не только никаких насильственных повреждений, но даже старых травм и признаков деградации вследствие болезней или возрастных факторов. Самым примечательным в нем было то, насколько он непримечателен.

Если бы позволяло время, я бы выдержал паузу, позволяя костям устояться, и лишь потом приступил к изучению. Но до того, как писать отчет, я к ним еще вернусь. Но уже сейчас картина начала складываться. Под негромкий аккомпанемент вентилятора вытяжного шкафа злость на сэра Стивена испарилась, и я погрузился в дело — то, что много раз выполнял прежде. Занятие требовало усидчивости и вдумчивости, и, когда телефон возвестил, что меня вызывает Ланди, я удивился, насколько быстро пролетел день. Оставив запах химикатов и вареного мяса в смотровой, я пошел разговаривать в другую комнату. Инспектор начал с извинений:

— Я не должен был подставлять вас сэру Стивену. Надеялся вытянуть информацию из первоисточника и не мог предположить, что он напустится и на вас.

— Бывало и похуже, — успокоил я его. — Но меня удивило, что он не поленился выяснять, кто я таков.

— Такие, как он, ничего не пускают на самотек. Не побоюсь предположить, что он знает, что каждый из нас съел на завтрак. Включая шефа.

— Ну, и как все прошло? — спросил я, вспомнив выражение лица Кларк, когда она шла к сэру Стивену.

— Я бы назвал победой. Дипломатия не из сильных ее сторон, но адвокаты сэра Стивена не могли возразить против фактов.

По дороге от дома Лео Уиллерса в морг я раздумывал о случившемся. Как ни посмотреть, отношение сэра Стивена показалось мне странным. Не отсутствием проявления чувств — люди по-разному выражают горе и далеко не все напоказ. Но настойчивость, с которой он утверждал, что его сын умер, походила на дикий каприз. Я знавал людей, которые не хотели верить в смерть близкого человека, но наоборот — никогда.

— Как вы считаете, почему он с таким упорством настаивает, что найденное тело принадлежит его сыну? Он же понимает, что анализ ДНК расставит все по местам. Какой смысл спорить?

Ланди горестно вздохнул в трубку.

— Возможно, принимает желаемое за действительное. Прекрасно сознает, если тело не Лео, сын превращается из самоубийцы в убийцу. В этом случае все обстоит не так, как с Эммой Дерби: у нас на руках труп и прямо указывающие на Лео Уиллерса улики, что губительно для репутации семьи. И сэр Стивен скорее признает, что его сын умер, чем совершил преступление.

Такое не укладывалось у меня в голове. Чем бы ни провинился сын, я не мог представить, чтобы отец так относился к своему кровному отпрыску. Но, вспомнив холодного, безукоризненно одетого человека, подумал, что Ланди, возможно, прав.

— Вы меня слушаете, доктор Хантер?

— Да. — Я заставил мозг вернуться в реальность. — Удалось что-нибудь обнаружить в доме?

— По сути, нет. В могиле, кроме собаки, ничего не оказалось, дом словно стерилизовали. В шкафах чистота и порядок, в корзине для грязного белья пусто. Единственно, что всплыло: не исключено, что кроме «Мобри» пропало еще одно ружье.

— Не исключено?

— Мы пытаемся докопаться до сути. Для «Мобри» в кабинете Уиллерса был специальный сейф. Уборщица заявила, что он пуст, и мы решили, что ружье оттуда взяли. Но когда в прошлом году дом перестраивали, оружейную превратили в гимнастический зал. И перевели в подвал вместе со всем, в чем Уиллерс не нуждался.

— У Уиллерса была своя оружейная? — Мне казалось, он не любил стрелять.

— Досталась с домом. Сэр Стивен по всем отзывам был умелым стрелком и устраивал стрелковые праздники, когда туда приезжала семья. Кроме «Морби», остальные ружья были старше. В оружейной шесть ячеек, но стволов обнаружилось только пять. Никто не знает, когда и почему пропало шестое ружье. А если знают, не говорят.