Торопливо выпили по одной, по другой, по третьей, и настало время отправляться в кино. Коллам заранее купил билеты. В фойе я достал мобильник и только собрался выключить, как он зазвонил. На экранчике вспыхнул номер Хлои. Я с удивлением глядел на аппарат. Хлою я не видел и не разговаривал с ней с тех пор, как Жюль приводил ее в «Зед». И теперь не понимал, зачем она мне звонит.

— Пора в зал, — поторопил меня Коллам.

Мой палец повис между кнопок «Ответить» и «Отказать». Но я не успел нажать ни на ту ни на другую — вызов внезапно прекратился. Имя Хлои еще мгновение светилось на экране, затем он погас.

Выключая и убирая телефон, я почувствовал укол вины. Но меня ждала компания, а Хлоя свой выбор сделала. Если у нее что-нибудь важное, то оставит сообщение или позвонит позже.

Она не позвонила.

Настал день, когда я избавился от швов. Раны от металлических зубьев капкана покрылись корками и зажили, я больше не носил бинты. Швы, наверное, можно было снять и раньше, но Матильда не предлагала, а я не настаивал. Почему-то мне было жаль расставаться с этими уродливыми черными нитками.

Но в то утро они зудели больше обычного. Яростно расчесывая ступню, я понял, что время настало. Я сказал об этом Матильде, когда брал в доме завтрак. Заправив назад прядь волос, она кивнула.

— Если хотите, попозже сниму.

Я поблагодарил ее и ушел в амбар. Но после завтрака почему-то тянул время. Замесил раствор и поднял на леса. Я потерял счет дням, однако не сомневался, что наступило воскресенье. Даже Арно не стал бы требовать, чтобы я вкалывал семь дней в неделю, но у меня самого возникла такая привычка. В последнее время я все больше страдал оттого, что не знал, куда девать время, и работа помогала избавиться от его гнета. Когда забивал раствор в промежутки между камнями, мне было не по себе, как-то тревожно. И не только от мысли, что будут снимать швы.

Я стал лучше спать. Физические упражнения, здоровая еда и солнце — хорошие средства от бессонницы. После последнего ночного визита Греттен я перестал ставить комод на крышку люка, но не мог пожаловаться, что она нарушает мой сон. Меня опять преследовали видения, как я отмываю руки в роще.

Я вставил на место очередной камень, соскреб лишний сырой раствор, а тот, что остался, разгладил мастерком, пока участок не сровнялся с остальной стеной. Верхняя часть дома была почти закончена. Еще несколько дней, и надо будет опускать настил лесов на уровень ниже. Работы хватит, чтобы занять меня на несколько месяцев.

Вытерев со лба пот, я решил узнать, сколько сейчас времени. Разумеется, часы были не на руке, а в рюкзаке, куда я их положил, когда начал ремонт дома. Я без них прекрасно обходился, но теперь у меня возникло ощущение, что я куда-то опаздываю.

Кончился раствор — подходящее время, чтобы отдохнуть. Спустив пустое ведро с лесов, я оставил его у стойки и направился в кухню. Дверь была открыта. Я постучал, и ответила Греттен.

— Матильда здесь? — спросил я.

— А что?

— Утром она мне обещала снять швы. Но если ее нет, ничего страшного.

Я трусливо порадовался отсрочке, но Греттен уже впустила меня в дом. Сквозь легкое платье просвечивали ее загорелые ноги.

— Матильда наверху с Мишелем.

Немного поколебавшись, я переступил порог. Выложенный плитками пол, потертые стол и стулья — все было знакомо, но без Матильды комната казалась какой-то не такой. Рядом с раковиной лежала ощипанная, голая тушка курицы.

— Зайду попозже, — сказал я и повернулся к двери.

— Нет, оставайтесь. — Слова прозвучали скорее как приказ, чем приглашение.

Я посмотрел в дверь на залитый солнцем двор, а Греттен взяла курицу за желтые лапы — мертвая голова неестественно свесилась — и распластала на разделочной доске. Один птичий глаз помутнел. Я постарался не вздрогнуть, когда Греттен большим мясницким ножом отсекла курице шею.

— Не стесняйся, садись.

— Спасибо.

Греттен выпотрошила в раковине обезглавленную курицу и, переворачивая, лишила обеих лап.

— Я тебя почти не вижу.

— Я же был здесь вчера.

Теперь подразумевалось, что каждый вечер я ужинаю с ними в доме. И хотя завтракать и обедать был волен в приятном уединении, начинал скучать по былым вечерним трапезам у амбара. Было утомительно наблюдать, как Арно потягивает свое кислое вино и, по мере того как опустошается бутылка, становится все непредсказуемее.

Греттен посмотрела на меня через плечо.

— Я не это имела в виду. Ты меня избегаешь?

— Конечно, нет.

— Вот и хорошо. А то я испугалась, что ты на меня сердишься.

Оставленные вилкой на руке царапины до сих пор саднило, и я еле сдержался, чтобы не потереть их. Низкий потолок и тяжелая мебель вдруг стали давить на меня.

— Давай вместе пообедаем? — предложила Греттен, вынимая что-то красное из пищевода курицы. — Поучишь меня английскому.

Я покосился на ведущую на второй этаж лестницу.

— Мне казалось, тебе неинтересно.

— Будет интересно, обещаю.

Я с облегчением обернулся, когда дверь на лестницу открылась и в кухне появилась Матильда с Мишелем. Увидев нас, она на мгновение застыла, затем шагнула к высокому стулу.

— Не слышала, как вы пришли.

— Ждет, чтобы ему сняли швы, — объяснила Греттен, промывая курицу под краном. Кровь из разрубленной шеи стекала в раковину.

— Могу прийти позже, — сказал я.

— Нет, нет, все в порядке. — Матильда усадила сына на стул. Он сопротивлялся, расплакался, мокрое лицо раскраснелось. — Греттен, посиди с Мишелем.

— Я занята.

— Пожалуйста. У него режутся зубки, поэтому он так беспокоен.

— Это твой ребенок, — проворчала сестра. — Почему я должна его постоянно с собой таскать? — Она вытерла руки и направилась к племяннику.

— Взгляну на ваши швы в ванной. — Матильда повернулась и не увидела, какой взгляд послала ей в спину Греттен.

Я обошел стол, чтобы не приближаться к ней, пока у нее в руках был огромный мясницкий нож. Закрыл за собой дверь и направился за Матильдой наверх. Сел на краю ванны, а она достала из шкафа все необходимое: пинцет, небольшое блюдце, полотенце. Я снял носок и обнажил ступню. Раны покрывала короста, но под ней образовалась новая розовая кожа, из которой, как щетина, торчали нитки. Матильда наклонилась надо мной, смочила полотенце в теплой воде, протерла ступню и смягчила корочки на ранах. Затем положила полотенце на колени и устроила на нем мою ногу. Мне стало неловко от этой интимной позы.

— Больно не будет.

Возникло тянущее ощущение, когда она стала тянуть пинцетом за концы ниток. Когда одна выходила, Матильда бросала ее в блюдце и бралась за следующую. А там, где швы сопротивлялись, ее прохладные, ласковые руки действовали с большой осторожностью. Она целиком погрузилась в работу, и я невольно вспомнил предложение Арно.

— Как Лулу?

— Ветеринар сказал, что обрубок инфицирован.

Я пытался подобрать слова, которые не показались бы банальностью, и не сумел. Подумал, что Жан-Клод был прав: от поступков Матильды никому не легче и меньше всего — собаке.

— Вы встретили Жан-Клода? — спросила она, словно прочитав мои мысли.

— Жан-Клода?

— Когда ездили в город за песком?

— Да, на строительном дворе. Как вы догадались?

— Вы долго отсутствовали. Вот я и решила, что, наверное, наткнулись на него.

Я не понимал, к чему она вела. Но не сомневался: если бы не хотела, то не затеяла бы разговор.

— Он сказал мне, что пропал Луи.

По выражению лица Матильды невозможно было судить, что у нее в голове. Когда в прошлый раз я спросил ее, где отец Мишеля, она ответила, что не знает. Правда, Матильда не обязана мне ничего объяснять. Она заправила назад волосы.

— Да.

— Что произошло?

Я чувствовал на ноге ее дыхание.

— Он объяснил, что у него какие-то дела в Лионе, убедил отца ссудить его деньгами и исчез. Это было восемнадцать месяцев назад. С тех пор я его не видела и ничего о нем не слышала.