А у меня с собой ничего нет.

— Не разговаривай, — дал я глупый, ненужный совет, потому что глаза ее вновь закрывались. Последний запас сил она растратила при атаке на Мейсона, и пульс бился все слабее и слабее. «Нет! Господи, нет! Не сейчас!»

Превозмогая дикую боль в спине и горле, я взял ее в охапку и поразился, какой легкой стала Дженни. Она почти ничего не весила! Мейсон по-прежнему не шевелился, однако хрип его был слышен даже на лестнице, куда я тащил девушку. Поднявшись наверх, я ногой распахнул дверь и, шатаясь, побрел к деревьям. Хотя сейчас дождь лил как из ведра, после омерзительного подвала он казался очистительной купелью. Голова Дженни безвольно качалась из стороны в сторону, поэтому я поскорее усадил ее на пассажирское сиденье. Затем перехватил девушку ремнем безопасности, чтобы она не упала по дороге, и укрыл одеялом из моего комплекта первой помощи. Завел мотор, развернул внедорожник, попутно чиркнув бортом по микроавтобусу Мейсона, и, сшибая кабиной ветки, помчался в поселок.

Машину я гнал, не обращая внимания на опасность. Полных двое суток Дженни провела без инсулина, перенесла бог знает какие муки и к тому же явно истекала кровью. Ей срочно была нужна медпомощь, но до ближайшей больницы несколько миль, а я боялся везти ее в таком состоянии. Кляня себя за идиотизм — ведь был же инсулин в моих собственных руках, в амбулатории-то! — я отчаянно тасовал варианты. Увы, их не так много. Возможно, Дженни уже впала в кому. Если не обеспечить стабилизацию, она погибнет.

И тут мне вспомнились санитарные машины, которые Маккензи должен был привлечь для облавы на старую мельницу. Есть шансы, что они еще там. Решив упрямо дожидаться сигнала, я полез за мобильником. Да, но где он?! Безрезультатно обшарив все карманы подряд, я сообразил, что потерял его во время схватки в подвале. Мозг будто онемел. Что делать? «Вернуться или мчать вперед? Ну же, решай!» Нога будто сама выжала педаль газа до упора. Нет, возвращаться — значит потерять слишком много времени.

Времени, которого у Дженни не оставалось.

Я достиг конца грунтовки и, резко вывернув руль, бросил «лендровер» на основную трассу. Инсулин есть в амбулатории. Там я хоть начать смогу, пока едут санитары. Еще прибавив скорости, я вглядывался в ночь сквозь потоки воды на лобовом стекле. Ливень хлестал так, что даже при всех включенных фарах я едва различал ближайшие несколько ярдов дороги. Косой взгляд на Дженни — и увиденное заставило крепче вцепиться в баранку.

Путь до Манхэма показался вечностью. Но вот он, поселок! Резко вынырнув из-за пелены дождя, навстречу мчатся здания. Кругом бушует настоящий шторм, дорога пустынна, даже от вездесущей прессы не осталось следа. Может, стоит тормознуть у полицейского трейлера, что до сих пор торчит на центральной лужайке? Нет, нельзя. Времени на объяснения не осталось, а самое главное сейчас — это дать Дженни инсулин.

Машина с ревом подкатила к неосвещенному особняку. У меня хватило ума припарковаться в стороне от входной двери, оставив место для кареты «скорой помощи». Выпрыгнув из кабины, я бросился к противоположной дверце. Так, дыхание мелкое и частое… Девушка шевельнулась, когда я вытащил ее под дождь.

— Дэвид?.. — Не голос, а шепот.

— Все в порядке, Дженни, мы приехали. Держись…

Кажется, она не слушала. Затрепыхавшись в руках, Дженни бросила на меня перепуганный, несфокусированный взгляд.

— Нет, нет!

— Это я, Дженни, все в порядке.

— Он убьет меня!

— Не убьет, не убьет, я обещаю.

Девушка опять лишилась чувств. Я заколотил ногой в дверь, не в состоянии открыть замок, когда обе руки заняты обмякшим телом. Прошла вечность, и вот в прихожей вспыхнул свет. Я ввалился внутрь, чуть не сбив Генри вместе с его коляской.

— Вызывайте «скорую»!

Обомлев, он тут же откатился в сторону.

— Дэвид, что за?..

Впрочем, я уже мчался по коридору.

— Она уходит в диабетическую кому, срочно нужна помощь! Звоните же! Да, и скажите им, что у полиции может быть «скорая» наготове!

Ногой распахивая дверь в кабинет Генри, я уже слышал, как он набирает номер. Девушка даже не шелохнулась, пока я укладывал ее на кушетку. Лицо под маской запекшейся крови отливало смертельной белизной. На горле едва мерцал пульс. «Пожалуйста! Пожалуйста, держись!» Но что я мог предпринять?! Отчаянные полумеры, не более того… Почки и печень наверняка отравлены, а сердце может отказать в любой момент, если не начать срочное лечение. Помимо инсулина, ей нужны соли и внутривенные вливания, чтобы вымыть из организма токсины. А что я могу сделать здесь? Только надеяться, что инсулин позволит ей продержаться до приезда «скорой». И до доставки в больницу…

Рывком открыв холодильник, я непослушными руками принялся ворошить коробки. В этот миг в кабинет въехал Генри.

— Я сам достану, а вы готовьте шприц, — приказал он.

Под моим напором со стеллажа посыпались фотографии. Стальные дверцы распахнулись, и я зашарил по полкам.

— Что со «скорой»?

— Едет. Слушайте, вы в таком состоянии… А ну-ка в сторону, я сам все сделаю, — безапелляционно скомандовал Генри и протянул руку за шприцем. Я не сопротивлялся. — Да что случилось-то, черт вас дери? — сердито потребовал он, протыкая пробку иглой.

— Том Мейсон. Он держал ее в старом бомбоубежище, возле своего дома. — При виде недвижного тела сердце словно скрутило жгутом. — Он убил Салли Палмер и Лин Меткалф.

— Внук Джорджа Мейсона? — недоверчиво переспросил Генри. — Вы шутите!

— Он и меня пытался убить.

— Боже мой!.. Где он сейчас?

— Дженни ударила его ножом.

— То есть… он мертв?

— Может быть. Не знаю.

Сейчас мне судьба Мейсона до лампочки. Изнывая от нетерпения, я следил за руками Генри. Он вдруг нахмурился, разглядывая шприц.

— Черт! Игла забилась, ничего не сосет. Дайте другую, живо!

Страшно захотелось заорать в ответ, но я сдержался и кинулся к стеллажу. Дверцы успели захлопнуться, и пока я дергал за ручку, повалилась еще одна фотография. Едва скосив на нее глаз, я схватил коробку шприцев и… Вдруг в голове что-то словно щелкнуло.

Я перевел взгляд обратно, только не на упавшую фотографию, а на соседнюю с ней. Свадебный снимок, Генри с женой. Сколько раз я уже его видел, этот трогательный момент застывшего счастья… А теперь я вижу кое-что еще.

Подвенечное платье. Точно такое же было в подвале Мейсона.

Неужели галлюцинации? Вроде нет: и покрой, и богато отделанный лиф, и вставка из кружевных лилий — все они слишком своеобразны, чтобы ошибиться. Ну очень похожий наряд… Хотя нет, он не просто похожий. Платье — то самое.

— Генри… — начал было я и задохнулся от острой боли в ноге. Сжимая в кулаке пустой шприц, в сторону отъезжал Генри.

— Мне очень жаль, Дэвид. Поверьте, — сказал он. В его глазах читалась странная смесь печали и отрешенности.

— Что… — только и успел выдавить я, как губы перестали слушаться. Кругом все поплыло, комната начала куда-то проваливаться. Осевшее на пол тело будто лишилось веса. Теряя последнюю связь с миром, я вдруг увидел невозможную картинку: Генри встает с кресла-коляски и шагает ко мне.

А потом и он, и все остальное кануло во мрак.

Медленное тиканье заполняет комнату звуком пыли, падающей сквозь солнечный свет. Каждый ленивый такт длится столетие, затем уступает место следующему. Часов я не вижу, но могу их представить: старинный тяжелый короб полированного дерева, пахнущий воском и временем. Он знаком мне до мелочей; в пальцах живет память о латунной округлости ключа, которым заводится пружина.

Я мог бы вечно слушать их торжественную поступь.

На решетчатом поду камина тлеют поленья, источая терпкую сладость сосны. Высокие книжные полки опоясывают стены, а лампы освещают углы мягким сиянием. В центре столешницы вишневого дерева — белая ваза, полная апельсинов. На душе тепло от привычных очертаний комнаты. Мне знаком этот дом, хотя я бываю здесь только во сне. Тут живут Кара и Алиса, обитатели моих сновидений. Дом нашей семьи.