— А это сооружение до сих пор вращается? — спросила она.
— Лишь очень медленно, — сообщил паривший рядом корабельный дрон, увидев, что Нопри не стал отвечать. — Его вращение синхронизировано с вращением самой Галактики.
Она обдумала услышанное.
— Но это же очень медленно. Почему так произошло?
— Все остальные тоже только диву даются, — кивнул Нопри.
— Спасибо, — вырвалось у нее, когда двери временного пристанища разошлись перед нею сами собой, будто лепестки сердечного клапана. Корабельный дрон слегка снизился и пролетел внутрь, удерживая ее багаж своим полем.
Нопри оглянулся через плечо в непроглядный сумрак.
— У вас тут симпатично. Можно я останусь?
— К сожалению, нельзя, — вежливо ответила она.
— Да мне секс не нужен. Мне компания нужна.
— Нет. Но я благодарна вам за эту просьбу.
— Ну что ж, — он слегка поклонился, — может, когда-нибудь и возьмитесь за ум.
Она некоторое время смотрела, как человек и маленький колесный дрон медленно бредут во тьму, потом повернулась и обследовала взглядом свои аппартаменты. Ей подумалось, что, наверное, двери когда-то были окном у самого потолка — они поворачивались по горизонтальной оси, а собственно дверь оказалась довольно тонкой и узкой перегородкой посредине трехметрового проема. Она наклонилась и пролезла внутрь. Створки вернулись в первоначальное положение.
Убранство каюты показалось ей замысловатым, вполне отвечавшим стилистически обилию уровней, закутков, поворотов, где она рисковала заплутать среди теней. Несомненно, в ту пору, когда здешний пол был потолком, все эти конструкции имели какое-то иное, более осмысленное назначение.
Корабельный дрон повис перед нею и доложил, что в каюте обнаружена кровать с жидкостной амортизирующей прослойкой, где вполне может разместиться существо панчеловеческого метавида, и что он продолжает поиски санузла.
— Вы солдат? — спросила доктор.
Глаза Ватуэйля округлились в притворном изумлении.
— Да, пожалуй. Солдат, офицер флота, пехотинец, техник летательного аппарата, подводник, космофлотец, солдат вакуумной пехоты, бестелый интеллект в хитрой машине для убийства, кусок программного кода — все вышеперечисленное. Для вас это новость? Есть, знаете ли, такая хрень, как Военная Конвенция, док, и в соответствии с ней меня нельзя пытать или безнаказанно влезать в мою личность. И пусть вы заполучили мой код и все, что в него напихано, однако лазить в моем сознании и гонять его по симуляторам вам возбраняется — уж для пыток и наказаний так точно.
— Вы чувствуете себя наказанным за что-то?
— Зависит от того, как долго все это будет продолжаться, — пожал он плечами.
— И как долго это продлится, по вашему мнению?
— Не знаю. Я тут ничем не распоряжаюсь.
— А кто распоряжается, как вы думаете?
— Вы. Ваша сторона конфликта. Может быть, и вы лично, в зависимости от того, что вы такое или кого представляете. О, кстати — а кого вы здесь представляете?
— Кого же я представляю, как вы думаете?
Он вздохнул.
— Вам никогда не надоедает отвечать вопросом на вопрос?
— Вы думаете, что мне это может надоесть?
Он усмехнулся краем рта.
— Да.
Он не мог понять, зачем вообще оказался здесь. У них в распоряжении его программный код, им известно все с того самого момента, как он попал сюда. Ничто из того, с чем он явился сюда, не могло от них ускользнуть. Вообще-то такое развитие событий планом не предусматривалось. Его сопровождала специальная подпрограмма, чьей задачей было стереть его личность и все воспоминания, а заодно и всю технико-тактическую информацию, как только станет понятно, что он — в обличье темного копья, падающего с небес — вряд ли переживет самоубийственный рейд. Будь он полностью уничтожен, это не имело бы значения, но если бы от него все же что-то оставалось, следовало позаботиться, чтобы это «что-то» ни в коем случае не досталось Врагу. Но иногда подпрограммы не срабатывали вовремя. Он слышал о таких случаях. Им не полагалось быть слишком чувствительными, иначе вероятность ложных срабатываний была бы чересчур высока. Вот это, надо полагать, и случилось с ним. Ошибка. Он попал сюда по ошибке.
Впрочем, он не видел в этом особых поводов для беспокойства. Он успел уже, сидя в безликом кабинетике напротив молодой врачихи, перерыть всю память, что у него еще оставалась, и не нашел там ничего, относящегося к миру за пределами комнаты.
Он знал, кто он такой. Его звали майор Ватуэйль. Он провел многие десятки лет в огромной военной симуляции, запущенной взамен реальной войны между Гееннистами и Альтруистами. Воспоминания о миссиях, предшествовавших злополучному рейду, были крайне смутными, а о том, что происходило между заданиями, он не мог вспомнить вообще ничего. Но так и должно было быть. Его базовая личность — ядро, спрятанное за семью замками в самых надежных цитаделях Альтруистов, запущенное в самых проверенных вычислительных субстратах, — училась на ошибках копий, отряженных в каждую из этих миссий. Очистившись от них и сделав необходимые выводы на будущее, она загружала себя в следующую итерацию, и так далее. Ничто способное скомпрометировать его лично или сторону, на которой он воевал, не должно было просеяться сквозь это сито. Каждая версия его личности, как бы она ни выглядела в Виртуальной Реальности, чем бы ни становилась — подобием человека, машины или просто фрагментом самомодифицирующегося программного кода, выбиравшим себе личину в зависимости от нужд конкретного симулированного окружения, — проходила тщательный контроль перед тем, как отправиться на поле боя, чтобы в руки Врага в случае провала не попало ни бита ценной информации. В общем, пользы от него им тут не было решительно никакой, и все же он оказался здесь. Зачем? С какой стати? Как с ним поступят?
— Как вас зовут? — спросил он девушку.
Он выпрямился на стуле, набычившись, уставился ей в лицо, представил на ее месте салагу-рекрута, которого полагалось прилюдно отчитать на плацу, и вложил в голос всю командирскую строгость, на которую был сейчас способен.
— Я требую, чтобы вы назвали мне свое имя или идентификатор.
— Сожалею, — сказала доктор ровным тоном, — я не обязана его называть.
— Да нет, обязаны.
— Вы думаете, что вам от этого станет легче?
— А вы так и будете отвечать вопросами на вопросы?
— Вы думаете, что я здесь за этим?
Он впился в нее взглядом и представил, как бросается на нее через стол и дает хорошенькую затрещину. Или швыряет на пол. Или выбрасывает в окно. Или душит выдернутым из старинного телевизора шнуром питания. Как далеко ему позволят зайти в каждом из этих сценариев? Что произойдет после этого? Может, симуляция просто прервется? А вдруг здесь она несоизмеримо сильней его — и ответит так, что ему мало не покажется?
Или ворвется охрана и скрутит его в бараний рог?
Или ему просто позволят дойти до конца и предоставят расхлебывать последствия?
Хм, а ведь это может быть испытанием. В конце концов, врачей и гражданских трогать нельзя... а ему только что этого захотелось. Ох, как захотелось.
Это с ним произошло впервые.
Ватуэйль перевел дыхание, успокоил сердцебиение и вежливо спросил:
— Могу ли я узнать ваше имя?
Девушка улыбнулась и постучала ручкой по планшету.
— Меня зовут доктор Меджейар, — сказала она, что-то записав у себя в бумагах.
Ватуэйль не обратил на это особого внимания и едва расслышал, как она назвала свое имя.
Он вдруг начал понимать, что в действительности происходит.
— Вот же блядь, — не сдержавшись, тихо выругался он сквозь зубы.
— Простите? — переспросила доктор.
Он невесело улыбнулся.
— Вы на самом деле не обязаны были называть мне свое имя?
— Получается, что так, — согласилась она.
Он продолжал улыбаться, но теперь улыбка скорее походила на волчий оскал.