Нахально бросавшаяся в глаза своим блеском вывеска у входа стоила ей немало нервов, но нелепый телефон с большими красными кнопками вызвал лишь брезгливое недоумение. Она явно не собиралась улыбаться до тех пор, пока не разменяет чек в банке без очередного подвоха. В прошлый раз Дирк отобрал у нее выданный им же чек еще до окончания дня, объяснив это тем, что он «может попасть не в те руки», а это означало только одно — в руки банковского служащего.

Дирк через стол протянул ей клочок бумаги.

Взяв его, мисс Пирс внимательно осмотрела его с лицевой стороны, а затем, перевернув, так же осмотрела оборотную сторону и вновь положила его на стол.

— Ну как? — спросил Дирк, сгорая от нетерпения. — Что вы на это скажете? Говорите же.

Мисс Пирс вздохнула.

— Бессмысленные каракули синим фломастером на куске простой писчей бумаги, — ответила она. — Похоже, вы сами сфабриковали это.

— Нет! — сердито крикнул Дирк. — Хота да, — тут же признался он. — Потому что верю, что это решение проблемы.

— Какой проблемы?

— Проблемы, — повторил Дирк, стукнув ладонью по столу, — одного фокуса. Я говорил вам о нем.

— Да, мистер Джентли, и не раз. Но такие фокусы показывают по телевизору.

— Лишь с одной разницей. Этот фокус абсолютно невозможен.

— Он не мог быть невозможным, иначе ваш фокусник не взялся бы за него. Ясно как божий день.

— Совершенно верно! — радостно воскликнул Дирк. — Мисс Пирс, вы необычайно умная и проницательная юная леди.

— Благодарю вас, сэр. Мне можно идти?

— Подождите! Я еще не все сказал. Далеко, далеко не все. Вы продемонстрировали мне глубину вашей проницательности и ума, а теперь позвольте мне продемонстрировать мою.

Мисс Пирс снова послушно села.

— Я думаю, это произведет на вас впечатление, — заверил ее Дирк. — Представьте себе неразрешимую проблему. Я пытаюсь ее решить, я мысленно хожу вокруг нее, круг за кругом, напрягая свою сообразительность до предела. Я не могу ни о чем больше думать, пока не найду ответ. Но в том-то и дело, что, если я не переключусь на что-то другое, я не решу мою проблему и не найду ответ. Это замкнутый круг. Как разорвать его? Задайте мне этот вопрос.

— Как? — послушно, однако без энтузиазма спросила мисс Пирс.

— Заранее написав ответ! — воскликнул Дирк. — Вот он! — Он торжествующе хлопнул ладонью по записке и с довольной улыбкой откинулся на спинку кресла.

Мисс Пирс тупо уставилась на злополучный клочок бумаги.

— Имея результат решения проблемы, — продолжил Дирк, — я могу теперь обратиться к другим, новым и интригующим проблемам, как, например…

Он взял записку с небрежным росчерком, карабушками и закорючками и показал мисс Пирс.

— На каком языке она написана? — спросил он низким загадочным голосом.

Мисс Пирс все так же недоуменно глядела на нее.

Дирк отбросил бумажку, удобно положил ноги на стол и откинулся в кресле, сцепив руки на затылке.

— Догадайтесь, что я придумал? — сказал он, глядя в потолок, словно именно к нему обращался. Тени на потолке дрогнули, будто испугались, что вместе с потолком будут неожиданно вовлечены в эту дискуссию. — Я перевел проблему из разряда труднорешаемых и, возможно, неразрешимых головоломок в простую лингвистическую загадку. Хотя и… — тут Дирк сделал долгую паузу, что-то обдумывая, — труднорешаемую и, возможно, неразрешимую.

Он снял ноги со стола, сел прямо, затем серьезно посмотрел в лицо Джанис Пирс.

— Ну давайте скажите, что это бред сумасшедшего, но вполне возможно, что он сработает!

Джанис Пирс откашлялась.

— Это бред, — сказала она. — Поверьте мне.

Дирк отвернулся и как-то криво обмяк, словно натурщик «Мыслителя», когда Роден, извинившись, отлучился на минутку.

Он казался усталым и подавленным.

— Я знаю, — начал он каким-то погасшим голосом, — в этом кроется что-то недоброе, какая-то огромная ошибка. Я должен немедленно ехать в Кембридж и все уладить. Но мне было бы спокойней, если бы я знал, что это…

— Пожалуйста, мне можно уйти? — взмолилась несчастная девушка.

Дирк мрачно посмотрел на нее.

— Да, — сказал он со вздохом, — только скажите, что вы обо всем этом думаете? — Он указал на записку.

— Я думаю, что все это похоже просто на детскую игру, — откровенно призналась Джанис Пирс.

— Но… но… но… — Дирк в отчаянии заколотил по столу. — Как вы не понимаете, мы должны иногда становиться детьми, чтобы понять? Только дети способны видеть все в истинном свете, потому что они еще не научились все пропускать через фильтры, столь мешающие нам увидеть то, чего мы не ожидаем увидеть.

— Взяли бы да и спросили у них, раз так.

— Благодарю вас, мисс Пирс. — Дирк потянулся за шляпой. — В который раз вы оказываете мне поистине неоценимую услугу, за что я вам бесконечно благодарен.

Более не раздумывая, Дирк устремился к двери.

Когда Ричард собрался наконец к Сьюзан, погода стала явно портиться. Ясные и чистые краски утра утратили свою интенсивность, и небо вскоре снова приняло привычный для Англии цвет, напоминающий старую мокрую кухонную тряпку. Ричард взял такси и через несколько минут был у цели.

— Всех их следует депортировать, — заметил шофер, когда они остановились.

— Эм-м, кого депортировать? — испуганно спросил Ричард, сообразив, что не слышал ни слова из того, что, очевидно, всю дорогу говорил таксист.

— Эм-м… — попытался ответить таксист, тоже соображая, что прослушал, о чем говорил клиент. — Да, всех. Разделаться с ними разом, вот что я считаю. С ними и с их чертовыми тритонами, — добавил он в заключение.

— Может, и так, — неопределенно согласился Ричард и поспешил скрыться в парадном.

Из-за двери доносились медленные и величавые звуки виолончели. Он был рад, что Сьюзан играет. Она умела сохранять удивительную выдержку и контроль над собой при любых обстоятельствах, если не разлучалась с музыкой. Ричард заметил, какую странную и необычную форму принимала порой эта связь. В те моменты, когда ей было плохо или что-то тревожило, стоило ей взять в руки виолончель, как она все забывала. Музыка освежала ее и возвращала покой. Но бывало, что исполнение той же пьесы могло, наоборот, лишить ее покоя, и она долго потом не могла прийти в себя.

Ричард как можно осторожнее открыл дверь квартиры и попытался на цыпочках прокрасться мимо маленькой музыкальной комнаты, но неожиданно дверь оказалась открытой. Остановившись на мгновение, он глазами попросил Сьюзан не обращать на него внимания и продолжать играть. Он успел лишь заметить, как осунулось и побледнело ее лицо, и все же она улыбнулась ему, а рука, державшая смычок, увереннее заходила по струнам.

Именно в этот краткий миг с безукоризненной точностью луч солнца, пробившись сквозь тяжелые дождливые тучи, отбросил блики на девушку и благородное коричневое дерево виолончели. У Ричарда перехватило дыхание от этой великолепной картины. Зловещий круговорот событий этого дня на мгновение замер, великодушно дав ему передохнуть.

Он знал, что плохо понимает музыку и так же мало знает ее, но то, что играла Сьюзан, было похоже на Моцарта. Именно Моцарта она должна была исполнять в предстоящем концерте вместо подруги, вспомнил он и тихонько проследовал в гостиную. Сев, он стал слушать.

Наконец звуки виолончели умолкли, но прошло какое-то время, прежде чем появилась Сьюзан. Смущенно моргая и улыбаясь, она крепко обняла его, а затем отпустила и, подойдя к телефону, снова положила трубку на место. Обычно она снимала ее, когда играла.

— Прости, — сказала она, — я хотела доиграть до конца. — Она быстро и с досадой смахнула слезинку. — Как ты, Ричард?

Он пожал плечами, смущенно глядя на нее, но ничего не ответил.

— А мне остается привыкать и жить дальше, — сказала с печальным вздохом Сьюзан. — Мне так жаль, я была такой… — Сьюзан, не закончив, лишь в отчаянии покачала головой. — Кто мог сделать это?