Доктор чуть переместилась на коленях и сунула руку под кровать. Она вытащила пару пузатых глиняных сосудов — один с пробкой, другой без. Она понюхала пустой и встряхнула тот, что с затычкой. В сосуде что-то булькнуло. Госпожа Элунд глядела широко раскрытыми глазами. Она сглотнула слюну. Я уловил запах из сосуда — так же пахло дыхание госпожи Элунд. Доктор посмотрела на другую женщину.

— Давно она спит с мужчинами? — спросила доктор, возвращая сосуды под кровать.

— Спит с мужчинами?! — заорала толстуха, выпрямившись. — Да она…

— К тому же, как я думаю, на этой самой кровати, — сказала доктор, задирая на девочке платье, чтобы показать женщине простыню. — Так она и получила эту инфекцию. Кое-кто был с ней слишком жесток. Она еще так молода. — Доктор кинула на госпожу Элунд взгляд, и можно было только порадоваться, что он не предназначался мне. У той отвисла челюсть и широко открылись глаза. Я думал, она собирается заговорить, но тут доктор сказала: — Я разобрала, что, уходя, сказали дети, госпожа Элунд. Они думают, что Зи, может быть, беременна, а еще они говорили о капитане с корабля и двух плохих дядьках. Или я что-то не так поняла?

Госпожа Элунд открыла рот, потом обмякла, глаза ее закрылись, и, ахнув, она свалилась словно замертво, не выпуская из рук докторского плаща.

Доктор, не обращая внимания на госпожу Элунд, покопалась в своем саквояже, вытащила склянку с мазью и лопаточку. Надела перчатки из рыбьего пузыря, специально изготовленные для нее дворцовым кожевником, и снова задрала на девочке платье. Я опять отвернулся.

Доктор использовала многие из своих драгоценных мазей и жидкостей, попутно объясняя мне, какое воздействие то или иное средство окажет на девочку, как одно ослабит воздействие высокой температуры на мозг, другое станет бороться с инфекцией в самом зародыше, третье будет делать то же изнутри тела девочки, а четвертое вернет ей силы и подействует как общеукрепляющее, когда она поправится. Доктор попросила меня вытащить ее плащ из-под госпожи Элунд и высунуть его из окна в соседней комнате и держать — руки мои наливались тяжестью, — пока он не напитается влагой, а потом принести его назад и завернуть в его темные складки девочку, которую доктор раздела почти догола, оставив лишь единственную драную сорочку. Больная продолжала дрожать, корчиться в судорогах, и, судя по всему, ей не стало лучше со времени прихода доктора.

Когда госпожа Элунд издала какие-то шумы, возвращаясь, как видно, к жизни, доктор приказала ей развести огонь и вскипятить воды. Госпожа Элунд отнеслась к этому без восторга, но вышла из комнаты, сдерживая негодование и бормоча себе под нос ругательства.

— Она горит, — прошептала себе доктор, положив свою красивую руку с длинными пальцами на лоб ребенка. И тут мне впервые пришло в голову, что девочка может умереть. — Элф, — сказала доктор, глядя на меня с беспокойством в глазах. — Посмотри — может, найдешь ребят. Поторопи их. Ей необходим лед.

— Хорошо, госпожа, — устало сказал я и направился к лестнице с ее картинами, звуками и запахами. А мне только начало казаться, что некоторые части моего тела просыхают.

Я вышел в громкий мрак грозы. Ксамис к этому времени уже зашел, а бедняга Зиген, притаившись где-то за тучами, светил, казалось, не ярче масляной лампы. Улицы, бичуемые дождем, были пусты, мрачны и полны теней, а непрестанные порывы ветра грозили сбросить меня на каждой улочке в сточную канаву, журчащую посредине. Я двигался вниз по склону холма под угрожающе темными громадами зданий — как мне казалось, в направлении гавани — и надеялся, что смогу найти дорогу назад, но уже жалел, что не взял в качестве проводника кого-нибудь из обитателей первой комнаты.

Иногда, по-моему, доктор забывает, что я в Гаспиде приезжий. Конечно, я прожил здесь больше, чем она, ведь она-то появилась всего два года назад. А я родился в городе Дерла, далеко на юге, а детство провел большей частью в провинции Ормин. И даже по приезде в Гаспид я проводил время главным образом не в городе, а во дворце, или в летней резиденции на холмах Ивенадж, или по дороге туда, или же по дороге обратно.

Я спрашивал себя, в самом ли деле доктор послала меня искать детей либо собиралась применить неизвестный, а может, тайный метод лечения и не хотела, чтобы я был свидетелем этого. Говорят, что все врачи скрытны (мне рассказывали, что один медицинский клан в Оарче на протяжении двух поколений скрывал изобретенные ими акушерские щипцы), но я считал доктора Восилл не такой. Может быть, она и была не такой. Может быть, она и в самом деле думала, что я смогу ускорить возвращение детей со льдом, хотя мне и казалось, что от меня тут будет мало толку. Раздался выстрел пушки, отмечающий окончание одной вахты и начало другой. Этот звук, заглушенный шумом грозы, казался чуть ли не частью его. Я застегнул все пуговицы на плаще. Пока я был занят этим, ветер сорвал с меня шляпу и понес ее по улице. Она остановилась, только попав в водосток, проходивший по центру улицы. Я побежал за ней и вытащил ее из вонючего потока, сморщив нос от этого отвратительного запаха, Прополоскал шляпу, как мог, в потоках дождя, потом выжал, понюхал и выбросил.

Спустя какое-то время я нашел гавань. К этому времени я промок до нитки. Тщетно искал я склад льда. Странного вида мореплаватели и торговцы, которых я нашел в маленьких ветхих конторках и двух-трех переполненных и прокуренных тавернах, уверенно сказали мне, что никаких складов льда здесь нет. Там был рынок соленой рыбы. Подтверждение этого я получил, когда поскользнулся на рыбьих кишках, гниющих в подернутой рябью луже, и чуть не свалился в бурные и неспокойные морские воды. После такого падения я бы промок еще больше, вот только в отличие от доктора я не умею плавать. В конце концов я уперся в высокую каменную стену, которая начиналась прямо на исхлестанной ветром набережной и уходила вдаль, и мне пришлось идти вверх — в лабиринт жилых домов.

Дети опередили меня. Я вернулся в треклятый дом, пропустил мимо ушей злобные угрозы мегеры у двери, продрался по лестнице сквозь запахи и какофонию звуков, ориентируясь по лужицам на полу, поднялся на верхний этаж. Лед уже принесли, и девочку обложили им. Она все еще была завернута в докторский плащ, снова окруженная сестрами, братьями и друзьями.

Лед прибыл слишком поздно. Мы прибыли слишком поздно — надо было прийти на день раньше. Доктор сражалась с болезнью до ночи, испробовала все, что было в ее распоряжении, но против этого жара оказался бессилен даже лед, и когда гроза начала стихать в полночь Ксамиса, когда Зиген все еще пытался пробиться сквозь драные, похожие на темный саван тучи, под голоса певцов, уносимые ветром и теряющиеся в его порывах, девочка умерла.

— Позвольте мне обыскать его, генерал.

— Мы его не можем обыскать, ДеВар. Он — посол.

— ЗеСпиоле прав, ДеВар. Мы не можем обращаться с ним так, словно он какой-нибудь подозрительный проситель.

— Конечно нет, ДеВар, — сказал БиЛет, советник протектора по иностранным делам. Это был высокий, худой, высокомерный человек с длинными редкими волосами и крутым заносчивым нравом. Он из кожи вон лез, чтобы смотреть свысока на ДеВара, который был выше его. — Вы хотите, чтобы мы выглядели настоящими головорезами?

— К послу, конечно же, нужно относиться, соблюдая весь дипломатический этикет, — сказал УрЛейн, шествуя по галерее.

— Он всего лишь посол одной из морских компаний, — возразил ДеВар. — Это вам не королевское посольство прежних дней. У них есть то, что полагается при этой должности, — одежды, драгоценности и все прочее, но соответствуют ли они сами этим регалиям?

— Что значит — соответствуют? — недоуменно спросил УрЛейн.

— Я думаю, — сказал ЗеСпиоле, — главный телохранитель намекает, что все это у них ворованное.

— Ха! — сказал БиЛет, тряхнув головой.

— К тому же уворованное недавно, — заметил ДеВар.

— Вот именно, — сказал УрЛейн. — Мы тем более должны соблюдать дипломатический протокол.