Он идет к Ахматовой.
Ахматова забирает его, и с этого момента Тап, его здоровье, его настроение и болезни – одна из постоянных тем переписки двух бывших не-супругов.
С Шилейко связано и прозвище Акума. Это японское слово, которое означает «злой дух».
Шилейко, по воспоминаниям, мог сказать общим друзьям: «Аня поразительно умеет совмещать неприятное с бесполезным».
Какая странная пара не-супругов.
Но Анне, судя по всему, понравилось прозвище Акума. Она не сердилась, когда ее так называли.
Видимо, ей приятно было думать, что кто-то считает ее злым духом.
14.9. Как на иголках
На часах без десяти девять, на сайт я заходит раз двадцать. «Сертификат не обнаружен». Попытался дозвониться до лаборатории, никто не ответил.
Ну ладно, пакую чемодан и иду на автобус.
Можно было бы вызвать такси, но у таксистов забастовка.
Из-за «Убера» именно в тот день, когда мне нужно такси, все таксисты бастуют.
Приезжаю на вокзал, пытаюсь дозвониться до лаборатории, там все время занято.
В то утро я набирал их в общей сложности двадцать один раз.
Двадцать один раз было занято.
Сажусь в поезд, подключаюсь к вайфаю экспресса «Ле Фречче», захожу на сайт: «Сертификат не обнаружен».
Набираю Луку, своего турагента, объясняю, что распечатка результатов экспресс-теста у меня с собой, а вот результаты ПЦР-теста я еще не получил, и спрашиваю, что он посоветует: ехать мне или нет?
Он советует ехать: ну не отправят же меня обратно из России только за то, что у меня нет ПЦР-теста. «Между прочим, – говорит он, – на сайте их посольства написано, что анализ должен быть негативный, но не сказано, что сдавать надо ПЦР. Я специально уточнил у них, ответили, что требуется ПЦР, но не думаю, что тебя отправят обратно. Ну и потом, может, пока ты долетишь до Стамбула, результат уже будет, подключишься к вайфаю в аэропорту и скачаешь».
Я как на иголках.
Приезжаю на Центральный вокзал Милана, встречаемся с Клаудио, рассказываю все ему.
– Если ты не поедешь, я тоже останусь, что мне там делать? Русского я не знаю, знакомых у меня там нет. Я как на иголках, – признается Клаудио.
– Неужели? – спрашиваю я.
14.10. Пушкин
Едва ли не в каждой книге, посвященной русской литературе, рано или поздно заходит речь о Пушкине. Он в некотором смысле основоположник современной русской литературы и современного русского языка.
В феврале 1921 года в петроградском Доме литераторов проходили Пушкинские дни – серия вечеров, приуроченных к восемьдесят четвертой годовщине со дня гибели Пушкина.
Александр Блок выступает с речью, которая во многом оказывается пророческой. Не во всем, конечно: Блоку тоже иногда случалось ошибаться. Например, 28 января 1909 года он записал в дневнике: «Пьянство 27 января – надеюсь – последнее», – а уже на следующий день, 29 января 1909 года, появилась запись: «О нет: 28 января».
Через двенадцать лет, 11 февраля 1921 года, Блок начинает свою речь о Пушкине так:
«Наша память хранит с малолетства веселое имя: Пушкин. Это имя, этот звук наполняет собою многие дни нашей жизни. Сумрачные имена императоров, полководцев, изобретателей орудий убийства, мучителей и мучеников жизни. И рядом с ними – это легкое имя: Пушкин.
Пушкин так легко и весело умел нести свое творческое бремя, несмотря на то что роль поэта – не легкая и не веселая, она трагическая…»
В последний год жизни Пушкина его цензором был царь Николай I, и все, что писал Пушкин, прежде чем быть опубликованным, отдавалось на прочтение Николаю, точнее, кому-то из царских чиновников. И несмотря на это Пушкин, по словам Блока, пишет стихотворение, в котором призывает поэта никому не давать отчета и «себе лишь самому // Служить и угождать; для власти, для ливрея // Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи».
Пушкин, как известно, погиб на дуэли – застреленный французом Дантесом. «И Пушкина тоже убила вовсе не пуля Дантеса. Его убило отсутствие воздуха», – говорит Блок.
«Пора, мой друг, пора! Покоя сердце просит, – цитирует Блок, называя это „предсмертными вздохами Пушкина“. – На свете счастья нет, а есть покой и воля». И если у поэта отнять свободу, «поэт умирает, потому что дышать ему уже нечем». Чиновники, «которые мешали поэту испытывать гармонией сердца, – говорит Блок в 1921 году, – навсегда сохранили за собой кличку черни.
Пускай же остерегутся от худшей клички те чиновники, которые собираются направлять поэзию по каким-то собственным руслам, посягая на ее тайную свободу и препятствуя ей выполнять ее таинственное назначение».
Блок, как это с ним уже бывало, предвидит будущее.
Жизнь Анны Ахматовой, как и всех русских литераторов, отныне обернется затяжной борьбой с теми самыми чиновниками, которые заслуживают худшей клички, чем чернь.
Ахматова и Гумилёв присутствуют на вечере. Николай опаздывает, говорят, он обижен тем, что произнести Пушкинскую речь доверили Блоку, а не ему.
Но это не мешает ему высоко оценить выступление Блока: «Незабываемая речь. Потрясающая речь». Гумилёв считает, что ее можно сравнить только с речью Достоевского на открытии памятника Пушкину в 1880 году.
Присутствовавшие в зале и слышавшие пророческие слова поэта, который предвидел эпоху соцреализма и ужасных сталинских чисток, задавали себе вопрос: «А мы? Мы тоже умрем от отсутствия воздуха?»
Месяц спустя, 18 марта 1921 года, было подавлено начавшееся накануне восстание в Кронштадте. После чего расстрельный приговор вынесли двум с лишним тысячам человек, начались массовые аресты и чистки в рядах военных, ученых и деятелей искусств.
В мае арестовали профессора Таганцева, зачинщика заговора, в котором был замешан и Гумилёв.
Гумилёв не революционер и не большевик.
Узнав 17 июля 1918 года об убийстве царской семьи в Екатеринбурге, он говорит: «Никогда им этого не прощу». Он лично знал Александру Фёдоровну и княжон, посвящал им стихи.
Он признается Ахматовой, что хотел бы уехать за границу, но не может бросить семью (в апреле 1919 года у него родилась дочь Елена).
Вместо этого он едет в Москву, а затем в Севастополь, где случайно встречает сестру Анны Ию, которая живет там с матерью.
Ахматова уже много лет ничего не слышала о своей семье, думала, что никого не осталось.
От них Гумилёв узнает, что Андрей, брат Анны, уехал с женой в Афины, а после смерти сына от лихорадки они решили покончить жизнь самоубийством, вколов себе морфий. Андрей после этого укола скончался, а его жена, Мария Александровна, выжила. А вскоре узнала, что беременна. У нее родился сын, которого она назвала Андреем.
Мать Анны, Инна Эразмовна, отправляет письмо в основанное Максимом Горьким издательство «Всемирная литература», где Анна работает переводчицей, из которого Ахматовой становится известно, что мать с Ией живы, а Андрей умер.
Только представьте себе, что вы получаете такое письмо.
Следующая встреча Ахматовой и Гумилёва происходит на Сергиевской улице, где она живет одна.
Она ждет только Гумилёва, а он приводит с собой напарника по заговору[58] Георгия Иванова, писателя и поэта, который в скором времени эмигрирует. Ахматовой он никогда не нравился.
Встреча проходит натянуто, толком поговорить бывшим супругам не удается, они злятся друг на друга.
Анна выходит проводить гостей и, спускаясь по темным ступенькам, говорит: «По такой лестнице только на казнь ходить…» Как отмечает Ольга Черненькова, эти слова оказались пророческими.
Через несколько дней Гумилев познакомился с Ниной Берберовой и, как сказали бы у нас в Эмилии, не прочь был ее закадрить.
Их представили друг другу 28 июля, он хотел подарить ей книги – Соллогуба, Анненского, Кузмина и свои. Она отказывается принять такой подарок, и тогда он в сердцах швыряет книги в Неву, могучую реку, пересекающую Петроград.
