И когда рядом Батталья, мне кажется, что каждый день переполнен такими моментами.

Даже название этой книги – двустишие Ахматовой «Но я предупреждаю вас, что я живу в последний раз» – заставляет меня думать о Батталье.

Потому что с ней мне, конечно, случалось терять терпение, и я говорил ей такие вещи, которые ни за что не произнес бы вслух, если бы, прежде чем что-то сказать, вспомнил, что Батталья тоже живет в последний раз. Если бы мы всегда помнили эти строки Анны Ахматовой: «Но я предупреждаю вас, что я живу в последний раз», – если бы мы не забывали, что все, кто нас окружает, живут в последний раз, возможно, мы вели бы себя умнее, чем я порой вел себя с Баттальей. Как не забывал об этом Камилло Сбарбаро.

20 марта итальянский журналист разместил в Твиттере черно-белую фотографию разрушенного города и подписал: «Вот что осталось от Дрездена после русских бомбардировок, #Бесполетная зона. Срочно».

Фотография показалась мне знакомой, я скопировал ее в Google-картинки: это был разбомбленный Дрезден времен Второй мировой войны.

Я написал: «На этом снимке Дрезден, разбомбленный англичанами[46] во время Второй мировой войны. Курт Воннегут написал об этом великий роман. Русские, думается мне, здесь ни при чем».

В конце Второй мировой войны во время бомбардировок Дрездена, которые многие историки считают неоправданными, Курт Воннегут находился в немецком плену.

Город был разрушен, Воннегуту и другим пленным удалось выжить, потому что на ночь их запирали на скотобойне[47]. В предисловии к своей самой известной книге «Бойня номер пять», в которой он в художественной форме рассказывает эту невероятную историю, Воннегут вспоминает, как после войны они с другом Бернардом В. О’Хейром отправились в Дрезден и попросили немецкого таксиста, которого звали Герхард Мюллер, отвезти их на скотобойню, где во время войны их запирали на ночь. На Рождество О’Хейру пришла открытка от таксиста с такими словами:

«Желаю Вам и Вашей семье, а также Вашему другу веселого Рождества и счастливого Нового года и надеюсь, что мы снова встретимся в мирном и свободном мире, в моем такси, если захочет случай».

«Мне очень нравится, – пишет Воннегут, – фраза „если захочет случай“».

И добавляет: «Ужасно неохота рассказывать вам, чего мне стоила эта треклятая книжонка – сколько денег, времени, волнений». Каждый раз, когда я читаю эту фразу, она меня трогает, а почему – и сам не знаю.

Дальше Воннегут пишет:

«Все эти годы знакомые меня часто спрашивали, над чем я работаю, и я обычно отвечал, что главная моя работа – книга о Дрездене.

Так я ответил и Гаррисону Старру, кинорежиссеру, а он поднял брови и спросил:

– Книга антивоенная?

– Да, – сказал я, – похоже на то.

– А знаете, что я говорю людям, когда слышу, что они пишут антивоенные книжки?

– Не знаю. Что же вы им говорите, Гаррисон Стар?

– Я им говорю: а почему бы вам вместо этого не написать антиледниковую книжку?»[48]

И еще, помнится, Воннегут однажды сказал (только не могу найти где), что он единственный человек, который выиграл от этой невероятной дрезденской истории и смог на ней заработать.

Вот и я, как бы ужасно это ни звучало, в какой-то момент – спасибо цензуре Миланского университета Бикокка – стал, если можно так выразиться, знаменитым.

Но со временем мне становилось все хуже, у меня началась бессонница.

Она возникла из-за того ужаса, который творился в современном мире. Стоило мне о нем подумать, как на глаза наворачивались слезы. Но была еще одна причина, и она касалась моей роли во всем этом.

Я перестал спать из-за чувства вины, но тогда еще не понимал этого и осознал гораздо позже благодаря моему психотерапевту.

Мне казалось, что я единственный человек, который выиграл от всего происходящего.

Я извлек свою выгоду: я оказался в центре внимания, меня узнавали, интересовались моим мнением.

Когда я рассказывал об этом психотерапевту, мне хотелось добавить: «Я в этом не виноват».

Когда я рассказывал об этом редактору, мне тоже хотелось добавить: «Я в этом не виноват».

Я поделился этим с Тольятти, и мне снова хотелось добавить: «Я в этом не виноват», – но я промолчал.

Она выдержала паузу и сказала: «Ты в этом не виноват».

И этой малости мне было достаточно.

Я нашел эту цитату.

«Дрезденское зверство, – пишет Воннегут, – невероятно дорогое и тщательно спланированное, было настолько бессмысленным, что в конечном итоге от него выиграл один-единственный человек. Я – этот человек. Я написал книгу, которая принесла мне много денег и создала репутацию. Так или иначе, за каждого погибшего я получил доллара два или три. Видите, какой у меня бизнес»[49].

В 2022 в издательстве «Питер» вышел путеводитель по Санкт-Петербургу на английском языке под названием «Петербургский алфавит. Неформальный путеводитель» (The Saint Petersburg Alphabet. The informal guidebook). Написала его Софья Коловская. Путеводитель содержит двести девять статей, размещенных в алфавитном порядке. Первая из них посвящена Ахматовой, и первая фраза первой статьи «Анна Ахматова» звучит так: «A poet with an unhappy fate» – «Поэт с несчастливой судьбой».

Несчастливая судьба.

Еще до рождения Анны умерла старшая дочь ее родителей Ирина Горенко[50].

В 1905 году, когда Анне было шестнадцать, родители расстались.

Отец, который запретил позорить его фамилию столь сомнительным занятием, как поэзия, по рассказам, был красивым мужчиной и бабником, любителем женщин.

В 1906 году умерла старшая сестра Инна.

В 1914 году разразилась Первая мировая война.

В 1917-м вспыхнула революция.

В 1918-м Анна Ахматова и Николай Гумилев развелись.

С 1919 по 1920[51] год в России проводился военный коммунизм: царили холод и голод.

В 1920 году покончил с собой Андрей Горенко, старший брат Анны.

В 1921 году был расстрелян Николай Гумилёв.

В 1922-м Ахматова узнала о смерти Модильяни, который стал знаменитым художником.

В 1922 году умерла от туберкулеза Ия, младшая сестра Анны.

В 1934-м арестован Мандельштам (она присутствовала при аресте).

В 1935-м арестовали сына и второго[52] мужа Ахматовой. Она пишет Сталину, и их обоих выпускают.

В 1938 году Мандельштама арестовали во второй раз, в том же 1938-м он умер в лагере.

В 1938 году снова арестовали Льва Гумилёва, который проведет в тюрьмах и лагерях в общей сложности пятнадцать лет.

И это только начало.

Несчастливая судьба, как видно.

Но что это значит – несчастливая?

Я чувствовал себя несчастным с шестнадцати до восемнадцати лет.

По-моему, быть шестнадцати-, семнадцати– или восемнадцатилетним не так уж и здорово.

В этом возрасте, скажу честно, я не мечтал о счастливой судьбе.

Я не хотел быть счастливым.

Я не хотел, чтобы у меня в жизни все было хорошо.

Я хотел просто жить своей жизнью.