Я засовываю в нее два пальца и нежно, медленно посасываю ее клитор, доводя до безумия.

— Ник, — выдыхает она.

Я удивленно отстраняюсь.

— Скажи это еще раз, мне понравилось.

— Ник, — говорит она снова тем же хриплым голосом, и у меня внутри все горит. Я могу просто кончить в штаны. Мне придется позаботиться о себе после этого. — Заставь меня кончить.

Я снова опускаюсь к ней, медленно поглаживая пальцами, возвращаясь к посасыванию ее клитора, затем увеличиваю темп обоими движениями. То, как она извивается, когда я быстрее двигаюсь, сводит меня с ума, и могу сказать, что это сводит с ума и ее, если судить по тому, как ее возбуждение стекает по моему подбородку. Ее стоны усиливаются, и она начинает дрожать, ее киска пульсирует вокруг моих мокрых пальцев, сжимая меня так, словно она пытается разорвать их.

— Ник! О, мой чертов Бог!

Сделав последний рывок, она кончает, запрокинув лицо, чтобы посмотреть в потолок, ее глаза открыты, несмотря на яркий свет. Держу пари, у нее перед глазами все плывет, она сходит с ума, когда я продолжаю лизать ее даже после того, как она кончает. Ее грудь вздымается, и она задыхается, когда я вытаскиваю пальцы из ее киски и отпускаю.

Камилла смотрит на меня с жаром в своих карих глазах, и, когда я посасываю пальцы, ее глаза темнеют. Я поднимаю ее нижнее белье, кладу промокшую ткань в задний карман, затем опускаюсь на ее тело.

— Поцелуй меня, сейчас же, — требую я, и она, не колеблясь, целует меня глубоко и жадно, ее возбуждение разливается по всему телу.

Она отстраняется первой и удивляет меня, слизывая свою влагу с моего подбородка, затем снова втягивает мою нижнюю губу в свой рот. Я стону и убеждаюсь, что она может почувствовать мою твердость на себе.

— Почувствуй, что ты делаешь со мной, Камилла, — шепчу я ей на ухо, терзая своим членом ее влажную киску. — Ты убиваешь меня.

— Хорошо.

Я трусь об нее до тех пор, пока ее влага не пропитывает мои штаны, и мне кажется, что я вот-вот кончу прямо там, доводя себя до грани освобождения, а затем отстраняюсь. На заднем плане слышен шум, и я заставляю ее встать, пока нас не обнаружили.

Камилла снова надевает свою одежду и смотрит на меня, как-то странно направляясь ко мне. Я ухмыляюсь.

— Зачем тебе понадобилось оставлять мое нижнее белье? — Требует она, и я подхожу ближе и притягиваю ее к себе, пока мы не оказываемся на одном уровне.

Я шепчу ей на ухо:

— Потому что я хочу, чтобы из твоей киски текло весь день. Я хочу, чтобы твоя влага была единственным, о чем ты думаешь, когда сидишь в классе, и о том, что я тот, кто сделал тебя такой.

Она ахает, когда я шлепаю ее по заднице, и спускается по ступенькам сцены, не оглядываясь на меня. Я опускаю голову, делая глубокие вдохи, желая, чтобы моя эрекция утихла, прежде чем выберусь отсюда.

Это была ужасная идея, потому что раньше она всегда сводила меня с ума, но теперь это мой любимый наркотик, и мне будет нужно все больше и больше. Вот тебе и все, что заставило ее снова влюбиться в меня назло. Теперь я честно в этом участвую, и дело даже не в Лео. Иррациональная часть меня думает, что она выберет меня, если до этого дойдет, но я знаю, что ошибаюсь, и мне нужно успокоиться.

Она тебе больше никто.

По крайней мере, это то, что мне нужно сказать себе, и, может быть, только может быть, я скоро в этом буду убеждён. Потому что знаю, что все это ложь. Она была для меня всем с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать.

16 Лет

К сожалению, сегодня в кафетерии Лео сидит рядом со мной. Либо он не понимает намека на то, что между нами все кончено, либо ему все равно. Это довольно раздражает, но я ничего не могу с этим поделать. С годами он становился все холоднее и холоднее. Прошел год с тех пор, как я рассталась с ним, а ему все равно. Он говорит, что он мой будущий муж, поэтому может ждать, сколько ему нужно, чтобы заполучить меня. От моего внимания не ускользнуло, что он все еще флиртует с другими девушками, развлекает их, даже занимается с ними сексом. Я ничего не значу, теперь просто как часть его собственности. Кто-то, кому неизбежно придется провести остаток своей жизни, привязанной к нему, без выбора. Возможно, сейчас я сдерживаюсь, отталкиваю его при каждом удобном случае. Отказываюсь отдать ему ту единственную часть себя, которую могу отдать добровольно, но он терпелив. В конце концов, однажды он получит то, что хочет.

К большому огорчению Лео, Энни садится по другую сторону от меня и без умолку рассказывает о предстоящем концерте. Я по большей части не обращаю на нее внимания, потому что чувствую на себе пристальный взгляд Николая. Когда я поднимаю глаза, он следит за каждым моим движением. То, как я беру пиццу и откусываю от нее, пока жую. Когда вытираю рот салфеткой. Он все это время наблюдает за мной. Он также переводит взгляд с Лео на меня с напряженным выражением лица. Как будто он сердится. Не думаю, что я когда-либо видела его сердитым. Мы никогда не ссоримся. Он мой лучший друг, хотя иногда мне нравится представлять, что он нечто большее. Прошло шесть месяцев, а я все еще не могу забыть, как он обнимал меня в моей постели. То, как мы почти поцеловались. Он ухмыляется, как будто знает каждую мысль, мелькающую у меня в голове, и, вероятно, так оно и есть.

Я отвожу взгляд.

Даже если мне придется заставить себя больше не смотреть на него, я знаю, что это к лучшему. Последнее, что мне нужно, это чтобы Леонардо заметил, как мы строим друг другу глазки. Он бы взбесился, возможно, поднялся и подрался с ним. Все очень быстро обернулось бы кровью. Я знаю, что работа Лео у его отца стала более кровавой, и он научился драться и пользоваться оружием. Я не хочу думать об этом слишком часто. Мне становится страшно. Все, что я знаю, это то, что теперь, когда нам по шестнадцать, его отец дает ему работу, которую он выполняет. С машинами, деньгами, и я бы не упустила случая предоставлять мужчине из Коломбо еще и женщин. Что отвратительно.

Это должно беспокоить больше, чем есть на самом деле, но меня волнует только то, что делает или не делает Ник. Я не знаю, когда он стал центром моей вселенной, но это произошло, и теперь я думаю только о нем. Видеть его и проводить с ним время — это все, чего я хочу. Даже больше, чем танцевать. Это удивительно.

Я снова поднимаю взгляд, надеясь, что он отвернется, чтобы я могла полюбоваться его красотой, но его глаза по-прежнему устремлены прямо на меня. Мои щеки пылают от того, как он собственнически смотрит на меня, и кажется, что он хочет убить Лео за его близость.

Леонардо приближается ко мне, его губы касаются моего уха, и челюсть Ника сжимается. Я боюсь, что его зубы щелкнут от этой силы.

— Ты, блядь, делаешь то, о чем я думаю? — Я напрягаюсь от его вопроса, и дыхание застревает в моих легких. — Если я еще раз увижу, что ты так пялишься на русского, я сверну тебе гребаную шею. Ты это понимаешь?

Из моих легких выходит весь воздух.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь? — Выдавливаю я, удивляясь, что мой голос даже не дрожит, когда я лгу.

— Тебе лучше этого не делать. — Говорит он сквозь стиснутые зубы, его губы касаются раковины моего уха, вызывая чувство бунта во всем моем теле. — Я убью его, черт возьми, а потом и тебя тоже.

— Я не дура, Лео. — Я смотрю на него, отстраняясь. Его глаза расширены, челюсть сжата точно так же, как у Ника, но я не осмеливаюсь снова взглянуть на него. — А теперь, если ты меня извинишь, мне нужно в туалет перед уроком.

— Как скажешь.

Я встаю со стула и направляюсь в ванную, заканчиваю с делами и мою руки. Туалет находится прямо в кафетерии, поэтому я украдкой бросаю взгляд на столик, за которым должен сидеть Ник, но сейчас он пуст. Разочарование и сожаление наполняют меня, и мне вдруг становится жаль, что я не могу сидеть с ним каждый день вместо Лео.