— Еще. Пожалуйста. Я хочу тебя.

— Чего ты хочешь, принцесса?

— Трахни меня. Пожалуйста.

— Так мило. — Он цокает языком. — Но я хочу, чтобы ты умоляла.

— Пожалуйста, Ник, — умоляю я, — Пожалуйста, трахни меня. Я хочу, чтобы ты кончил в меня. Я хочу, чтобы мне было больно позже, когда мы закончим.

— Какой грязный рот. — Он ухмыляется, убирает пальцы и засовывает их обратно, любуясь моей киской. — И хорошенькая маленькая киска.

Я стону, когда моя спина выгибается над деревянным полом, и раздвигаю ноги еще шире. Он тянет меня за бедра, пока его член не оказывается у моего входа, затем медленно входит в меня. Неожиданно он припадает на локти, пока мы не оказываемся нос к носу, и целует меня.

Это мило.

Как будто он пытается показать мне, как сильно любит.

Его бедра кружат, и он ударяет тазом по моему клитору снова и снова, потирая меня, пока я не начинаю стонать долго и громко. Это слишком приятно.

— Боже, Ник. Мне это так нравится.

Ник не отвечает. Вместо этого он продолжает, сводя меня с ума. Его стоны в моем ухе подобны музыке для моей души, и я закрываю глаза, чтобы насладиться моментом. Мы снова оказываемся нос к носу, и я снова открываю их, чтобы посмотреть на него. Его серые глаза расширены, рот приоткрыт в стоне, и от того, как он смотрит на меня, у меня перехватывает дыхание.

— Ты для меня все, Камилла. — Он тяжело дышит, ускоряя шаг. — Ты для меня все. Чертовски моя.

— Навсегда, детка.

— Всегда, — соглашается он.

Удовольствие нарастает внутри меня, охватывая с головы до кончиков пальцев ног, пока я не напрягаюсь и мое тело не начинает вибрировать вместе с ним. Мои ноги начинают дрожать, и я кричу, когда оргазм накрывает меня. Сделав еще несколько толчков, он также присоединяется ко мне, и мы остаемся так некоторое время.

Лоб в лоб.

Сердцем к сердцу.

Два года спустя…

Мы с Камиллой наконец-то закончили университет и счастливо живем в Чикаго. Мы сохранили пляжный домик, продали маленькую квартирку и приезжали сюда несколько раз в месяц, просто чтобы никогда не забывать, откуда мы родом. Наши отношения так сильно связаны с этим городом и этим домом, что их трудно отпустить.

Еще одно преимущество жить в мире без вмешательства Маттео. Он выполнил свою часть сделки и терпел меня последние два года. Хотя мы по-прежнему не можем находиться вместе в одной комнате, с социальной точки зрения. Бизнес — это совсем другое дело, поскольку ради него мы откладываем в сторону свои чувства.

Все изменилось с тех пор, как я стал Паханом, не чувствуя себя больше обязанным своему отцу. Вместо этого с моих плеч словно свалился груз, и я мог жить так, как считал нужным. Теперь, когда мой отец умер, я занимаю место за Столом. Я смог изменить некоторые правила в этой игре. Сила делает это, открывает двери, о которых вы никогда не думали, что они могут открыться в первую очередь.

Жены представителей Элиты теперь могут сохранять некоторую независимость и самостоятельно распоряжаться своей карьерой и заработками. С этой новой автономией открываются новые возможности. Камилла решила продолжить заниматься танцами, желая стать профессиональной балериной. Я сказал ей, что готов гоняться за ней по всему миру, пока она не будет готова остановиться. Мне все равно придется часто бывать в Чикаго, но я, по крайней мере, смогу проводить с ней две недели в месяц. Моя правая рука, Илья, будет за всем присматривать. Он всегда помогал мне, особенно теперь, когда мой человек ушел на пенсию.

Именно так я смог обеспечить ей прослушивание в балет Парижской оперы. Камилла просто не знает об этом. Она считает, что мы снова в отпуске, празднуем два года совместной жизни. В каком-то смысле так и есть, но с дополнительным сюрпризом в виде возможности получить работу ее мечты. Пока она искала местечко где-нибудь поближе к дому, я знаю, что это то место, где она хочет быть. У нее просто пока не хватило смелости попросить об этом.

Камилла сидит в такси рядом со мной, глядя в окно, пока мы едем к зданию, где она собирается проходить прослушивание. Она не смотрит на меня. На самом деле, она не делала этого все время. Она была загипнотизирована городом, глядя на него с благоговением, которого я не видел у нее годами.

Когда мы подъезжаем к обочине, она оглядывается по сторонам, а затем смотрит на меня. Выделяются слова «Балет Парижской оперы», и ее широко раскрытые глаза встречаются с моими, почти вылезая из орбит.

— Почему мы здесь? — спрашивает она с легкой паникой в голосе. — Ник?

— Вот почему я попросил тебя захватить чулки и купальник, детка. — Я улыбаюсь: — О, и твои пуанты.

Камилла ухмыляется.

— Таков был твой план относительно Парижа с самого начала?

— Да, — признаю я. — Ты заслуживаешь этого, Камилла.

— Но что именно я делаю?

— Прослушивание, принцесса. — Я веду ее за руку к входной двери. — Ты справишься с этим дерьмом.

Мы входим в тишине, прекрасные картины, выставленные на стенах, напоминают ей, почему она так сильно этого хочет. Ряды изображений балерин и портретов, на которые она смотрит широко раскрытыми глазами и с отвисшей челюстью, вызывают у меня желание фотографировать ее снова и снова, чтобы украсить стены нашего дома.

Прослушивание проходит гладко, но опять же, Камилла — прекрасная танцовщица. Она кружится, вертится, прыгает и держит свои конечности и шею вытянутыми таким элегантным образом, какого я никогда не видел ни у кого. Даже у всех остальных балерин, которые проходили прослушивание до нее.

После окончания прослушивания мы с Камиллой возвращаемся в отель. Всего через несколько часов она получает электронное письмо, подтверждающее, что она принята.

— Боже мой! — визжит она. — Я справилась, детка!

— У тебя, блядь, получилось, Милла, — подтверждаю я, поднимая ее на руки, пока она не обхватывает ногами мою талию, и крепко целую. — Я так горжусь тобой, принцесса.

— Спасибо тебе за то, что ты устроил это, Ник.

— Я сделаю для тебя все, что угодно. — Я улыбаюсь, опуская ее, затем сажаю на край кровати. — Но опять же, ты это знаешь.

— Я всегда это знала. — Она улыбается мне в ответ, но улыбка грустная.

Я замолкаю и смотрю на нее.

— У меня есть для тебя подарок… Ничего особенного, но все же кое-что. — Ее глаза загораются при виде меня, и я протягиваю руку к кровати, достаю длинную прямоугольную коробку и протягиваю ей.

— Что это? — шепчет она, ее карие глаза расширяются, когда она переводит взгляд с меня на коробку и обратно. Зелень в глазах сегодня кажется такой яркой, и мне приходится заставлять себя не потеряться в ней.

— Открой и посмотри.

Не успеваю я это сказать, как она снимает бант, за ним верхушку и достает рамку. Она рассматривает ее, и я понимаю, что в ту же секунду, как она это видит, из ее глаз текут слезы. Это фотография, которую я стащил тайком из Сисайда. Камилла спит у меня на груди, и я впервые улыбаюсь. Я выгляжу счастливым. Это всего лишь селфи, но на нем все равно мы. Вместе. Поверх него, как дополнительный слой на картинке, нанесены мои написанные от руки клятвы с нашей свадьбы. Те, которые я сказал, и те, которые я не мог сказать ей в тот день, когда мы поспешили соединить наши судьбы, но те слова, которые она должна была знать всегда.

Я вытираю слезы, текущие по ее лицу, и улыбаюсь ей.

— Я хотел, чтобы ты знала каждое слово, которое я хотел сказать, потому что я сделаю для тебя все. Я люблю тебя, Камилла. — Ее нижняя губа дрожит, и я провожу по ней большим пальцем, глядя ей в глаза. — А если бы это означало, что ты будешь принадлежать мне вечно? Я бы повторил это снова, сколько бы раз ни потребовалось. Главное, чтобы в конце ты была рядом со мной. Навсегда.

Камилла шмыгает носом и прикусывает нижнюю губу.