— Тебе страшно, маленький цыпленок?

— А если это так?

— Я сказал, что буду защищать тебя. — Его голос мрачнеет. — Я всегда буду.

Всегда? Это кажется немного чрезмерным.

— Хорошо.

Я закатываю глаза.

— Я посижу с тобой.

— Хорошо. — Он кивает один раз и плюхается на мульчу возле горки. — А теперь расскажи мне, как прошел твой день.

Мы делаем это каждый раз, когда видим друг друга. Говорим о нашем дне, но у меня такое чувство, что он всегда что-то скрывает, никогда не раскрывая всех своих секретов. Его дни в Братве довольно скучные, даже для шестнадцатилетнего парня. Я знаю, что у них, должно быть, уже есть для него работа; я не дура. Алессандро устроился на работу в девятнадцать, и у Лео тоже было несколько работ в пятнадцать. Небольших, но, тем не менее, ответственных.

— Все было прекрасно. — Я лгу.

Он смотрит на меня, приподняв бровь, зная, что я не в порядке, даже когда пьяна.

— Попробуй еще раз, принцесса.

Опять же, принцесса.

— Я не хочу говорить об этом прямо сейчас.

Он смотрит на меня нежным взглядом, как будто знает, что речь идет о Лео. Он может читать меня как открытую книгу, и это иногда заставляет меня нервничать.

— У меня впереди вся ночь. Так о чем ты хочешь поговорить?

Ник откупоривает водку и делает еще глоток, выпив половину бутылки.

— Вопрос сто двадцатый, — объявляю я. — Когда ты начал пить?

Он смеется, поперхнувшись напитком. Когда смех немного утихает, он стучит себя по груди и снова кашляет.

— Когда я был твоего возраста.

— Я никогда не пила.

— Чушь собачья.

Я съеживаюсь. Должно быть, удивительно встретить такого неопытного человека, как я, и это снова напоминает мне о Лео. Должно быть, он замечает, потому что его лицо смягчается, и он на мгновение касается моей руки, затем убирает ее, как будто это обожгло его. Я вроде как хочу, чтобы он сделал это снова, но я остаюсь очень, очень неподвижной.

— Я никогда не пила. Я женщина.

— И что? — Он усмехается, протягивая мне бутылку. — Вот, выпей немного из моей.

— Но на ней были твои губы.

— Так представь, что это поцелуй. — Он подмигивает, и у меня внутри все тает. — Просто сделай глоток, это не повредит.

— Лгун. — Я смеюсь: — Хотя я сделаю это ради поцелуя. — Я подмигиваю в ответ.

Его лицо вспыхивает, на щеках появляется румянец. Это на самом деле восхитительно. Никогда не думала, что увижу, как он краснеет.

— Если ты хочешь, чтобы это было похоже на поцелуй, я тебя подержу.

— Нет, спасибо, — лгу я, забирая бутылку у него из рук и делая глоток.

Вкус отвратительный, он обжигает язык и горло по пути в желудок. У меня внутри становится тепло, как будто я обгорела на солнце изнутри. Я никогда не хочу делать это снова. Боже, это отвратительно. Я начинаю сильно кашлять, когда последний глоток попадает мне в горло, и жидкость начинает выходить у меня из носа струйками.

Ник начинает безудержно смеяться, падает спиной на землю и хватается за живот.

— Это было мило, Камилла.

— Это было…отвратительно.

— Это потому, что тебе нужно делать небольшие глотки, глупышка, — говорит он снисходительным тоном. — Вот, я тебе покажу.

— Можешь оставить себе эту чертову бутылку, — отвечаю я с таким видом, словно водка ранила меня.

Николай садится и забирает бутылку обратно, делая маленький глоток.

— Я ничего не говорил о бутылке. Теперь иди сюда.

Я придвигаюсь ближе, пока мы не оказываемся рядом, наши ноги соприкасаются. Я игнорирую трепет в животе и смотрю на него. Серебристые глаза пристально смотрят на меня, зрачки быстро расширяются и сужаются. Под его правым глазом черная веснушка, от которой я не могу отвести взгляд, и иногда, как сейчас, его глаза становятся темнее, пока он смотрит на меня. Как в ненастный день. Темно-серые.

— Я сделаю маленький глоток и перелью тебе в рот.

— А? Как поцелуй? — Возмущенно спрашиваю я.

— Это не считается поцелуем, если я не прикасаюсь к тебе. — Он поднимает брови, и мое лицо вспыхивает. Что вообще считается поцелуем? Уж точно не засовывать спиртное в рот кому-то другому.

Поэтому я пожимаю плечами.

— Ладно.

Ник наклоняется и прижимается своими губами к моим, и я закрываю глаза. Бабочки в моем животе бушуют, когда я открываю рот, а он открывает свой. Затем, когда его язык слегка проскальзывает в мой рот, проталкивая жидкость между моими губами, я сжимаю ноги.

Он тут же отстраняется.

Водки было немного, и на самом деле она выпивается мягко. У меня немного кружится голова, и я почти хочу, чтобы он сделал это снова, но вместо этого я беру бутылку и делаю маленький глоток. И еще. И еще.

— Видишь? — Он улыбается, демонстрируя белые зубы. — Это было не так уж плохо, да?

— Я могла бы к этому привыкнуть. — Я улыбаюсь, чувствуя, что голова уже немного кружится. — Но мне кажется, я пьяна.

— Так легко, — шутит он. — Давай поиграем в нашу игру.

— Хорошо.

— Вопрос сто двадцать первый. — Я смеюсь, когда он кладет указательный палец на подбородок и постукивает по нему. — Что с тобой было не так раньше? И ничего не говори. Правила есть правила, и не я их устанавливаю.

Я нервно прочищаю горло, что, как он уже знает, является таковым, и он прищуривает глаза. Он, вероятно, знает, в каком направлении это происходит, и он уже ненавидит Лео из-за всего, что я сказала.

— Мне просто грустно. Отстойно видеть, как Лео… флиртует с другими девушками.

— Это не ново, Милла.

— Но я все равно должна увидеть его, Ник! — Я спорю. — Я порвала с ним сегодня. — Мой голос срывается, а его глаза расширяются. — Я больше не могу быть его лучшим другом.

— Можно было бы поспорить, что у тебя уже был другой лучший друг. Разве это не измена?

— Лучший друг изменяет? — Я хмурюсь.

— Да. — Он кивает.

— Я имею в виду, я думаю, ты мой лучший друг.

— Он тебе не нужен, принцесса, — начинает он.

— Не называй меня…

— У тебя есть я. — Он улыбается, и я смотрю ему в глаза. В нем так много честности, что это пугает меня. — Большего тебе никогда не понадобится.

— О? — Я смеюсь: — А что, у меня не может быть других лучших друзей?

— Больше нет. — Его улыбка освещает меня изнутри. Он просто никогда не перестает улыбаться рядом со мной, и это приносит мне столько радости, зная, что я делаю это с кем-то. — Мы — это все, так что тебе больше ничего не нужно.

Мой живот снова переворачивается.

— Энни это не понравится, — шучу я.

— То, чего она не знает, не причинит ей вреда.

Я вздыхаю:

— Становится поздно. — Я оглядываю пустой парк, внезапно испугавшись. — Мне нужно домой.

Страх Ника осязаем, когда он смотрит на меня, затем хватает мою руку и сжимает один раз. Мы коротко смотрим друг на друга, и он открывает рот и тут же закрывает его. Я склоняю голову набок, ожидая, что он заговорит, но воздух как будто загустел. Он тоже это чувствует?

— Я пойду с тобой.

— Нет, Ник, а что, если тебе будет больно?

— Я пойду с тобой, Камилла. — Его тон прерывает мой спор, и он даже не произносит моего имени в ласковой манере, как обычно. — Я не забочусь о себе. Тебе нужно вернуться домой целой и невредимой.

— Ты за меня не отвечаешь.

— Ты просто мой любимый человек.

Слезы наворачиваются на мои глаза, когда он встает с мульчи, оставляя водку и протягивая мне руку. Наши пальцы соприкасаются на мгновение, и я останавливаюсь и смотрю на него. Но его выжидающее лицо заставляет меня схватить его. Он с улыбкой поднимает меня и опускает руку, как только я поднимаюсь на ноги, заставляя меня промахнуться.

А потом он провожает меня домой.

Я стою здесь голая и гадаю, во что я ввязалась. Действие кокаина заканчивается, одной порции недостаточно для того кайфа, к которому я сейчас привыкла, и я напрягаюсь, когда Николай поворачивается спиной и выходит за дверь.