В старших классах они с двоюродным братом начали пропускать занятия, уезжая на велосипедах на окружающие холмы, где сидели часами, глядя на купола Бирла Мандир, возвышающиеся над городом, верхнее озеро и трущобы Шимала. На закате Гвалиор напоминал огромный светящийся улей; соты домов источали золотой душистый мед жизни, и все вокруг было склеено этой густой невидимой субстанцией. На обратном пути они гнали велосипеды по запутанным улочкам старой части города, мимо рынка «Махарадж Бада», чьи мерцающие разноцветные огни превращали лавки в сундуки с сокровищами, будто ушедшая эпоха так и не ушла полностью. Мозаика сотен окон-осколков гигантского разбитого зеркала светилась в спускающейся ночи, и в них заглядывала восходящая луна. Все объекты отражали мир с разных углов, и он казался разным, но всегда потрясающе цельным и гармоничным.
Далекое эхо прошлого и хаотичные гудки настоящего сплетались в имена будущего. Мир был огромным, но не пугающим. Его мысли были разрозненны, и упорядочить все эмоции было невозможно, хотя нужды спешить с постижением порядка вещей не было. Невидимая могучая сила пронизывала все вокруг, и хотя точно определить ее источник он не мог, пульс ее узнавался во всем. Ежегодные урожаи и смена времен года, матери с младенцами на руках, задиристые подростки и иссохшие старики на порогах домов, краски и запахи, звуки и очертания – весь этот постоянно меняющийся спектр мирского калейдоскопа был знаком и комфортен. Но корни этой самой привычности прорастали извне, из-за пределов знакомого ему мира. Огромная реторта Жизни раскачивалась в слепящей Пустоте в такт Времени, и он инстинктивно угадывал магическую природу неслышной мелодии, но соотнести и соразмерить собственную сущность с амплитудой ее звуков пока не мог.
Тогда он еще не знал, что Время станет темой его первой книги.
Эпические истории из жизни Гулаб Сингха
…Индуистский календарь Викрама Самвати[40], основанный на солнечных годах и лунных месяцах, опережает западный григорианский примерно на 57 лет. Как и вся страна, их семья жила по индийскому календарю; когда дед рассказывал о военных приключениях в 1976 году, все понимали, что события происходили на рубеже веков.
Во времена британского владычества их прадед Тахат Сингх был джагирдаром княжества Кайтхал. Тогда джагир был разновидностью феодального землевладения или пожизненного поместья. Назначенному джагирдару предоставляли полномочия управлять поместьями и собирать налоги; часть собранных податей составляла его доход, а остальное шло в казну. Могущественный владелец земель, казначей и защитник границ, джагирдар отвечал за благополучие подданных. Тахат Сингх относился к своим обязанностям очень серьезно.
…В тот день, возвращаясь с рутинного объезда полей, он наткнулся на группу британских солдат, пытавшихся надругаться над деревенской девушкой. Джагирдар вмешался, вмешательство переросло в сражение, и вскоре семеро английских солдат были мертвы – Тахат Сингх владел мечом мастерски. Рыдающая девушка убежала в деревню; спешившийся джагирдар успокоил лошадь. Он ни о чем не жалел. Тела солдат были повешены перед главными воротами форта Кайтхал, и лорду Дафферингу, тогдашнему вице-королю Индии, это совсем не понравилось. В Кайтхал отправили войска, и небольшая армия Тахат Сингха потерпела поражение. Ему с семьей приказали покинуть город до заката.
Обычно джагиры со всеми подданными переходят по наследству, однако Тахат Сингх, де-факто правитель Кайтхала, навсегда потерял право на княжество. Семья выехала из города с наспех собранными пожитками.
К тому времени Тахат Сингх уже был дедом. У его сына Бхагавана Сингха было трое сыновей, и Гулаб Сингх был младшим. Он хорошо запомнил день, когда дед выехал из форта, ведя за собой небольшой караван. Сидя в седле с прямой, как обычно, спиной, Тахат Сингх даже не оглянулся на оставленный форт.
Нищенствовать им не пришлось, у семьи были средства к существованию. В 1888 году, после потери княжества, прадед купил в районе Агры пять деревень, снова став землевладельцем. Фермерство приносило достаточно средств для удовлетворения базовых потребностей, и все же мужчины семьи не могли себе позволить бездельничать. Столкнуться с новыми реалиями жизни пришлось каждому, и в какой-то момент Гулаб Сингх устроился на службу. Он получил хорошее образование, и потому был незамедлительно нанят телеграфистом в отдаленный район Ассама. Но вскоре там началась Кала-азар, черная лихорадка. Сначала заболел один из его слуг, а затем люди начали умирать десятками. Гулаб Сингх посылал отчаянные сигналы SOS начальству, однако помощь так и не пришла. Хотя в округе умерло много народу, он выжил. Проведя поминальные ритуалы для умерших, Гулаб Сингх телеграфировал в главный офис об отставке. И зашагал в сторону Бирмы, подальше от эпидемии. Никаких определенных планов у него не было.
Добравшись до одного из приграничных городов, измученный долгой дорогой, он сел в тени дерева, чтобы дать наконец отдых натертым ногам.
…Богатый торговец наблюдал за бесплодными усилиями работников усмирить только что купленного необъезженного жеребца. Видя, что горе-наездники не могли, да и не так уж старались обуздать разъяренное животное, он впал в сильнейшее раздражение.
Гулаб Сингх обратился к нему: «Могу я попробовать, сэр?».
Торговец с сомнением взглянул на худого юношу с впалыми щеками: «Ты же вот-вот от голода умрешь, тебе ли укрощать скакунов…».
«Позвольте мне попробовать, и убедитесь сами». Гулаб Сингх принадлежал к знатному роду и, помимо прекрасного образования, владел мастерством верховой езды. Мягко уговаривая жеребца, он начал водить его по кругу, успокаивая. Затем, выбрав подходящий момент, одним прыжком взлетел в седло, и жеребец сорвался в бешеный галоп. Проскакав километров десять, оба утомились. Жеребец перешел на медленную рысь и вскоре полностью подчинился всаднику. Подъезжая к площади, Гулаб Сингх потерял сознание от усталости, но со взмыленной лошади не упал. Купец распорядился отнести юношу в свой дом и дать ему отдохнуть. Вечером они разговорились, и торговец впечатлился тем, насколько бегло его гость говорил на санскрите, фарси и английском. Гулаб Сингха немедленно приняли на работу управляющим по экспорту древесины, а в дополнительные обязанности входило чтение Бхагавата-пураны пожилой матери босса.
Прошло несколько месяцев. Однажды вечером он, как обычно, читал вслух. Сидящая в кресле пожилая женщина мерно дышала, и было непонятно, слушала она или спала. Его это и не волновало, он был поглощен звуками санскритских шлок, оказывавших на него одновременно трансовый и отрезвляющий эффект. Дойдя до той части, где Шри Кришна наставлял Уддхава[41], Гулаб Сингх испытал прилив духовного озарения и погрузился в состояние вайрагьи[42]. Его охватило странное безразличие и отрешенность от всего мирского. «Аскетическая незаинтересованность» во всем, что могло вызвать привязанность или даже зависимость у большинства людей, наполнила его до краев. Подобно укусу осы, это ощущение пронзило сердце иглой тоски: по иной жизни, иным знаниям, по отречению от боли бытия и от мирских удовольствий. Вскоре он покинул Бирму, отправившись на Кумбха Мелу[43] в Аллахабад[44]. На поиски гуру.
В то время в Аллахабаде жил знаменитый мудрец, духовный наставник махараджи[45] Патиалы, Раджендра Сингх. Гулаб Сингх попытался посетить его даршан, но получить аудиенцию Гуру было почти невозможно, – ему отказывали раз за разом. Судьбу Гулаб Сингха изменила телеграмма, посланная махараджей Патиалы своему наставнику. Сообщение было на английском, и принесший телеграмму садху не смог ее прочесть. Поняв, что это его шанс, Гулаб Сингх вызвался перевести послание.
