…Теперь он выходил из дома довольно редко, предпочитая не покидать свою комнату без весомого предлога. Возможно, именно анонимность и начала привлекать к нему внимание.
Шиванатх Вьяс и его младший брат Упендра жили неподалеку, и они были единственными ровесниками, с которыми он общался в те дни. Их отец был высокодуховным человеком и практиковал медитацию.
В тот день ему требовалось попасть на рынок, и он надеялся, что кто-нибудь его подбросит; мимо проезжал Упендра Вьяс, предложивший подвезти его: «Только давай заедем ко мне на пять минут, а потом отвезу тебя». В доме их встретил заметно взволнованный отец Упендры. Держа цветочную гирлянду, Вьяс-старший поклонился, коснувшись его стоп: «Пожалуйста, примите меня в ученики!». Сказать, что он удивился, значило не сказать ничего. Выслушав историю Вьяса джи, он не знал, что и думать. Оказалось, двумя неделями раньше, в медитации, Вьяс джи получил следующее откровение: ему было сказано, что через пятнадцать дней, в определенный час, в его дом войдет молодой человек, который станет его духовным наставником.
В назначенный день Вьяс-старший ждал на пороге дома, и все случилось так, как и было предсказано.
Происходящее казалось за гранью реального: отец друга внезапно касался его стоп, прося дикшу… Конечно, он дал Вьясу-старшему посвящение, а вскоре об инициации попросил Упендра. Затем еще один друг семьи Вьясов, которого звали Шастри джи, получил посвящение и стал его верным спутником в разных приключениях.
Вьяс джи и Шастри джи пользовались в городе безупречной репутацией, и слухи об их инициации в Крия йогу распространились быстро.
«Если они стали учениками этого Гуру, значит, в этом молодом человеке что-то есть!». Сарафанное радио работало без перебоев, и люди начали приходить, чтобы увидеть «этого гуру». Наблюдая за плотным людским потоком, устремлявшимся прямиком в его комнату, родственники не могли скрыть удивления: безработный мечтатель вдруг оказался невероятно популярен, посетители относились к нему с величайшим уважением!
Однако самое первое посвящение в практику он дал еще раньше, навещая двоюродных братьев в Гвалиоре. Там он снова увидел Бхардваджа Дубе, с которым был знаком с подросткового возраста. В тот день Бхардвадж услышал, как старый приятель общается с людьми, и был впечатлен. Тот, кого он помнил застенчивым юношей, поражал теперь безупречной и оригинальной логикой, необычными идеями, уверенностью и манерой поведения. Бхардвадж мало знал о йоге, он попросту нуждался в дружбе и поддержке – и этот добрый и искренний парень и стал его первым учеником. Однако так и не смог сделать Кхечари мудру, в отличии от Вьяса джи и Упендры, освоивших эту важнейшую часть крии. После этого жизнь Вьяса-старшего заметно изменилась. Если перед посвящением в йогу он сильно болел, то вскоре после начала практики полностью выздоровел и преисполнился еще большим духовным рвением.
Неоспоримое присутствие внутренней силы, харизма, заразительный смех и отличное чувство юмора привлекали к молодому Гуру многих, хотя он не пытался производить ни на кого впечатления. Обычно во время спонтанных даршанов он находился в прекрасном настроении и много шутил, что само по себе успокаивало и умиротворяло посетителей. Тем не менее, существовала некая незримая черта, которую никто не осмеливался переступать – он был Гуру, и само это говорило о достоинстве, искренности и чистоте. Через него проявлялась сила парампары. Заставляя людей мыслить по-новому, он рассказывал им о целостности Истины, помогая обрести смелость для достижения духовных целей посреди привычной обыденности.
Это было интересное время. Некоторые посетители приходили просто для короткого знакомства, но возвращались снова и снова, будто их притягивало магнитом. Он ничего не имел против. Люди, приходившие проконсультироваться по личным вопросам, впечатлялись его способностью разрешать любые ситуации и предлагать неожиданные, но практичные решения. Нестандартные ответы и взгляды провоцировали, заставляли размышлять, и те, кто был готов думать и меняться, приходили снова. И начинали интересоваться йогой.
На самые сложные вопросы давались ответы, самые трудные проблемы анализировались и разрешались, раскрывалась самая суть жизненных испытаний человека. Он мог мгновенно проанализировать любую тему, и выводы были весомы и правдивы. Его бессознательное знание экспоненциально углублялось с каждым вопросом. Увеличивались и обязанности. С каждым инициированным Гуру брал на себя ответственность за будущее ученика, и это обязательство было пожизненным. Восторженные последователи не поощрялись; при этом он всегда был рад попутчикам.
Разнообразные дискуссии давали пищу для размышлений и иллюстрировали сложную палитру человеческих характеров и архетипов. Каждый новый посетитель проецировал на «внутренний экран» Гуру сложную сеть кармических связей. Никого не нужно вербовать, люди уже отфильтрованы собственными кармами, которые и приводили их к йоге, к учителю. Или, наоборот, уводили прочь, к другим вариациям судеб…
Он был молод и ничто человеческое не было ему чуждо. Будучи фанатом комиксов Marvel, он с нетерпением дожидался премьеры фильма о Супермене. В день премьеры, купив билеты, он вышел из кинотеатра за попкорном, одетый в черную футболку, черные джинсы и щеголяя ковбойскими сапогами с наборными скошенными каблуками. Его заметили двое пожилых учеников, один воскликнул: «Гуруджи!», – и оба пандита распростерлись прямо на тротуаре у его ног. Одетые в традиционные дхоти[92] и курты, седовласые джентльмены шестидесяти и семидесяти лет касались его начищенных ковбойских сапог, прося о благословении. Их мгновенно окружила толпа, ожидая зрелища или скандала – что-то точно назревало, иначе зачем двое пандитов навзничь лежали перед молодым человеком в джинсах. Он еле упросил их подняться. Возможно, прохожие приняли его за Супермена, появившегося на улицах Гвалиора, но сомнительно, что среди зевак были читатели комиксов. Кроме шуток, это был последний фильм, который он смотрел в кинотеатре. Куда бы он ни пошел, спонтанно собиралась толпа, и все это было крайне некомфортно, ненужно и заставляло держаться подальше от общественных мест. Внезапная популярность действовала на нервы.
Тем временем, внутренние и внешние изменения продолжались, и некоторые были довольно необычными. По ночам он практиковал в маленькой комнате на крыше, и мать обычно поджидала его внизу, чтобы убедиться, что он поел. Ее тревожило его новое «хобби», она считала, что все эти долгие медитации, поздние пробуждения, молчаливая задумчивость и рассеянность сильно изменили его.
В ту ночь, все еще наполненный блаженством и покоем после интенсивной практики, он спустился вниз и уселся в кресло, не включая свет. Ему хотелось продлить это неописуемое состояние. Мать вошла в темную комнату, неся стакан молока и теплую лепешку – и выронила тарелку с криком: «У тебя голова горит!». Подскочив к зеркалу, он взглянул на свое отражение: над головой сиял ореол золотого пламени. Он быстро включил свет. Мать была сильно встревожена и растеряна, он попытался ее успокоить: «Это просто игра света, а не пламя, тебе показалось!». Так он впервые увидел свою ауру и немедленно начал с ней экспериментировать. Чтобы научиться контролировать яркий светящийся контур, потребовалось время, но в конце концов он научился включать и выключать ее по желанию, чтобы продолжать беседы с посетителями и друзьями. Иначе, глядя на яркий нимб над его головой, люди впадали в состояние транса.
Время от времени он мог продемонстрировать ауру некоторым из учеников для поддержки и вдохновения. С молчаливым благоговением они созерцали яркий нимб, а он небрежно замечал: «Это всего лишь побочный эффект практики…».
С годами цвет ауры менялся: поначалу ярко-золотая, она приобрела зеленоватый оттенок, форма также изменилась. Последние двадцать лет она напоминала Шивалингам и была ослепительно белой. Заряженный продвинутыми пранаямами ореол указывал на продолжающиеся изменения в развитии мозга и свидетельствовал о высшем уровне йогического мастерства. Но это не означало, что можно расслабиться и почивать на лаврах.
