Мы же с писателями поужинали, немного поболтали, обсуждая прожитый день, и разошлись на отдых.

… Отправив, наконец, на следующее утро гостей вместе с теперь уже их печатными машинами, я почувствовал себя настоящим богачом. Часть денег я отдал Афоне за работу, часть оставил себе — как никак, а доля моего труда тут тоже имелась.

На радостях мы съездили с девушками в уездный город Сызран (да, именно так, без мягкого знака, называется сейчас этот город), относящийся пока ещё к Симбирской губернии. Это был самый ближайший к нашему посёлку крупный населённый пункт, где уже активно развивалось портняжное дело и торговля. Ехать до Сызрана нам пришлось пятьдесят пять километров, поэтому на лошадях неспешным шагом мы добрались часов за семь.

В самом же Сызране мы остановились на постоялом дворе. Я боялся увидеть нечто похожее на придорожный трактир с «нумерами», но всё оказалось намного приличнее. Дом был двухэтажный, на верхнем были комнаты для проживания. Внизу же располагалась столовая и «рецепшен» – стойка, где хозяин гостиницы оформлял гостей. Мы назвались, заплатили и получили ключи от двух комнат. Носильщик отнёс в номера наш багаж, а мы сделали заказ и поднялись в номер, чтобы умыться и привести себя в порядок.

После обеда занялись шопингом. Кроме платьев дамам прикупили по парочке шляпок (ну, куда же без них-то!) и перчаток. Прохору я приобрёл добротные штаны, его жене – шаль. Афанасий получит от меня набор инструментов: я выбирал всякие, и для ювелирных работ в том числе. Мой «Левша» всему найдёт применение, это факт. Всем девочкам в воспитательном доме мы приобрели симпатичные капоры одного фасона, но разных цветов.

Прогулялись мы и вдоль одноимённой с городом реки. Её ширина меня поразила: просто ручей какой-то по сравнению с той Сызранкой, которую я видел в своём прошлом-будущем. Но тем не менее солнышко припекало, а от воды приятно веяло прохладой. Эх, искупаться бы!

Но сейчас пока ещё пляжей для любителей водных процедур на природе нет, поэтому мы будем смотреться по меньшей мере странно, если разденемся и полезем в воду при всех. Кстати, надо подумать о том, чтобы оборудовать у себя на речушке Теренгульке место отдыха, пляж по-нашему. Простой народ, понятное дело, полощется в реке, но ведь и нам, господам, тоже хочется.

Конечно же, я потащил подруг полюбоваться на кремль. В прошлом-будущем он выглядел грандиозно, презентабельно, настоящая гордость сызранцев. Да, собственно, не только сызранцы им гордились: помню, я, а интернете как-то прочитал, что сызранский кремль является единственным кремлём во всей Самарской области.

Сейчас же кремль был деревянный, с четырьмя деревянными и одной каменной башнями. В моём двадцать первом столетии сохранилась только каменная Спасская башня, захваченная когда-то Емельяном Пугачёвым. Сейчас же кремль разительно отличался от того, который видел я в будущем, но всё равно выглядел очень фундаментально.

На утро следующего дня мы отправились в обратный путь.

______

Село Банвиньево** — вероятнее всего, такого села никогда не было, по крайней мере в Шигонском уезде точно. Это фантастическое допущение автора, за которое читатель, думается, простит его.

Ещё при въезде в поместье нам в нос ударил жуткий неприятный запах. Да нет, правильнее будет сказать: нас чуть не выбила из брички ужасная вонища. Откуда она взялась — было непонятно. Свиней пока ещё сельчане не держали, если только от телятника, временно оборудованного в моей конюшне? Ну, погоди, Егорша, устрою я тебе разгон за такую халатность! Если самому сложно содержать помещение в чистоте — обратись за помощью к Прохору, тот выделит работников, вмиг очистят стойло от навоза.

И всё-таки, несмотря ни на что, в гостях хорошо, а дома и вовсе кайфово! Какое же это наслаждение — усесться в чуть тёпленькую воду ванны и полежать там, полностью расслабившись! Кстати, да, забыл сказать: на железоделательном заводе я заказал три ванны. Теперь моя спальня, Маринкина и гостевая комната были снабжены сим цивилизованным агрегатом.

Простой люд же мылся в общественной бане, которую отстроили артельщики. Всего из домов, не принадлежащих кому-либо из сельчан, в посёлке сейчас, кроме бани, стояли два приюта — мужской и женский, амбулатория, магазин и школа-интернат.

Последнее здание было разделено на три части. В одной были спальни для девочек-сирот. В другой располагались подсобные помещения: умывальные, кухня для приготовления пищи, склады для продуктов и постельных принадлежностей, прачечная и другие. Третью же часть занимали учебные классы, учиться в которых с началом сентября, по моим планам, будут все деревенские ребятишки. А вечером в них будем проводить ликбез для взрослого населения.

К строительству же частных домов пока не приступили. Последний объект общественного назначения только что был закончен, в нём проводились отделочные работы.

Пока я наслаждался водными процедурами, ко мне с докладом явился Егоров, бригадир артельщиков. Я попросил лакея напоить его чаем, пока я приведу себя с дороги в порядок. Да уж, тяжело живётся предпринимателям, даже в ванне понежиться в полное удовольствие не удаётся.

Для доклада я пригласил Прохора в кабинет. Егоров был несколько взвинчен:

— С приходом этих двоих — Чухони и Коряги — в артелях начало твориться… всякое-разное. Народ, не все, но кое-кто, стал пропускать работу, делать всё через пень-колоду. А эти двое их подзуживают, мол, нечего этому графу-кровопийце на наших спинах ехать, простой люд икс. искалу… искулапировать, вот. Тьфу ты, еле выговорил слово енто мудрёно! Мож, отправить недовольных на конюшню да выпороть их как следоват? Это, ваше сиятельство, право ваше, выбор делать — пороть али как, токма глупому человеку выволочка усегда на пользу пойдёт, — вещал мне бригадир.

— Нет, Прохор, мы сделаем немного по-другому. Сначала я хотел дружненько отстроить всем жителям дома даром, а теперь сделаем иначе. Не хотят работать на себя бесплатно, не понимают своей выгоды — будут трудиться за деньги, а потом выкупать у меня же себе дома. Сейчас составлю грамоту, в которой всё досконально пропишу, и вечером соберу всех и озвучу.

Прохор кивнул, соглашаясь. Но уходить он явно не спешил.

— Что ещё? — спросил я.

— Вошшем… Ента… Побили наши мужики Чухоню с Корягой. Глебу зубы повыбивали, а Коряге ухо напрочь оторвали. Таперь его все Безухим кличут, — уставившись в пол и будто через силу выдавил из себя бригадир.

— Так… Всё забавнее и забавнее. И за что же мужики так накостыляли этой парочке? — заинтересовался я.

— Вчарась вечером кто-то из них мне в отхожее место дрожжи вылил. Сперва, подлецы, самовар мой спёрли, а в ём вишню на хмелю настояли — те самые дрожжи делали. Давно, значица, они к тому готовились. Ну и вот. А тут оне сами меня стали выводить из себя: развалились в теньке и не хотят ничего делать. «Работа дураков любит!» — твердят и ржут. Я ж не сдержался, дал в ухо Чухоне. Прости, батюшка, в том моя вина! — Прохор упал передо мной на колени.

Я тут же стукнул по столу ладонью, требуя прекратить этот цирк. Прохор поднялся и продолжил:

— Чухоня мне тогда пригрозил, мол, говном ты, искалупотор, был, говном и захлебнёсси. Я же в обед запретил этих двоих кормить, ведь не работали же, значицаа, и жрать им нет. И вот оне в отместку мне и удружили, вылили дрожжи в уборну… Дерьмо в яме за ночь забродило, а к утру и вовсе стало вылезать наружу, весь двор мне залило. Ну, вонь-то вы и сами, небось, учуяли…

— Ясно. Разберусь, — бросил я бригадиру, думая, что история закончена.

Но, оказывается, я поспешил.

— Ну не мог я, Грыгорь Владимыч, стерпеть таку обиду! Утречком, как все на планёрку собрались (выучил, шельма, наконец-то, это слово), я подошёл к Чухоне сзаду, правой рукой выю ему зажал так, что он башку-то и запрокинул, а рот раззявил, чтобы дышать легше было. Ну, я ему в яго поганую пасть дерьмо-то из кружки и залил — зачерпнул заране. Говорю: «Хто бражечку завёл, тому её и пробовать!» Мужики-то ржали, а Коряга попытался сбегти. Споймали мужички-тоть яво. Я домой пошёл руки мыть, а земели колобродам добавили малость. Не любят мужички наши, кады пакостят исподтишка. Не ндравицца што — так и скажи. А енти… Короч, виноват я, ваше сиятельство, народ не наказуй, меня казни.