Оказалось, что Афоня просто выбирал удобное место для своих чертежей. Небольшие столешницы секретеров явно не подходили. Поэтому Афанасий, получив "добро" на разговор, быстренько сдвинул все кресла и стулья с чайным столиком к стенкам, бухнулся на колени.

- Это ещё что за представление? - возмутился я.

За время путешествия между нами установились вполне дружеские отношения, не допускающие всяких проявлений подобного рода. Но я ошибся: Афоня вовсе не собирался таким макаром изъявлять своё уважение к графам. Он вытащил из-за пазухи белую скатерть, испещрённую чертежами, и расстелил на ковре. Производя эту манипуляцию, Афоня по ходу уже начал высказывать свои идеи:

- Я тут... покумекал малость... Ваше сиятельство мне подсказывало... А что? Вместо лошади вполне можно использовать паровой двигатель... Вот тут резервуар... А здесь топка... Вода нагревается, давит на поршень... Вот тут бочка с водой, тут повозка с дровами. Зато лошадь менять в яме не нужно, и скорость опять же. Даже если разбойники решат напасть - не догнать им машину. А встренут спереди - можно отстрелиться, внутрь не проберутся - железный кожух даже пуля не пробьёт!

Афоня ползал по полу, тыча пальцем в свои чертежи. Я был ошеломлён. Но одно меня не устроило: огромная повозка для дров и воды. Из-за этого машина была больше похожа на паровоз из трёх вагонов, а не на машину. Маневренность такой махины слишком мала. Я тут же пристроился и стал показывать Афоне, как уменьшить размер агрегата, если заменить двора, например, углём. А воду можно по пути добавлять в резервуар, не по пустыне же собираемся путешествовать. Афоня спорил со мной так, как будто бы я уговаривал его отрубить лишние пальцы его родному дитяти, отстаивал каждую мелочь с пеной у рта. В результате мне удалось убедить Афанасия отказаться от третьего вагона, в котором он предполагал везти воду и дрова про запас.

По ходу дела к нам подключился и Павел. Сначала он молча и с удивлением наблюдал за нашим спором, но надолго его не хватило. Он переместился на пол, рядом с нами. Второй вагон по мнению Павла тоже можно было модернизировать за счёт замены стационарных кроватей откидными полками. Как я-то не обратил на это внимания! Вот олух-то! Я тут же добавил идею сделать откидные столики и верхнюю полку для багажа. Вагон сразу стал компактнее, хотя вместить в него стало возможным около восьми человек.

В самый разгар наших обсуждений, которые сопровождались довольно громкими выражениями, переходящими на крик (творческие люди часто забывают во время дискуссий о культуре и вежливости, бывает...) в кабинет вошла смущённая Глафира. Оказывается, она уже минут пять как пытается до нас достучаться, но всё безрезультатно. Потому и решила войти самовольно, без приглашения. Мы же, увлечённые обсуждениями, даже не заметили этого.

- Григорий Владимирович, к Вам тут Фрося ломится... - пробормотала Глаша.

Отодвинув девушку могучей ручищей, в кабинете материализовалась громадная фигура супруги Афони. Однотитей Фросю теперь уже никто не звал: Маринка сшила для неё специальный лифчик, в пустую чашечку которого женщина клала увесистую репку, обмотанную тряпицей, чтобы вес обеих "грудей" был более-менее одинаков. Но из-за мощи фигуры она напоминала громадного бегемота, а не женщину. Уж как субтильный Афонька справлялся с гром-бабой - непонятно.

Беременность уже довольно сильно проявилась в её фигуре, поэтому баба, ворвавшись в кабинет, сразу же снесла своей раздавшейся нижней частью изящный стульчик, который мы установили на столешницу чайного столика. Тот, упав на пол, жалобно крякнул и развалился на две части.

- Этта шо за такое? - громом прогремел голос Фроси. - Мамина скатертя!!! Кады ты, паршивец, только исхитрилси её сволочь? И ведь всю изнахратил, падла ты этака!

Фрося зацепилась за край скатерти-чертежа, на которой ползали увлечённые процессом созидания три мужика, и сильно дёрнула её. Государь, оказавшийся в этот момент ближе всего к Фросе, потерял равновесие и шлёпнулся на задницу. Фрося же, всё ещё полна праведным гневом, сделала второй мощный рывок. От него мы с Афоней скатились на пол, словно картофелины со стола. Государь так же не удержался и тоже катышком переместился рядышком с нами.

- Изнахратил! Подлюка! Задавлю как вошу! - Фрося попёрла на Афоню разъярённым быком.

Мужик, не на шутку испугавшись, на четвереньках быстренько перебежал под низенькую кушетку, распластался там, но. уместить смог лишь нижнюю часть тела до плечей. Поэтому, подхватив рукой сиденье сломанного стула, он прикрыл им голову. Государь, видя надвигающуюся опасность его величеству, тоже не стал тянуть время, испытывая судьбу - он так же на четвереньках добежал до секретера и забился в его нижнюю часть, предназначенную для ног. Мне прятаться было некуда...

- Эту скатертю... мне ышшо... бабушка моя... по наследству... Она жа пошти нова была!!! Ну, берегись... - не глядя на меня, разбушевавшаяся воительница, потрясая Афониными чертежами, двинулась к нему, дотопала до кушетки и попыталась опуститься на колени. В этот момент в её животе что-то шевельнулось, видимо, даже ещё не рожденный младенец встал на защиту своего батюшки, Фрося сдавленно крякнула и качнулась в сторону, вцепившись руками в бок.

- А!!! Он шаволицца!!! Он шаволицца, батюшки мои светы!!! - завопила беременная баба.

Чего было в её вое больше - страха, радости или удивления - понять мы не сумели. Но Афоня, движимый отеческим чувством, выскочил из-под кушетки, подлетел к супруге и встал перед ней на колени, нежно оглаживая огромный животище. Дитя внутри обрадовалось такому вниманию, лягнуло отца в качестве приветствия и успокоилось.

В это время из-под секретера выполз государь наш батюшка Павел I. Видимо, он тоже почувствовал, что данное место не совсем подходит ему по статусу. Приняв вполне пристойный вид, одёрнув сюртук и пригладив волосы, он с достоинством заявил бабе, стоявшей всё ещё с выпученными глазами:

- Афанасий - великий инженер. Он сейчас сделал огромное открытие, которое стоит дорогого. Он изобрёл паровую машину! Да теперь ты, Ефросинья, не на таких скатертях обедать будешь - на шёлковых! И одеваться будешь как барыня. А жить станешь в каменном доме в самой Москве!

- Да??? В Москве? - Фрося погладила по голове своего супруга, всё ещё стоявшего перед ней на коленях. - Ну тады ланно. Давай в Москве. Хотя бы на недельку. А то маленькому мому свежий воздух нужон будеть. Погостим - и домой. Скатертю мине шёлкову отдашь и ланна.

Фрося неловко повернулась, оттолкнула от себя Афоню, который откатился от её движения колобком и, успокоенная и довольная, потопала домой, бросив скатерть с чертежами на ковёр.

Детали для машины на паровом двигателе были заказаны на железоделательном заводе. Заодно там же отливались для нас детали мясорубки, стиральной машины, косилки, сеялки. Время, проведённое в пути в Рим, Афоня использовал с пользой. Между тем наступило первое сентября. В посёлке намечался большой праздник - открытие бесплатной школы для крестьян и приютских.

Всем детям школьного возраста я заранее выдал форменную одежду. Было решено моими дизайнерами - Мариной и Глафирой, что никаких коричневых платьев с фартучками, как у горничных, быть не должно. Девчата разработали свой уникальный стиль. Чем-то он напоминал русский народный наряд - это были красные холщёвые сарафаны и ситцевые блузки с рукавами. Причём рубашки могли быть любой расцветки. Платков, под которые прятали бы волосы, не предусматривалось. Да и длина волос у девочек могла быть любой.

Мальчикам полагалось надевать холщёвые же штаны свободного кроя и рубахи-косоворотки. По поводу лаптей я распорядился ещё раньше. Помня, как неудобно было ходить в них, я открыл в посёлке сапожную мастерскую, где несколько сапожников (специально посылал их на учёбу в город) нашили для всех крестьян удобные туфли и сапожки из свиной кожи, обработанной специальным образом. Шкура мулов тоже подходила для этих целей.