Заметил то Пахом, взял и продал Буяна другому мужику. Тот был крут на расправу, быстро хвоста забияке прикрутил, выпоров того пару раз изрядно. А Буян ещё пуще озлобился, да не на нового свово хозяина, а опять-таки на того, который и кормил вдосталь, и будку хорошу предоставил. Глуп был тот кобель, как пробка глуп!

– Погодь, Михей! Ты, чёль, исторю про Чухоню сказываешь? Похоже чутка, – вставил один из парней слово.

– Не мяшай а ты, – приструнил любопытного Михей. – Исторя по то и исторя, шоб ты башкой своей сам думать училси. Так вот. Тут привёл в дом к себе Пахом зазнобу. Хорошу девку, не злобну да заботливу. А Буян, хотя и далече от Пахома живёт, всё злится на бывшего хозяина и всякие мсти злобны вынашиват в своей головёшке тупой. И посококу с самим Пахомом пёс смердячий сладить не могёт, надумал он на девке той отыграться, над ей злобно дело совершить.

На этих словах я похолодел. Либо знает что-то Михей такое, чего я не знаю, да сказать мне не решается, либо и правда, просто историю сочиняет, от балды? А мужик крякнул, взял ложку, привязанную к длинной палке, чтобы не обжечься, зачерпнул варева, подул и осторожно попробовал.

– Хороша ушица… Да. Стал Буян других собак на дело погано подбивать, уговорами да угрозами действовать. А Пахом – душа проста, ничего не думат плохого, спокойно живёт, за зазнобой своей не смотрит. Вот и думай таперь: как Пахома упредить да гадёнышу тому помешать, а? Он хотя и живёт не рядом, а гадко дело совершить могёт. Вот в чём вопрос!

И Михей поднял вверх палец. Потом подобрал с песка голыш и легонько забросил его в мою сторону, как будто боялся, что я уснул и не услышал эту его байку–предупреждение.

Я, уже не скрываясь, вышел к мужикам, те вскочили, шапки с голов поснимали, в пояс мне бросились кланяться.

– Да ладно вам, хватит церемонии тут разводить. Я вот мимо проходил, гулял, услыхал дух аппетитный. Угостите ушицей? Давно я такой едой не баловался, почитай, с самого детства, – остановил я мужиков, готовых уже на колени броситься перед графом.

– Ай в детстве рыбалить приходилось, Ваше сиятельство? – хитро прищурился Михей. Ох, не прост этот мужичонка, ох не прост!

– Приходилось, Михей, и рыбалить, и с конями в ночное ходить, и уху варить. Всё приходилось.

Посидели мы за ушицей, побалакали ни о чём – не стал я расспросами Михея мучить, и так много чего понял из его побасёнки. Покупался я вместе с парнями, на коне поскакал прямо по воде – ох, здорово! Под утро только и ушёл от них домой, чтобы чуток вздремнуть на заре.

А раным-ранёхонько отправился на бричке к попу Григорию в Суринск с визитом. Появилось у меня к нему важное дело.

Батюшка был мне рад. Особо ему польстило то, что я после аудиенции у царя явился к нему первому. Он тут же приказал подать нам водочки и запечённых куропаток в яблоках. Пришлось попросить ещё холодной воды, вроде как для запивания алкоголя. Теперь надо умудриться незаметно подменивать напиток в рюмке на воду. Пить я так и не приучился, да и желания такого не было.

Оценив творчество повара, я приступил к повествованию. Осторожно сообщил Григорию о том, что Его величество планирует отделить церковь от государства, отменить крепостное право в самое ближайшее время.

– Нет, это как же? Да аристократия не позволит! Отобрать наше? Да мы… – начал возмущаться батюшка.

– Кстати, земли тоже отойдут государству, – тихонечко сказал я, как будто бы под большим секретом. – Вы же понимаете, что эта информация не для всех пока. Но надо поспешить, чтобы не остаться на бобах.

– И что же вы советуете мне предпринять? – почти шепотом поинтересовался поп.

– Надо продать и крепостных, и землю, а на полученные деньги открыть какое-то собственное предприятие, которое будет давать постоянный доход, – просто сказал я. – Я могу вас в этом выручить. Мне нужны земли для постройки бумагоделательного завода. Даже если земля отойдёт государству, завод рушить не станут, мне просто надо будет выплачивать налог. Но барыши я поимею громадные, так что какой-то там налог – капля в море.

А вам надо бы сразу приобрести готовое производство. Я вот слыхал, что в Самаре трубочный завод возводится. Может быть, есть смысл войти в долю к организаторам? Просто отдать им часть денег, и пусть они сами крутятся, как умеют. А на остальные купить хороший добротный дом. Если есть желание, можно лавку открыть. Или настроить доходных домов. Рабочие будут прибывать в город, им потребуется жильё. На сдаче помещений в наём тоже можно хорошо зарабатывать, – оседлал я своего коммерческого коня.

– А крепостных вы тоже у меня купите? – осторожно осведомился Григорий.

– Ну, не за прежнюю цену, конечно, но куплю. Мне нужны будут и рабочие, и строители. Лучше с местными дело иметь, чем вести незнамо кого издалека, – пояснил я.

Григорию мой план понравился. Хорошую службу послужил мне выпитый попом уже к этому времени алкоголь. Тут же Григорий послал в Шигоны за стряпчим, накатил разом сразу полстакана водочки и пошёл «соснуть после завтрака». Я остался предоставленным сам себе.

Мысль о том, что Чухоня готовит какую-то пакость, не давала мне покоя. Пока батюшка почивать изволили, я позвал к себе дворового мужика, который смотрел за скотиной. Предложив Панкрату пару копеек, снискал полное его доверие. Панкрат с радостью поделился со мной некоторыми деталями своего гардероба. Я выбрал портки, рубаху и широкополую шляпу, в которой Панкрат ходит на рыбалку.

– Добавить надобно за шляпу-то, господин, – просяще заныл мужичонка. – Шляпа-то, поди, сувсем новая, я её токмо в етом годе из лозы сплёл.

– Мне ненадолго. Я скоро тебе всё твоё имущество верну, – успокоил неудачливого бизнесмена.

– Ну, коли так… Пользуйтесь на здоровье, – согласился озадаченный мужик.

– Только у меня к тебе просьба, Панкрат. Никому про сей факт не рассказывай. Я хочу незаметно средь мужиков потолкаться, их разговоры послушать. Ты же меня не выдашь? Вот тебе за молчание пятак!

Монета сыграла решающую роль – Панкрат ради денег был готов на многое.

Поскольку в гостях у царя я не брился, а дома тоже не стал звать на помощь Прохора, то всё лицо у меня заросло изрядно. Переодевшись, измазав открытые участки физиономии сажей, нахлобучив на голову шляпу, я изменился до неузнаваемости. Немного повозившись с лаптями, я решил бросить это сложное дело и остался босым. Ноги предусмотрительно тоже испачкал в грязи. В таком неподражаемом виде я вышел на улицу.

Панкрат вызвался меня проводить, думаю, не безвозмездно, поскольку он мне подмигнул заговорщицки.

– Как величать-то вас таперя, барын? – спросил.

– Давай Михеем. Хорошее имя, по-моему.

– А давай. Пошли, Михей, я тебя люду местному представлю.

Мы вышли из усадьбы и двинулись в сторону речушки, где сегодня было довольно многолюдно: трое мужиков старательно закидывали удочки и пялились на поплавки из гусиных перьев. Чухони среди них не было. Мы с Панкратом пристроились к ним.

– Ты чей же будешь? – поинтересовался у меня самый взрослый рыбак, которого мне представил Панкрат как Занозу.

– Граф Орлов меня батюшке Григорию задаримши. Пока они там выпивают да почивают, велели самому себя развлечь. А потом вроде как обещались на конюшне определить, за лошадушками присматривать, – стал я врать.

– А! К Чухоне, знать, в помощники сдадут. Ну, терпи, паря, да ухо востро держи. Чухоня – калач тёртый, душа у яво подленькая. Подставит – не заметишь. А потом батюшка самолично табя прилюдно выдерет. Бывало уж такое. Никто с Чухоней совладать не могёт. Вот окромя, разве, Длинного да Гликсея. Те прям сдружились с подлецом – не разлей вода. Мутят оне с им дело како-то… Пока никто не знат, како, но явно, что снова подло, – поделился со мной Заноза. Остальные лишь кивали головой на речи рыбака.

Понятно. Надо искать Гликсея и Длинного. С самим Чухоней я связываться пока не хотел, тем паче, что он со мной был лично знаком - а вдруг да и узнает? Но оказалось, что Гликсея отправили сегодня пасти стадо, а Длинный вчера отравился, потому дома остался и «дрышшет как из пушки». Жаль. Но и этой инфы мне пока было достаточно.