Я подставил Аннушке согнутую в локте руку, она оперлась на неё, и мы прошествовали в столовую.

– Ты устала, дорогая? Хочешь с дороги чего-нибудь выпить или сразу поднимешься принять ванну? – спросил я супругу.

– Гришенька, свет мой, а ведь я тебе подарок привезла, – Нини лукаво погрозила мне пальчиком. – Помню-помню твою любовь... – я похолодел... Что имеет в виду эта женщина? Про какую любовь она тут завела речь??? – Я привезла с собой... (хлопок в ладошки) прекрасный кофей! Прикажи повару тотчас же заварить. Ты будешь удивлён – такого изумительного вкуса здесь наверняка нет!

– Не шути, дорогая! Здесь никакого кофея нет: ни плохого, ни хорошего. Только чай из липового цвета, листьев малины или смородины. Это же тебе не Санкт-Петербург и даже не Москва. Кстати, Нини! А тебе с твоим здоровьем я не советовал бы злоупотреблять кофеем, – я изо всех сил строил из себя заботливого мужа.

Хотя, это было совсем нетрудно. Это вот как играть в паре с талантливым актёром: можешь быть прям вот самым настоящим деревянным истуканом, но талантище легко тебя вытянет – сам не заметишь, а ты уже так органично вжился в роль, как будто бы родился уже в этой шкуре.

Нини, по-видимому, безоглядно была влюблена в своего супруга – то есть в меня, – поэтому вовсе не замечала никаких изменений в моём поведении. А излучаемая ею радость от встречи проникала внутрь меня легко, затопляя нежностью и... блин, желанием!!!

Вот я кобель... Разве такое вообще возможно? Человек должен любить одну женщину, одну! Хотя бы в определённый период. Я стал вспоминать Маришку, её горячие объятия... Краска залила моё лицо. Сердце забилось, как бешёное!

Нини удивлённо взглянула на меня. Затем мягко улыбнулась и легонько накрыла мою кисть своей ладошкой с прозрачными пальчиками. Поняла что-то? Или приписала моё смятение на свой счёт? Мысли метались в башке испуганными мышами в железной бочке с зерном на дне, куда неожиданно для них забросили огромного котяру.

Нини склонила головку в плечу и сделала премиленькую просящую гримаску:

– Ну, одну чашечку, с дороги! Гришенька! Позволь! А сейчас я, и правда, пойду приму ванну. Где горничная? Мне нужно помочь раздеться, – Нини встала, коснулась пальцами моей щеки. Но целовать не стала. И это меня чуточку расстроило...

Откуда-то сразу же появилась Глафира, поклонилась графине и пошла впереди, показывая дорогу в опочивальню. Я облегчённо выдохнул. Эта внутренняя борьба порядком утомила.

Пока Нини приводила себя в порядок, я велел подать ей липового чая с мёдом и булочками в покои. Через час Глафира доложила: графиня изволили почивать. Видимо, усталость взяла своё, и графиня прилегла с дороги, а потом сама не заметила, как уснула.

Всё это время я в своём кабинете работал над своим новым романом. И да, последние пережитые мною впечатления очень даже нашли в произведение своё отражение! И мои сомнения, и мои метания – всё удачно вписалось в сюжет, словно иначе и быть не могло.

Так за работой пролетело около трёх часов. Потом графиня позвала Глафиру, чтобы она помогла сиятельству причесаться и одеться. На это ушло ещё часа два. После этого Анна Ивановна соизволили выйти в столовую, где уже был накрыт к обеду стол.

Я обратил внимание, что каждый волосок у неё уложен к месту, на лице ровным слоем лежат белила и совсем незаметно положены румяна, наряд прост, хотя и чрезвычайно элегантен. Мой цепкий взгляд двадцатитрёхлетнего мужчины охватил весь облик женщины разом, и организм снова томительно и сладко откликнулся... И снова меня начали мучить сомнения: стоит ли отправлять Нини в будущее, может быть, лучше оставить всё, как есть, живут же люди, имеют на стороне любовниц...

Но в этот момент я встретился взглядом с Маришкой, которая как бы прислуживала нам за столом. Цыганка была зла до непристойности. Проходя мимо меня сзади, она больно ущипнула меня за предплечье – я чуть не заорал от неожиданности. Нда... В моём случае вариант с любовницей явно не покатит. Ну, что ж! Значит, выбор сделан.

Между тем Аннушка весело щебетала, рассказывая о своих встречах с Иваном Андреевичем Крыловым. Он, навестив Нини в Париже, много рассказывал ей о том, как он сначала отказался от печатной машинки, а потом хотел повернуть на попятную, но, вспомнив, насколько едко высказался, решил "держать лицо".

– Теперь у Карамзина и Радищева есть машинки, а у меня – одно лицо и осталось, зато его у меня очень и очень много, – и Иван Андреевич мотал головой, отчего его щёки смешно тряслись.

– Но ты знаешь, Гришенька, мы с парижскими друзьями очень помогли ему тем, что сделали переводы семидесяти девяти его басен. Один из наших, меценат, сейчас не буду называть его фамилию, выпустил за свой счёт несколько сборников Крылова. Я считаю, что за такими талантами будущее, люди будут помнить о нём ещё долго. Ты согласен со мной, Гриша? – Аннушка вся даже раскраснелась, высказывая свои мысли о творчестве баснописца.

– Да, Нини, ты абсолютно права! Талантливые произведения Крылова будут жить века, – согласился я с нею.

– Ой, Гришенька, а я так соскучилась по России! Таких лесов, как у нас, нет нигде! Глашенька обещала показать мне удивительную полянку, где ягоды растут просто ковром! Представляешь, дорогой мой, я ведь ещё ни разу в жизни сама не собирала ягод! В городе я всегда кушала их только с тарелки... Это так прелестно: самой рвать и тут же есть. Давай, сходим туда вместе? Возьмём с собой плед, корзинку с едой, вдруг проголодаемся, воды и пойдём. Хорошо?

Я тяжело вздохнул. Отступать было некуда. Криво улыбнувшись, я кивнул Нини. Только надо взять кого-то ещё, чтобы нам не приписали убийство в случае чего.

Команда набралась большая: нас четверо, Прохор с женой и Николаевы полным составом. Оделись так, чтобы головы не напекло и руки не оцарапать о ветки. Мужчины несли еду и пледы, женщины пошли вперёд с корзинками.

Глафира вывела нас на полянку, которая была недалеко от точки портала. Ягод на ней было действительно много. Шепнув жене Прохора, чтобы она не мешала графине наслаждаться сбором ягод, а Николаевых отослав собирать валежник для костра, Глафира осталась стоять с краю поляны вместе с Мариной и Катериной Егоровой – женой Прохора. Вот тут-то всё и произошло...

На крики Глафиры сбежались все. Аннушка лежала на спине и не дышала, губы её посинели, а лицо стало серым. Мы пытались привести её в сознание, но все действия были бесполезны. Пикник свернули.

Я взял Нини на руки и понёс её в посёлок. Меня мучило сознание причастности к её смерти. Мне было искренне жаль бедняжку, поэтому я, не стесняясь, плакал. Хотя надежда на то, что Аннушка не умерла, а только перенеслась в другое время, оставалась.

Доктор подтвердил наши худшие подозрения: моя законная супруга мертва. Поскольку ей диагностировали болезнь сердца, при которой внезапная смерть – дело времени, такой исход событий никого не удивил.

Мы стали готовиться к похоронам, выслали депеши родителям. Скорее всего, с нынешним транспортом приехать ко дню погребения они не успеют, но хотя бы к поминкам будут. На душе было муторно и горько. Я даже стал мысленно винить Глафиру и Маринку, что они уговорили меня совершить такое… преступление, я бы сказал. Почти что заставили…

Хотя чего это я сваливаю с больной головы на здоровую? Я сам, и только я один во всём виноват! Все дни до похорон я гулял у реки, стараясь как можно меньше общаться с окружающими. Только вечерами я садился около гроба и смотрел, смотрел в бледное лицо, стараясь мысленно выпросить у неё прощения…

После похорон и поминок, на которые всё-таки съехались соседские помещики с жёнами, я снова пошёл погулять. Усевшись на берегу, задумался. Меня заставило вздрогнуть чьё-то прикосновение. Повернул голову – Глафира.

– Ваше сиятельство… Григорий Владимирович! Не сокрушайтесь вы так. Я думаю, всё не так уж и плохо. Там, на поляне, я показала Анне Ивановне на дуб с дуплом. Из него ещё белка выбежала. Наверняка Нини вспомнит этот момент. И проверит… То дупло можно будет попытаться использовать как почтовый ящик. Вы сейчас напишете письмо, а мы соберём некоторые её драгоценности. Потом ваше послание вместе с ними сложим в глиняную кринку, крышку зальём воском, чтобы избежать попадания влаги. Внутрь кринки ещё надо положить что-нибудь тяжёлое, чтобы зверьки какие не утащили. Двести лет посылочка пролежит, это точно...