Я попросил Глафиру снова отписать потенциальным покупателям, предложил им приехать ко мне в имение, чтобы посмотреть машину в работе и приобрести её, если всё устроит. Давно пора бы научиться расписывать эти вензеля и закорючки, коими сейчас переписываются образованные люди, но я не имею такого желания. Каллиграфия мне ещё в начальных классах школы давалась с великим трудом. Мама шутила, что это гениальность зашкаливает и забивает ту часть мозга, которая отвечает за работу рук. Не знаю, права она была или нет, но умных людей с хорошим почерком я в жизни встречал намного реже, чем дураков полных, умеющих писать ровными и красивыми буковками, но всякую чушь.

Столы для печатных устройств мне на заказ сделал мастер столярных дел из Никитинки. Он украсил их искусной резьбой, прикрепил над столешницей стойки с полочками для подсвечников и других мелочей и ящичками для бумаги. Потом он покрыл всё это морилкой на основе сажи и угля и лаком из смолы и масел — поискать мне это всё пришлось, конечно, но оно того стоило. В результате получилось очень даже презентабельно.

И тут, в самый разгар моей деятельности, в поместье явился мой батюшка, граф Орлов Владимир Григорьевич. Сразу же, лишь только переступил порог дома, отец разразился бранью. Начал он с того злополучного момента, когда я получил ранение на дуэли.

— Ты вообще что натворил? Дуэли давно запрещены! И это хорошо, что сплетни не дошли до государя-батюшки! По Воинскому уставу от 1715 года тебя только за один вызов на дуэль следовало лишить графского звания и конфисковать имущества, коего, по сути, у тебя и так нет, никогда не было и не будет с такими выходками! А за саму дуэль вас, дураков, обоих могла ждать смертная казнь! — кричал взбешённый граф. — И потом, кто тебе давал право разбрасываться вольными на крепостных? Ты забыл, как погряз в долгах и только с моей помощью сумел избежать взыскания по векселям перед свадьбой? Да, я обещал тебе это поместье, но вовсе не для того, чтобы ты продолжал шалапутничать и колобродить! Вот скажи, много ли у тебя осталось денег? Поди, всё, что я дал тебе, спустил! Сто раз говорил: не умеешь играть, не мучь карты, но тебе что в лоб, что по лбу!

Матушка была более лояльна. Она нежно погладила мужа по рукаву, отчего он сразу размяк и немного успокоился. Потом она подняла лицо к супругу, заглянула ему в глаза и улыбнулась. Батюшка и вовсе растаял.

Обезвредив графа, матушка протянула мне свою руку для поцелуя и нежно потрепала своё дитятко по шевелюре.

— Владимир Григорьевич, свет мой, не надо так сильно гневаться на сына. Наверняка, у него были веские причины, чтобы поступить так, как он и поступил. Правда ведь, Гришенька?

«Гришенька» стоял перед родителями, растерянно хлопая глазами. Я привык уважать взрослых, поэтому не сразу нашёлся, что ответить отцу на его гневную речь.

— Ваше сиятельство, батюшка… — так, что ли, следует обращаться к сиятельному батюшке? — Не велите казнить, велите слово молвить… — блин, это я явно ляпнул не из той оперы… — Мною была проделана здесь большая работа, — опять что-то глупое сморозил… — Сейчас, поужинаем, и я вам расскажу и покажу, что успел сделать до вашего приезда.

— Говорил мне доктор, что тебя здорово хватило тут после ранения… — граф был явно растерян. — Как будто сам не свой. Пойдём, что ли, покурим.

Граф вынул из кармана трубку и взглядом пригласил меня на веранду. Когда я отказался прикуривать, он ещё раз сильно удивился. Ну, не стану я портить свои лёгкие даже ради поддержания имиджа. Ни к чему это. Но говорить об этом отцу я, разумеется, не стал. Просто встал с ним рядом, пока он раскуривал свою трубку, развалившись с наслаждением в плетёном кресле-качалке.

— Ну, докладывай. Слышал я, какую-то артель строительную организовал, дома крестьянам из земляных кирпичей строить собрался. Зачем это?

Вот ведь, откуда только слухи берутся? Вроде бы ни интернета нет, ни гостей я не принимал, а сплетни расползлись. Однако надо объясняться.

— Пожары уничтожают селенья и города, за один день можно потерять всё поместье. Поэтому дома из земляных кирпичей сохранят посёлок от этого наваждения. Тем более что строить мужики будут для себя сами. Я практически не вкладываюсь в это дело.

— Хорошо. Принимаю. Зачем девок из приюта купил? Своих нахлебников мало? Когда это они ещё вырастут! Да и девки как крепостные в расчёт не идут, они налогов платить не будут. Деньги на ветер! — продолжил батюшка распинать меня, но уже с меньшим накалом.

— Тут да, я с вами согласен. Но мне надо было посмотреть изнутри, как обстоят дела в богадельне. Ради того и девок прикупил.

— Посмотрел?

— Посмотрел. И даже царю петицию отписал. Жду теперь ответа.

— Ну и наглец! — граф продолжал типа ругаться, но, казалось, был доволен этой новостью. — А что с теми деталями, которые ты ездил отливать на железоделательный завод?

Ну, тут уж я уселся на своего конька! Повёл батюшку в кабинет, где у меня стояли целых три печатных машинки. Брови отца так поднялись вверх, что запутались в волосах. Он потыкал пальцем в кнопки, затем рассмотрел полученный текст на бумаге.

— Хорошая работа… Дорого, наверное, отвалил за неё, — проворчал уже так, для порядку скорее.

— Дорого. Вексель пришлось выписать. Зато две уже практически продал, жду вот покупателей, — гордо ответил я.

— Ну, молодец. Вексель-то оправдаешь?

— Ещё и прибыль поимею, — я улыбнулся.

Меня немного отпустило. Всё-таки родители всегда остаются родителями. Поругают, а потом простят. Даже вот гордиться начинают. А как это приятно — получать похвалу от родителей! Такое впечатление, что ты только тем и занимаешься, чтобы доказать им, (да-да, в первую очередь именно им!) что они не зря тебя на свет произвели.

После ужина я провёл графа по его владениям, которые он как бы уже передал мне. Показал, как делаются земляные кирпичи. Отец очень удивился механизацией производства. Водонапорный насос ему тоже понравился.

Заглянули на строительство первого дома. Фундамент Прохор сделал заранее, установил направляющие брусы по углам. Теперь между ними росли стены. А Прохор, словно всю жизнь только и занимался бригадирством, покрикивал то на стеноукладчиков, то на разнорабочих, тыкал пальцем в промахи и даже временами шлёпал особо ленивого работника своим картузом по макушке.

Граф остался доволен увиденным. Хотя он всё не переставал удивляться, как это его не приспособленный к делам сыночек вдруг превратился в такого ловкого хозяйственника.

— Всё это хорошо, Григорий. Но правильно ли то, что граф занимается такими… низкими делами, как строительство домов для своих крепостных?

— Труд не может быть низким. Стыдно, когда человек живёт за счёт эксплуатации других людей, — сказал я и ужаснулся.

Брови отца срослись на переносице, и он снова загромыхал:

— Что? Вольнодумцем заделался? Ты ещё начни тут мне про крепостное право разговоры разговаривать! Так испокон веков жили наши предки, так и нам заповедано жить! Законы не нами писаны, не нам их и менять!

— А если не нам, то кому? — ответил спокойно я.

Отец пожевал губами, но не нашёлся, что ответить.

— Ладно, пошли в дом. Там нас мать уже, поди, заждалась. Всю дорогу мне в уши жужжала, как по тебе соскучилась.

Видимо, мать продолжила «жужжать» в уши моему батюшке ещё и всю ночь после приезда в поместье, потому что наутро он за завтраком (Марина и Глафира временно столовались на кухне) высказал желание выдать мне некоторую сумму «на хозяйство». Правда, предупредил, чтобы я прекратил по возможности свои «предосудительные нововведения». Я послушно кивнул и приложился к его ручке в качестве благодарности. Конечно, прекращать свои нововведения я не собирался, но зачем об этом знать папаше?

К обеду к нам пожаловали гости. Это было начальство из области. Тьфу, чёрт! Конечно же, из губернии, никак не могу привыкнуть к нынешней территориальной градации. Направленные по моему письму с инспекцией в богадельню, они навели там шороха — будь здоров! Прежнего смотрителя не только сняли, но и отправили под суд за нарушения. А когда встал вопрос, кого поставить на его место, само собой пришло решение обратиться за помощью ко мне.