— Там света читать хватает? — спросил я, рассматривая здание.

— У окна сядем, и хватит.

Внутри библиотека выглядела довольно просторной, а хитрая система зеркал на центральной широкой колонне распределяла свет так, чтобы было удобно читать даже в самом дальнем уголке. Более того, изнутри я увидел окна в крышах, под которыми находились скамьи вокруг шестиугольных столов, а по центру стояли колонны, покрытые светлой краской.

Каменный пол здесь застелили широким когда-то зелёным ковром. Его украшал рисунок пчелиных сот медного цвета, и я не мог определиться, что он напоминает мне больше, гигантскую электронную плату или футуристическое покрытие какого-нибудь космического корабля. Самое главное, ковёр совсем не выбивался из общего убранства.

У выхода, где ещё не стояло высоких шкафов или читальных столов, на стенах висели портреты канохов. В некоторых я даже узнал летописцев давних времён, которых знал Готлод. Их имена как появились в моём разуме на мгновение, так и исчезли вскоре. Под каждым лицом висели стяги, обозначающие цвета знатных домов, и непременно в глаза бросался один и тот же символ — три куба в изометрии.

В какой-то момент, рассматривая один из стягов, я узнал его. Под ним ходил Готлод, будучи верным солдатом синей линии. Главой же дома являлся командир медной линии Готал Арик-Лод Зе’мкар. К сожалению, даже приблизительное значение такого длинного имени я не знал, но понимал, что чем выше цвет ленты, тем длиннее имя.

Запах внутри здания, как и положено библиотеке, стоял книжный. Такой немного солоноватый аромат пожелтевших от времени страниц. Канохи оказались ближе всего к привычной мне бумаге, хотя сделать её совершенно белой ещё не могли.

Насмотревшись и надышавшись, я заметил на себе вопросительный взгляд Парката.

— Что?

— Ты же не просто так сюда хотел?

— А-а, конечно, — опомнился я. — Мне нужны карты. Аздахара, Давуриона, всякие.

— Между прочим, ты не говорил, куда отправиться хочешь. — Канох ткнул пальцем в одну из сторон, и мы направились туда. — Вряд ли в Давурион тебе карты нужны.

— Всему своё время.

Мы подошли к отделу, где находилось множество стоек с ромбическими ячейками, как в винном погребе, только вместо бутылок каждая такая вмещала по два-три свёртка. Сверху на каждом лежали уже сложенные в несколько раз листы. В центре комнаты, образованной стойками стоял большой круглый стол, на который падал свет из небольшого окошка сверху.

Карты здесь находились разные — цветные, на сколько позволяла небогатая палитра канохов, черченные одной лишь тушью, рисованные кистями и буроватыми красками, от чего линии казались слишком толстыми, и угольные, где художник умудрился даже показать объём. Одни имели скудные подписи больших городов, зато другие могли похвастаться краткими историческими заметками или описаниями народов в той или иной части света. Видимо, последние составляли ещё до войны, когда происходили мирные контакты и культурный обмен. Жаль, что все заметки оказались либо на неизвестном мне наречии, либо говорили о тех народах, которые я успел уже изучить.

Описанный мир ограничивался лишь двумя континентами, а то, что находилось далеко на западе за горами Аздахара или на востоке за Покинутым Давурионом, перекрывалось либо искусно нарисованными облаками, либо заканчивалось белым полотном бумаги. Уверен, будь там, за горами и лесами развитая цивилизация, она бы уже давно заявила о себе или вовсе захватила весь мир. Даже память Готлода не подсказала мне кто же там, дальше на Зем… то есть, конечно, у этой планеты другое название.

— Зиайна! — воскликнул я, от чего канох, стоящий рядом и рассматривающий карты, вздрогнул.

— Что?

— Да вспомнил тут, не важно.

— Что это значит? — спросил канох, и только в следующее мгновение я понял, что канохи называли планету по-другому. А ведь я это слово нигде не слышал, но почему-то твёрдо был уверен, что оно существует.

— Кажется, это одно из названий планеты. — Задумавшись, я нахмурился. — Даже не знаю, чьё.

Пока канох пожимал плечами, мне вспомнилось ещё одно слово — «Каммаи», и, кажется, оно принадлежало уже другому небесному телу, побольше и поярче.

Паркат привлёк меня шуршащими звуками и достал на свет квадратик — сложенную несколько раз большую карту. Сначала я не обратил на неё внимания, но потом всмотрелся в материал полотна. Оно казалось совершенно другого качества, нежели бумага, и выглядело куда более гибким, вроде тонкого листа резины или силикона. На краешке я заметил надпись «Давурион».

— Разложим? — спросил я каноха, и тот кивнул, шагнув ко столу.

Мы не стали убирать уже раскрытые экземпляры, положив новый прямо поверх них. Взгляду открылся Давурион целиком, и я нашёл знакомые города: Норгдус, Коношен, Плаишкор, Илибез, Кормашан. Они были подписаны известными мне буквами, но слова из них состояли незнакомые. Видимо, язык за время существования этой карты сильно изменился.

— Когда её начертили? — спросил я.

— Где-то написано, — ответил Паркат, ища глазами что-то. — Вот, за два с половиной века до войны.

Это объясняло, почему Давурион изображён таким большим. Видимо, тогда он процветал. Помимо известных я насчитал ещё с десяток больших точек — городов, расположенных на широких ветках рек или озёрах, а сколько должно быть деревень, я не брался бы и считать, да их картограф на холст и не нанёс.

— Да-а, — протянул я, — теперь я верю, что это королевство.

Канох не ответил, а я скользнул взглядом на нижнюю часть карты. Помимо Покинутого Давуриона на востоке карта захватывала ещё и дальний юг, где среди густых лесов и гор красовалась одна малозаметная надпись, сделанная будто бы наспех, а к ней с моря довольно извилистым пунктиром приближалась линия — то ли дорога, то ли граница. С двух сторон её окружали две непрерывные.

К сожалению, прежде чем я успел что-то сказать, Паркат оповестил меня о том, что пора возвращаться на площадку. Как раз, пока дойдём, успеем к обеду, и я не стал отказываться, но ту надпись запомнил. Что-то в памяти не давало покоя насчёт этого места, просто не помню уже.

В столовой сегодня подавали вкусно пожаренное мясо. Впрочем, я не вспомню, когда критическая доля блюда составляла что-то растительное. Канохи не жаловали зелень и очень часто оставляли в тарелке. Их почти прямое отличие от ялов Илибеза в какой-то момент даже показалось мне забавным. А ещё я снова почувствовал тоску, жуя очередной кусок. Хорошо просоленный, не пережаренный, великолепно пахнущий, но совершенно не острый.

После сытного обеда и целых двух стаканов лёгкого фруктового сока, второй из которых мне пришлось буквально угрозами выпрашивать, я откинулся на стену позади лавки и закрыл глаза. Так бы и заснул послеобеденным сном, коим промышляю уже вторую неделю, но в голове чесалась мыслишка, напоминающая всё о том самом месте у кромки нижнего края карты. Расположение для цельного королевства не самое удачное, тогда как остальные города, новые и старые, сгрудились ближе к центру. К тому же, что-то мне то место напоминало, но что, я понять не мог.

Звезда на небе очутилась в районе двух часов дня, а мы уже приблизились к библиотеке и прошли через ворота. Мне не пришлось снова искать ту точку с надписью, слева от которой шёл пунктир и две параллельные, но как будто бы противоположно текущие реки.

— Паркат, что тут написано?

— Где? — Он проследил за моим пальцем и всмотрелся в строчки. — Кажется, это второй или даже первый язык.

— Не понял? — вопросительно ответил я.

— У нас их пять, со временем изменять приходилось. — Канох смотрел в потолок, будто бы что-то припоминая. — И второй язык на этой карте странно видеть.

— А мы, стало быть, говорим… — Почему-то память Готлода совершенно отказывалась открывать это.

— На четвёртом. Пятый разрабатывался до начала войны, и не успел попасть в народ.

Паркат внимательно посмотрел на место в карте, откуда я так и не убрал палец и прочистил горло, будто в этот самый момент петь начнёт.