— Когда-то мы верили, что способны весь мир захватить.

Сразу за этой я глянул на следующую картину во всю стену. Пейзаж, безусловно, отличался, на нём изобразили часть порушенной стены и единственный уцелевший бастион, возвышающийся над смотрящим. От туда меж зубцов свешивалось небольшое тело. Что послужило причиной смерти марна, я бы точно не сказал, но по стене крепости к моменту запечатления протекло уже несколько красных линий. Ощущения от фрески меня одолели смешанные. С одной стороны потрясающая детализация — каждый камушек видно, и можно разглядывать часами, как ковёр на стене, но сюжет заставлял вспомнить: канохи — вовсе не святые.

— Дайте угадаю, это момент взятия Ралона?

— Правильно. Хотя теперь люди его Норгдусом назвали.

— Горькая картина, — ответил я со вздохом.

— Не такая, как эта. — Алат обратил моё внимание на следующую.

На третьей фреске я увидел пылающие корабли на пристани того самого пока ещё Ралона. Впрочем, от порта под дымом и пылью, скрываясь от соглядатаев и случайных взглядов, отходило несколько не столь пострадавших суден. Над морем собирались тучи, сверкали молнии, дело могло перерасти в шторм. В какой-то момент я даже издалека услышал гром. Дым начал подниматься к небу, по крышам застучали большие капли, в лицо даже ударило ветром, а меж тем сбегающие корабли, удаляясь к горизонту, становились всё меньше и меньше.

Единственное, что ещё могло вернуть меня в реальность — эхо от шагов, которого на улице быть просто не могло. Оно находилось как бы поверх всего того шума, что звучал на пристани, где я оказался. К сожалению, в следующее мгновение уши наполнил звон стальных клинков, крики и стоны раненных, боевые кличи тех, кто ещё мог сражаться. Что-то вроде: «За свободу!», «В изгнание!», а может, мне это всё только казалось? Многих слов я разобрать просто не мог — они звучали, как то, что Паркат произнёс в библиотеке на Втором канохском.

Неожиданно меня тряхнуло, потом ещё раз, и только на четвёртый, уже довольно болезненный тычок в живот, я начал возвращаться в реальность. Чтобы больше не тыкали, сразу же решил сказать, авось через видение пробьётся:

— Достаточно, я возвращаюсь.

Перед глазами спустя, наверное, спокойных ударов двадцать, появились Паркат, снова тянущий ко мне руки, Алат-Гот, смотрящий на меня с недоумением на лице и Летуны, которым, похоже, совершенно на меня плевать. Непроизвольно рука потянулась к голове, и я провёл ей по лицу.

— Простите, такое иногда случается.

— Какое?

— Да как сказать, у меня в разуме картины могут ожить, — пожал я плечами. — Не знаю, показывают они прошлое или это просто бред. Для посторонних вроде не опасно.

— Теперь всё хорошо? — спросил Паркат.

— Да. Пойдёмте наверх, — предложил я, глядя на винтовую лестницу в центре зала. — Не хочу больше никого беспокоить.

В раздумьях я даже не заметил, как преодолел метров восемь вверх. Смотреть на остальные картины вообще никакого желания не возникло, хотя, быть может, потом, в будущем?

Выше нас встретила библиотека, и хотя она бы ни за что не сравнилась с городской, книг здесь, казалось, лежит больше, чем там. Шкафы поставили плотнее, да и выше они, вплоть до потолка, от чего почти у каждого стоит прямая деревянная лестница. К сожалению, для чтения мы нашли лишь один столик рядом с винтовой лестницей.

— Алат, за пять сотен оборотов вы бы прочитали всё это? — Эхо в зале оказалось почти нулевым, у меня от такой тишины даже в ушах зазвенело.

— Боюсь, я был бы другим занят. Читать нам Сферы не позволяли.

— Или Его Величество, — пробубнил я, ковыряясь в пищащем ухе.

Удивительно, но спустя столько оборотов ни дерево, ни бумага не истлели, и всё осталось на своём месте. Не то, что мой шкаф дома. Всего два ряда книг, и ДСП-шка, из которой сделана полка, прогнулась, а через год и вовсе треснула. Как-раз Черненко со своими пятью томами «Дарка» её и погубил.

— Мы можем задержаться? — спросил я, с интересом разглядывая корешок ближайшей книги в ближайшем шкафу.

— Правитель и так пять сотен оборотов ждал, — почти с укоризной сказал мэр. — Но хорошо, только не долго.

Книги оказались в прекрасном состоянии, какую бы я ни взял, да и языков здесь хранилось несколько. Помимо, разумеется, номерных канохских, я обнаружил и общепринятый Давурионский, но ещё здесь было несколько экземпляров, написанных совершенно незнакомыми мне буквами. Они явно не принадлежали ни Аздахару, ни Давуриону, да и письменность больше походила на японскую каллиграфию, только с бóльшим количеством кружков и меньшим — горизонтальных линий. Более того, буквы выводились не чернилами или матрицами, как в двух других языках, а будто бы тонкой кистью. На столько тонкой, что на одну страницу вмещалось почти столько же текста, сколько вместилось бы стандартного в земном документообороте. И ещё, судя по всему, сверху вниз писал только Давурион, а остальные укладывали текст в горизонтальную строку.

Думая о разнообразии символов, я снова поймал себя на мысли, что вспоминаю ещё что-то, но мысль и в этот раз ускользнула, оставив лишь пару бестолковых символов, похожих на клинопись. Вот бы вспомнить, потому что мне кажется, хватит одного-единственного цельного слова на ней.

Из чтива я нашёл множество сказок, целый шкаф с летописью бурной истории канохов, тоненькие сборники стихов, рассказы и даже несколько экземпляров с пометкой «Юмор».

Во мне проснулся безумный интерес и желание посмотреть внутрь, но, смотря на Алата и Парката, которые ждали меня, решил больше ничего не трогать. Хотя, уверен, они и сами бы не прочь взять по кирпичу и сесть с ним где-нибудь в уютном тихом уголке.

Удивительно, но зал практически сиял чистотой, хотя никаких следов присутствия я не обнаружил. Впрочем, даже с помощью ИЗ сложно понять, проходил ли рядом человек пару часов назад, или же этот слабый след в воздухе ветром нанесло. С другой стороны, на грани я чувствовал слабый поток воздуха, не способный даже листок бумаги поднять. Очень похоже на хитрую систему вентиляции в доме у Дариуля.

— Всё дальше идём, — заявил Алат, когда надоело ждать.

Третий этаж неожиданно оказался пустым, на кремово-белом полу прямо под окнами я мог увидеть долетевшие квадратики солнечного света. Под определённым углом они даже отражались от глянцевой поверхности, но и поскользнуться я тут не мог. Выглянув в небольшое окно, я увидел довольно захватывающую картину — сам обрыв с этой точки увидеть невозможно, поэтому мне сразу же открылась вся глубина горы вплоть леса там внизу.

Смотреть в сторону «Короны» не хотелось, тем более мне ещё идти над ней по мосту, так как винтовая лестница на третьем этаже заканчивалась. Здесь мы задерживаться не стали и почти сразу пошли к резной деревянной двери в скругленном кверху проёме. Та поддалась легко, пусть и с негромким скрипом, и перед нами пролёг мост над темнеющей внизу пропастью.

Хотя канохи и сделали перила — на фигурных каменных ножках лежали одинаковые бруски — подходить к ним я опасался. Смотреть с высоты на лес или поле, может, и не так страшно, но бездна, где в глубине скрывается тьма, заставляла сердце сжиматься. Вместо этого я смотрел вверх и вновь завидовал беспечно порхающим над пропастью птицам. Алат, наоборот, вёл рукой по перилам, которые ему по пояс, и с интересом смотрел вниз.

Здание на трёх колоннах в центре пропасти и впрямь походило на корону. С этой стороны витражи почти ничем не отличались от тех, что с передней части дворца.

— Хорошо, здесь не нужно ничего реставрировать, — усмехнулся Летун-знаток.

— Строителей бы на ваших хирушей, — предложил Паркат.

— Зачем?..

За их разговором я почти не следил, усвоил только начало, меня волновало, как бы побыстрее покинуть этот мост, и вскоре мы оказались у входа. О конце пути нас сначала оповестило то, что перила стали покрыты каким-то изжелта серым металлом, а перед нами показались необычные двери. В шестиугольных проёмах металлического каркаса стояли разноцветные стёкла, толщина которых достигала нескольких сантиметров. Однако, прежде чем мы насмотрелись на створки без ручек, они сами собой начали медленно открываться. Звука металл почти не издавал, хотя я уже приготовился к скрипу до самых костей.