Моя внешность не может быть проблемой, значит, дело в моей личности, но как это может быть моя личность, если она меня даже не знает?
Нет, должно быть, дело в моей репутации, из-за которой у нее все трусики в узле. Она намекнула на это в прошлый раз. Почему ее волнует, как и с кем я провожу время? Это просто бессмысленно.
Какая-то упрямая часть меня хочет разобраться в этом дерьме и посмотреть, смогу ли я изменить ее мнение.
Ты обещал Сандро не напрягаться, помнишь?
Точно.
Когда мы садимся в грузовик, Блейк прочищает горло. — Спасибо. Ты действительно пришел мне на помощь.
— Без проблем. Это же по пути.
Думал ли я, что она будет в Frostbite, когда решил приехать сюда посреди гребаной метели? Возможно, я подозревал это, учитывая, что ее машины не было на подъездной дорожке.
Но я приехал сюда не ради нее. Это было бы нелепо. И я не собирался подвозить ее до дома, пока не увидел ее босса.
Мне не понравилось ни его лицо, ни его голос, ни что-либо еще в нем. Мне чертовски не нравилось, как он смотрел на нее, словно она принадлежала ему. И когда он продолжал настаивать на том, чтобы отвезти ее, хотя она явно не хотела иметь с ним ничего общего, у меня не оставалось выбора, кроме как вмешаться.
Я включаю зажигание.
— Мне нравится иногда делать добрые дела, чтобы загладить свои многочисленные грехи. Что-то подсказывает мне, что ты ведешь их список.
— С чего ты это взял?
— Похоже, ты решительно настроена не любить меня. Проблема в том, что я довольно симпатичный парень. — На моих губах заиграла ухмылка. — Если бы ты составила список всех моих мнимых недостатков, это помогло бы тебе не сбиться с пути.
Она раздраженно вздыхает. — Ты прав. Одно только это общение дает мне идеи для нескольких пунктов.
Я хихикаю и смотрю на нее. Она так и не пристегнулась. — Ты готова ехать или…
Она вскидывает бровь, не обращая внимания на этот факт. — Да. А что?
Я вздыхаю, расстегиваю ремень и протягиваю руку через нее.
— Я знаю, что женщины обычно волнуются рядом со мной, но, пожалуйста, постарайтесь держать голову прямо. Мы собираемся ехать в опасных условиях.
Я хватаюсь за пряжку ремня, висящую над ее головой, и притягиваю его к себе, при этом костяшки пальцев случайно задевают кончик ее груди.
Она вдыхает.
Я игнорирую электрический разряд в паху и с резким щелчком задвигаю пряжку. — Вот так.
Ее глаза встречаются с моими, и по щекам разливается краска.
Значит, она не совсем невосприимчива ко мне.
О, я могу это сделать. Я могу подчинить себе эту колючую барменшу меньше чем за неделю, если захочу.
Я ухмыляюсь и отстраняюсь, чтобы снова застегнуть ремень.
Она прочищает горло. — Если ты искал предлог, чтобы пощупать, то мог бы выбрать что-то более тонкое.
Моя ухмылка тут же тает. По моей шее пробегает тепло.
— Это не то, что…
— И к твоему сведению, я вполне способна сама пристегнуть ремень безопасности.
Этот заносчивый маленький ротик…
— Тогда тебе следовало бы сделать это, а не сидеть здесь, — бормочу я.
Она ехидно смеется.
Я отвожу плечи назад, стираю пыль со своего слегка уязвленного самолюбия и начинаю выезжать со стоянки.
Снег отвратительный — мягкий и скользкий, так что мне придется быть осторожным.
— Кстати, твой босс — мудак, — говорю я, сворачивая на дорогу.
— Я в курсе.
— Он всегда был таким?
Она издала тихий вздох. Это заставляет меня взглянуть на нее. Она прикусывает уголок своей полной нижней губы.
Почему я смотрю на ее губы, а не на дорогу?
Господи. Черт. Мне нужно собраться.
— Ты, наверное, знаешь, что он мой бывший? Сейчас между нами напряженные отношения.
Этот парень — ее бывший?
— Я этого не знал.
— Правда? А я-то думала, что это горячая сплетня.
Я постучала по мочке уха. — В одно ухо влетело, в другое вылетело. Мне плевать на чужие жизни.
— Тогда ты аномалия в этом городе. Большинство людей здесь не могут удержаться от того, чтобы не сунуть нос в чужие дела. В общем, он изменил мне с другой барменшой, которая работала сегодня вечером.
О. О.
Ладно. Я начинаю понимать. Возможно, она думает, что я такой же, как ее бывший — изменщик, отсюда и мгновенная неприязнь. Но она ошибается. Я не изменяю. Я ясно даю понять, что меня не интересует ничего серьезного, что я не ищу обязательств.
Но мне кажется, что сейчас не время уточнять это.
Она говорит слишком обыденно, словно старается не выдать, как сильно этот ублюдок ее обидел.
— Когда это случилось?
— Четыре, почти пять месяцев назад.
Она смахнула пылинку с приборной панели. — Он говорит, что хочет снова быть вместе, но я не думаю, что он знает, чего хочет.
Мысль о том, что Блейк может быть с этим засранцем, вызывает у меня неприятные ощущения внутри.
Я включаю стеклоочистители. Они с трудом справляются с быстро растущим снегом. — Почему бы ему не уволить ее, если он хочет наладить отношения?
— Он предложил. Я сказала ему не делать этого.
— Почему, черт возьми, нет?
— В Даркуотер-Холлоу не так много другой работы.
— Значит, тебя беспокоят перспективы трудоустройства женщины, которая трахалась с твоим парнем?
Она скрестила руки на груди.
— Я не люблю посылать в мир плохие сглазы, ясно? Я отношусь к людям так, как хочу, чтобы относились ко мне. Я знаю, что для тебя это может быть чуждой концепцией.
— Ох.
Проходит несколько секунд. — Прости, это было грубо.
— Я серьезно жалею, что подвез тебя.
— Я могу выйти на следующем светофоре.
Она тянется к ремню безопасности, как будто действительно собирается это сделать.
— Расслабься, я пошутил. Чтобы заставить меня пожалеть о том, что я привез женщину домой, нужно гораздо больше, чем это.
Она щелкает языком. — Тебе обязательно так говорить?
— Что именно?
— Как будто ты… Забудь об этом.
Я смеюсь. — Вытащи свою голову из канавы, Солнышко.
Она сжимает кулаки на коленях. — Не называй меня так.
Я игнорирую ее протест, потому что это прозвище мне нравится, и ей лучше просто привыкнуть к нему.
— Так, значит, бывший тебе изменил, ты не хочешь, чтобы другая официантка уходила, и ты все еще там из-за того же отсутствия перспектив трудоустройства?
Она раздраженно выдохнула. — Я думала, ты сказал, что тебя не волнуют жизни других людей?
Я пожимаю плечами. — Нет. Но нам предстоит долгая дорога, так что мы могли бы скоротать время. Это более мелодраматично, чем теленовеллы, которые любила смотреть моя нонна.
— Нонна? Она итальянка?
— Родилась и выросла на Сицилии.
— У меня никогда не было бабушки, — размышляет она. — Какой она была?
— Строгой. Она много ругалась. И она готовила самую вкусную куриную каччаторе, которую только можно себе представить.
— Да ну?
При воспоминании об этом на моих губах появляется ухмылка.
— Когда я был ребенком, лет девяти или десяти, она приглашала меня, мою маму и отчима на ужин каждую субботу. Обычно нас было всего четверо, но она готовила столько еды, что можно было накормить целую армию. Эта женщина ничего так не боялась, как того, что у ее гостей закончится еда.
Воспоминания горько-сладкие, потому что всех их уже нет в живых. Нонна умерла во сне десять лет назад в зрелом возрасте восьмидесяти пяти лет, а мои мама и отчим ушли так же, как и большинство в моем старом мире.
Война за территорию. Перестрелка на дороге. Они обедали в своем любимом ресторане в Джерси.
— Так это только ты? — спрашивает Блейк, когда мы выезжаем на шоссе. — Братьев и сестер нет?
— Я единственный ребенок.
— Я могла бы догадаться. У тебя такая энергия.
— Я сделаю вид, что это комплимент. А что насчет тебя?
— У меня есть брат. Он здесь больше не живет.
— Куда он уехал?
— В Калифорнию. В Лос-Анджелес. Он работает шеф-поваром в каком-то модном ресторане. Я не видела его с тех пор, как он ушел из дома в восемнадцать лет.