Я фыркаю и прикрываю рот от смущения. Затем медленно опускаю руку, чтобы ответить ему.

— Нет. Никто не может так рисовать. — Объясняю я. — Но я рисую углем. И у меня получается все лучше — особенно теперь, когда я в Роузхилле.

— Я бы хотел как-нибудь посмотреть на твои рисунки. — Говорит он, и его низкий голос пробуждает мое сердцебиение.

— Правда? — Вздохнула я, все еще озадаченная его внезапным интересом ко мне.

— Ты должна перестать спрашивать меня об этом, — поддразнивает он, расчесывая прядь моих волос по плечу.

Я краснею, понимая, что мои слова звучат недоверчиво.

— Прости.

— Сделай мне одолжение. — Говорит он, и я киваю, не успев толком подумать, в чем может заключаться это одолжение. — Перестань сомневаться в себе. Ты гораздо сексуальнее, когда не пытаешься угодить мне.

Я ошеломленно молчу, мои губы раздвигаются, чтобы возразить, прежде чем я понимаю, что он не ошибается. Я столько времени потратила на то, чтобы не сболтнуть лишнего и не навредить нашему и без того шаткому положению. Но главное, он только что назвал меня сексуальной?

Меня захлестывает радостное возбуждение, и нервное хихиканье подкатывает к горлу. Но я подавляю его, наслаждаясь странной уверенностью, которая растет в моей груди.

— Итак, куда дальше, принцесса?

Я улыбаюсь.

— Автопортрет Умберто Боччони. — Говорю я.

Он улыбается мне и одобрительно кивает бровью.

— Как пожелаешь.

СИЛЬВИЯ

Простая белая вывеска с зеленой надписью, обозначающая ресторан Henry's End — все строчными буквами, — не передает той атмосферы высокой кухни, которую обещал Петр. Но после такого невероятного дня, проведенного в Нью-Йорке, мне все равно. Я проголодалась, и, по крайней мере, когда речь идет о том, чтобы увидеть лучшее в его городе, я доверяю Петру.

Интерьер в деревенском стиле: простые деревянные стулья и столы, выкрашенные в черный цвет, открытый кирпич и многочисленные прилавки из натурального дерева, на которых выставлено вино и другие спиртные напитки. Длинное, узкое помещение — обычное дело в этом городе, похоже, чтобы компенсировать ограниченное пространство и бесчисленное количество людей.

По помещению разносится запах готовящегося мяса и острых специй, от которого у меня перехватывает дыхание.

— Столик на троих. — Говорит Петр, и я бросаю на него удивленный взгляд.

В ответ он лишь загадочно ухмыляется.

Наш хозяин слегка кланяется, а затем жестом указывает на один из столиков у переднего окна.

— Лучшие места в доме для вас, господин Велес, — любезно сообщает он.

Петр благодарно наклоняет голову и кладет руку мне на поясницу, чтобы проводить к нашему столику. От его прикосновения у меня нервы трепещут. Сегодня он еще не целовал меня, но я все чаще думаю об этом.

Петр выдвигает мне стул, и, устраиваясь на нем с видом на улицу и быстро заходящее солнце, я думаю о том, как это может быть. Он ужасно поступил со мной. Он ударил Тревиса и прогнал всю дружбу, которую мне удалось построить. Он оскорблял меня, отвергал, навязывался мне. И все же, когда Петр включает свой шарм, кажется, что он прогоняет все эти воспоминания. Как будто мое тело ищет любое оправдание, чтобы найти в нем романтика. Очаровательного принца, каким я считала его с самого начала.

Он устраивается в кресле рядом со мной, прислонившись спиной к кирпичной стене, а его телохранители незаметно расположились неподалеку от нас.

— Что будете пить сегодня? — Спрашивает наш сервер, стремительно подходя к столу.

Я даже не успела заглянуть в свое меню и быстро опускаю взгляд, прикусив губу.

— Я возьму Эль Дьябло, как обычно, Оскар. А для леди….

Я поднимаю взгляд и встречаю взгляд Петра, который внимательно изучает меня, словно пытаясь разгадать головоломку.

— Давайте попробуем Цинаровый Шпритц.

— Очень хорошо, сэр. — Оскар слегка сгибается в бедрах и убегает.

— Петр, — шепчу я, наклоняясь вперед, чтобы нас никто не услышал, — мне еще не двадцать один. И тебе тоже. Что ты делаешь?

Он только хихикает.

— Пытаюсь угадать, какой напиток ты предпочитаешь.

— А у нас не будет проблем?

Его бровь резко поднимается.

— Не будет. Расслабься. Я прихожу сюда постоянно.

Я стараюсь делать, как он говорит, откидываюсь на спинку стула и смотрю на третье меню.

— Кто к нам присоединится?

— Увидев твой восторг по поводу искусства, я подумал, что тебе может понравиться эта особа, и пригласил ее поужинать с нами. — Он делает игривую паузу, загадочная ухмылка возвращается и делает его сильное мужественное лицо неожиданно более молодым. — Я подумал, что ты захочешь познакомиться с несколькими друзьями в городе.

— Вау, это очень… заботливо, — удивленно говорю я.

Эмоции промелькнули на его лице так быстро, что я не успела понять, что именно увидела. Затем он занялся раскладыванием столового серебра и положил салфетку на колени.

— Да, ну… полагаю, у меня есть несколько искупительных качеств.

Я тяжело сглатываю, понимая, что мой комплимент был больше похоже на замечание, сделанное задом наперед, в сочетании с моим шокированным тоном.

— Прости. Я не хотела… — Я прикусила язык, не зная, как закончить предложение.

— Все в порядке. — Он улыбается мне, но теперь уже более жестко.

Мне хочется пнуть себя за то, что я случайно испортила такой замечательный день. Спустя мгновение наш официант ставит наши напитки, и Петр поднимает свой бокал в тосте.

— За твой первый день в Нью-Йорке. Было ли это все, о чем ты мечтала? — Его тон снова стал игривым.

Я хихикаю, пригубив свой янтарного цвета шипучий напиток, поданный в фужере для шампанского.

— Все, о чем я мечтала, и даже больше. Спасибо за чудесное приключение.

— Не за что. — Улыбка Петра сейчас наполнена теплом, которого я раньше не замечала, и это зажигает огонь в глубине моего живота.

Чтобы отвлечься, я делаю глоток коктейля, который он мне заказал.

— Ммм, — стону я, закрывая глаза и смакуя горьковатый, почти травянистый вкус с нотками цитрусовых, шипящих на языке. — Что это?

— Можешь угадать? — Глаза Петра пляшут.

— Ну, я бы точно сказала, что просекко или какое-то игристое вино.

— Хорошо, — соглашается он, кивая головой.

— А лайм есть? Что-то цитрусовое.

— Опять верно. — Говорит он, его улыбка становится все шире.

— Ну, я понятия не имею, что такое Цинар, но, если учесть, что он указан в названии, я бы сказала, что это связано с травянистым ароматом.

— Ты итальянка и никогда не слышал о Цинаре? — Удивленно спрашивает он, приподнимая брови.

На моих щеках появляется жар.

— Ну, мой отец обычно разрешает мне выпить бокал вина только за ужином.

— И ты никогда не пила сама? — Спрашивает он, его тон становится скептическим.

Мой румянец усиливается, когда я понимаю, насколько по-детски это звучит. Но на самом деле, хотя колледж моих братьев позволил им получить бесчисленное количество свобод, чтобы исследовать разные вещи, в том числе впервые пожить самостоятельно, мой отец держал меня близко к дому, настаивая на том, что колледж — не то место, где можно позволить девушке впервые почувствовать вкус свободы.

Петр вчитывается в мое молчание и издает низкий свист.

— Блин, а я-то думал, что живу в клетке.

Я поднимаю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом, и это дает мне возможность понять, что у него на уме. Петру, конечно, предоставлено гораздо больше независимости, чем мне, но он чувствует себя в ловушке. Как и я.

Прежде чем я успеваю что-то сказать, входная дверь ресторана открывается, и в зал входит сногсшибательная блондинка. Она молода — примерно ровесница Милы, если верить моим предположениям. Определенно еще подросток. Но ее платиновые светлые волосы уложены в шикарный боб А-линии с острыми углами, которые подчеркивают ее сердцевидное лицо и делают заметными ямочки на щеках.