— Как минимум, я должен пользоваться презервативом. У меня и так все плохо. Будет ужасно, если ты забеременеешь прямо сейчас. Просто сложно оторваться от тебя, понимаешь? Но я исправлюсь, — обещаю я.

Сильвия ничего не говорит. Вместо этого она зарывается лицом в мою грудь, прижимаясь ко мне еще ближе, и от этого жеста по моему телу разливается теплое, сильное покалывание счастья. Крепко обняв ее, я прижимаюсь губами к ее макушке и глубоко вдыхаю.

Возможно, это лучший момент в моей жизни.

СИЛЬВИЯ

Сидя перед зеркалом своего туалетного столика, я делаю глубокий, спокойный вдох.

Я не могла этого сделать. Я не могла рассказать Петру о ребенке.

Он все же сказал, как ужасно будет, если я забеременею от него сейчас — сразу после того, как он излил мне свое сердце и рассказал о том, в чем ему было больно, признаться. Я видела, как с него спала тяжесть, когда он все это рассказал. И осознание того, сколько вины он несет за содеянное, подействовало на меня почти так же сильно, как и его попытка загладить вину.

То, как он стоял передо мной на коленях в мольбе, отдавая нашу судьбу в мои руки — пожалуй, это самая романтичная вещь, которую я когда-либо видела, хотя у меня три брата, опьяненных любовью, которые полностью поглощены своими женщинами и имеют в своем распоряжении бездонный карман.

Как я могла не простить его после этого? А потом, когда я его простила, у нас был, я уверена, лучший секс в моей жизни. Не то чтобы мне было с чем сравнивать. Но когда Петр прижал меня к стене своей спальни, я испытала такой мощный оргазм, что на мгновение увидела мир в техническом цвете.

Пытаясь держать нервы под контролем, я в сотый раз провожу щеткой по волосам, выбивая из них несуществующие путаницы. Прошла еще неделя, в течение которой я терпела бремя своей тайны. Потому что я не могла заставить себя сказать ему об этом на нашем свидании на прошлой неделе, и уж точно не собиралась бросать бомбу Петру на занятиях.

И вот, наконец, снова наступили выходные. Время для нашего свидания. И на этот раз я скажу ему. Я должна.

Я тщательно продумываю свой внешний вид, добавляя немного подводки и помады к своей обычной туши — отчасти потому, что надеюсь выглядеть сегодня ближе к неотразимой, а отчасти для того, чтобы было чем занять руки в ожидании.

Взглянув на часы, я снова проверяю время. Десять минут шестого, а звонка в дверь все нет. Петр опаздывает, и в моей груди закрадывается сомнение. Он придет, успокаиваю я себя. Наверное, просто застрял в пробке.

Сохранение решимости рассказать Петру отнимает огромное количество энергии, и с каждой минутой поддерживать эту убежденность становится все труднее. Ведь я могу придумать сотню причин, по которым мне захочется отложить это на потом.

Нет, я должна ему сказать. Моя проблема не разрешится сама собой. И он имеет право знать. Я просто очень, очень не хочу, чтобы он злился.

В шесть пятнадцать я выхожу из спальни и спускаюсь по лестнице, чтобы застать Альфи в фойе. Он одет в свой типичный строгий темный итальянский костюм и отглаженную белую рубашку.

— Он подъезжает? — Спрашиваю я нашего верного дворецкого.

Он качает головой, переводит взгляд на входную дверь и смотрит в окно.

Петр никогда раньше так не опаздывал. И хотя я знаю, что у него бывают дела, я не могу остановить тонущее чувство в животе. Что, если он снова отстраняется? Я уже почти привыкла полагаться на него. Как только между нами все налаживается, когда я наконец-то думаю, что мы преодолели все это и стали близки, он отстраняется.

Как будто близость — это то, что его отталкивает.

Мое сердце ноет от мысли, что это правда. Может, мне не повезло, влюбиться в человека, который никогда не сможет чувствовать себя в безопасности рядом со мной? Я не знаю, смогу ли я всю жизнь просыпаться и гадать, будет ли он меня продолжать хотеть. Петр мне небезразличен. Глубоко. Но я не уверена, что моя уверенность в себе выдержит такую нагрузку. Не говоря уже о моем эго.

— Думаю, я пойду поработаю над своим финальным проектом, пока жду. — Говорю я Альфи. — Придешь за мной, если я не услышу дверной звонок?

— Да, мисс, — соглашается он своим четким, формальным тоном, выпрямляясь передо мной. Но я вижу сочувствие в его глазах. Боже, неужели я настолько жалкая, что даже Алфи может прочитать мое разочарование из-за того, что меня бросил мужчина, с которым я договаривалась о браке, не меньше?

Мне нужно взять себя в руки.

Добравшись до своей комнаты, я закрываю за собой дверь с тихим щелчком. Затем достаю из сумочки телефон. Я несколько раз касаюсь потемневшего экрана, раздумывая, стоит ли подождать еще несколько минут. Но от Петра по-прежнему нет вестей. Никаких сообщений о том, что он задержится. Ничего. И это необычно, даже в те времена, когда он был замкнут в себе. Когда Петр замыкается в себе, он все равно сохраняет вежливый фасад. И он еще ни разу не заставлял меня ждать.

Разблокировав телефон, я открываю последние контакты и звоню Ане.

— Привет, Сильви, — тепло говорит она, отвечая после нескольких звонков.

— Привет, — говорю я, стараясь сохранить бодрый тон.

На заднем плане раздается что-то похожее на стук кастрюль и сковородок, и я вздрагиваю от громкого шума, на мгновение отводя телефон от уха. Только убедившись, что все в порядке, я прижимаю его к щеке.

— Извини, — говорит Аня через минуту. — Видимо, готовить и одновременно держать телефон в руках — не моя сильная сторона. Кто бы мог подумать, что это может быть таким испытанием?

— Прости. Я не хотела тебя беспокоить. Мне перезвонить? — Спрашиваю я.

— Нет, конечно, нет! — говорит Аня. — Я всегда рада тебя слышать. Как дела? Все в порядке?

— Да, все хорошо. Я думаю. Просто… может, ты дашь мне совет? — Боже мой, я такая жалкая.

— Смотря какой?

Суматоха на другом конце линии прекращается, что говорит о том, что я привлекла к себе пристальное внимание Ани.

— Итак, я… — Мой голос падает до рокота. — Я еще не нашла подходящего момента, чтобы рассказать Петру о… том, что произошло, — хеджирую я. — И он должен был заехать за мной сегодня вечером. Но, кажется, он опаздывает, а может, решил совсем меня отшить, и теперь у меня начинают сдавать нервы. Что мне делать? Как вообще можно сказать кому-то что-то подобное?

Аня тихонько хихикает, и на мгновение мне кажется, что она считает меня совершенно глупой. Я чувствую себя почти ребенком, грызя ноготь большого пальца и ожидая ее ответа.

— Ну, когда дело доходит до этого? Я, наверное, последний человек, у которого ты должна просить совета, — шутит она. — Уверена, Нико посоветовал бы тебе спросить кого-нибудь другого. После моих родов прошло несколько лет, прежде чем он узнал, что стал отцом. А я даже не успела ему рассказать. Ему пришлось узнать об этом тяжелым путем.

По какой-то причине юмористическое напоминание Ани действительно помогает. Я хихикаю, вспоминая тот день так отчетливо, словно это было вчера. Бедный Нико был в ярости после того, как наткнулся на Аню и ее дочь в парке. Я никогда не видела его таким расстроенным. Он чуть с ума не сошел, узнав, что у него есть дочь, которую он никогда не видел. Думаю, его вывело из себя то, что они с Аней встречались уже несколько месяцев после того, как воссоединились.

Мне стоило немалых усилий уговорить его в тот день. Думаю, я была ближе всех к тому, чтобы укорить своего старшего брата после того, как он рассказал мне о своей угрозе забрать Клару у Ани. Если кто-то и мог дать мне надежду на то, что отношения могут изменить кого-то в лучшую сторону, так это Нико. Хотя я всегда видела в нем только самое лучшее, ему пришлось немало повзрослеть, чтобы стать хорошим партнером и отцом. И теперь он один из тех людей, которых я уважаю больше всего на свете, не считая жестоких защитных тенденций.