Иногда мне чертовски не нравится, как хорошо моя мать разбирается в стратегиях. Она все видит и все учитывает. Возможно, она единственная женщина в мире, достаточно умная, чтобы взять на себя роль пахана и преуспеть, несмотря на то, что ей пришлось столкнуться со множеством сомневающихся.

Она отказалась снова выйти замуж после убийства моего отца. Отказалась передать богатство и власть нашей семьи другому мужчине. Если бы она так поступила, ее жизнь была бы намного проще. Возможно, ей пришлось бы родить еще несколько детей и играть роль верной жены. Эти дети унаследовали бы бизнес, который построили она и мой отец, а не я. Но вместо этого она управляет империей моего отца, чтобы его дети унаследовали все. И сколько бы раз она ни рассказывала историю их брака, я знаю, что мама любила моего отца. Ничто иное не могло заставить ее сделать все то, что она сделала.

И все же ее холодный расчет пугает меня. Как будто ее сердце умерло вместе с моим отцом или, возможно, она вырезала его и похоронила вместе с ним в могиле. Как бы то ни было, ее интеллект превратился в монстра моих кошмаров, постоянно бросающего мне вызов, заставляя убить свои ценности и вести игру исключительно по стратегии. Никаких эмоций или сострадания, чтобы заставить меня колебаться.

— Если хочешь, можешь попытаться завоевать девушку Маркетти, но, если это не сработает, придется действовать силой, — откровенно заявляет она, словно вырывая мысли из моей головы и отбрасывая все мои сомнения.

— Ты, наверное, издеваешься надо мной, — огрызаюсь я. — После всего, что произошло? Сначала ты хочешь, чтобы я изолировал ее, потом заставляешь меня требовать ее. Ты говоришь, чтобы я заставил ее подчиниться, а теперь думаешь, что у меня есть хоть один шанс завоевать ее? К концу этих выходных?

Моя громкость возрастает с каждым пунктом, доходя до того, что я почти кричу на маму. Хорошо, что мы все еще говорим по-русски, потому что я уверен, что Сильвия и Мила наверняка слышат нас из своих спален наверху.

Она бесстрастно пожимает плечами.

— Мне все равно, как ты это сделаешь. Просто сделайте это. Я хочу, чтобы она была уничтожена, Петр. Что бы ни потребовалось, чтобы стало ясно, что она ничего не стоит для дона Лоренцо. Маркетти явно пытаются выкрутиться из этой сделки, и ты им не позволишь.

Я сжимаю кулаки, пытаясь заставить их перестать дрожать от гнева. После нескольких месяцев обращения с Сильвией как с дерьмом я не понимаю, как я могу ее переубедить. Тем временем моя мать думает, что может диктовать мне каждый шаг, вплоть до того, с кем мне трахаться и в какие сроки. Кажется, ее даже не волнует, что именно с этим человеком мне предстоит жить после того, как все будет сказано и сделано.

— Можешь идти. — Говорит она, отстраняя меня щелчком пальцев.

Я в такой ярости, что даже не спорю. Повернувшись на каблуке, я топаю из кабинета к лестнице. Делаю это силой. Она что, с ума сошла? Мой желудок сводит от одной мысли о том, чтобы заставить Сильвию сделать это, а потом посмотреть, как она будет воспринимать меня в качестве мужа. Конечно, это отодвинет дату свадьбы. Но это только ускорит нашу судьбу.

Я уверен, что к концу уик-энда Сильвия не захочет спать со мной. С чего бы это? Последнее, что я ей сказал, было унизительное замечание о том, что она должна попрактиковаться в том, чтобы давать мне свой рот. Я так и не смог выбросить это из головы. Круговое чувство вины и ненависти к себе, из-за которого почти невозможно смотреть ей в глаза. Я не могу заставить себя заговорить с невестой, это итак уже чертова катастрофа. А теперь моя мать хочет, чтобы я зашел еще дальше — лишил Сильвию девственности до конца этих выходных. Может, моя мать и гениальный стратег, но в этом вопросе она перегнула палку. Я не уверен, что на этот раз она в ладах с реальностью. Возможно, это потому, что она отправила меня в Чикаго, чтобы я сам возглавил это дело. Но я не думаю, что она видит полную картину.

Сильвия меня ненавидит. И я не виню ее.

Я приложу все усилия, чтобы наладить отношения между нами, но не думаю, что принцесса Маркетти захочет уступить мне свою вишенку до конца этих выходных.

СИЛЬВИЯ

— Минутку! — Кричу я, когда рано утром кто-то неожиданно стучит в дверь моей спальни.

Застегивая боковую молнию на платье и поправляя кардиган в зеркале, я еще раз проверяю, что выгляжу презентабельно. Затем я спешу открыть.

Когда я открываю дверь, мое сердце учащенно забилось, и я остановилась.

— Петр! — Я задыхаюсь, мои глаза расширяются от удивления.

Из всех улыбающихся лиц его я ожидала увидеть в последнюю очередь, особенно при том сильном обаянии, которым он обладает. Его выражение лица кажется расслабленным, как и поза, а глаза сияют юмором, которого не было с той ночи, когда мы познакомились. Волосы, как всегда, уложены в идеальную прическу, а на щеках и подбородке красуется правильная щетина, сегодня Петр выглядит просто потрясающе красивым.

— Готова? — Спросил он, сверкнув зубами, когда улыбка растянула его полные губы.

— Готова к чему? — Спрашиваю я, с жаром разгорающемся на щеках. Неужели я забыла о какой-то встрече, которую должна была провести сегодня утром?

— Я собираюсь показать тебе Нью-Йорк сегодня.

Он говорит это так, будто это самая очевидная вещь в мире. Но я бы точно не забыла о чем-то таком важном. И все же мой желудок переворачивается при мысли о том, что я проведу целый день, исследуя Нью-Йорк.

Вместе с ним.

Из всех мест, которые я еще не видела, хотя моя семья много путешествует, этот город уже много лет находится в верхней части моего списка желаний. Особенно из-за художественных музеев и впечатляющего количества арт-культуры, которую «Большое яблоко» может предложить на каждом углу.

— Итак… ты готова? — Петр продолжает, и между его бровей появляется легкая морщинка, когда я не отвечаю.

— Ах, да. Можно мне еще пару минут? — Неохотно спрашиваю я. Я медленно отступаю назад, чтобы закрыть за ним дверь.

Он прищуривает бровь, но говорит:

— Конечно.

— Спасибо. — Я захлопываю дверь и поворачиваюсь лицом к своей комнате, собираясь с мыслями.

Забежав в ванную комнату, я расчесываю волосы, наношу немного туши для ресниц, а затем обуваю удобные туфли. Я озадачена внезапной переменой в характере Петра, как будто он переключился. По какой-то непонятной причине он кажется совершенно веселым и готовым находиться сегодня в моем присутствии. Возможно, это как-то связано с возвращением домой. Могу только представить, каково ему было в Чикаго без знакомых. В остальном я не имею ни малейшего понятия. Но я не хочу упускать возможность загладить свою вину. Может быть, теперь мы наконец-то сможем перевернуть все с чистого листа и отбросить все, что произошло. Хотя я не собираюсь забывать об унижении, которому он подверг меня в библиотеке, или о домогательстве в кладовке с краской, но он все еще мой жених. Мне нужно, чтобы это сработало — ради моего здравомыслия, если не больше, и если мы сможем найти способ жить друг с другом, я не хочу быть той, кто затягивает вражду. Жизнь в горечи и злобе кажется невыносимой.

Сделав глубокий вдох, я смотрю на себя в зеркало и медленно отпускаю его. Игривое лицо, Сильвия, — тренирую я себя. Затем, резко кивнув, я поворачиваюсь, чтобы еще раз открыть дверь в спальню. По какой-то причине я шокирована тем, что Петр все еще стоит в коридоре. Когда я резко распахиваю дверь, на его губах появляется забавная улыбка, но он не говорит, что у него на уме.

— Хорошо, я готова идти, — задыхаясь, говорю я, разглаживая свой цветочный сарафан без необходимости.

— Хорошо. Надеюсь, ты не возражаешь, но я попросил работников кухни приготовить легкий завтрак в машину. Нам предстоит насыщенный день. — Он кладет руку мне на спину, чтобы направить к лестнице, и тепло его ладони обжигает ткань, прикрывающую мою плоть.