Я спас ее не для того, чтобы добиться ее расположения. Я спал у ее двери, не для того, чтобы казаться героическим принцем. Я сделал это, потому что не могу остановить свое влечение к ней. Я хочу быть с Сильвией. Я уверен, что у нас есть что-то настоящее или, по крайней мере, могло бы быть. Но сейчас, как никогда, я понял, что не заслуживаю ее. Она хорошая, добрая и доверчивая, а я воспользовался этим. Как и всегда. И теперь я не знаю, как двигаться дальше.

— Все, что я хотела сказать, Петр, это то, что я горжусь тобой. Ты действительно делаешь шаг вперед. Ты показываешь мне, что отбросил личные желания и стремления и делаешь то, что лучше для этой семьи. Это дает мне надежду на то, что ты станешь главным. — Мама протягивает руку через стол, чтобы крепко сжать мое предплечье.

Я почти отстраняюсь от редкого знака привязанности, слишком смущенный, чтобы оценить ее похвалу. Может, мама и довольна тем, что я сделал, но я не уверен, что смогу с этим жить. Чувство вины неуклонно грызет мои внутренности, превращая желудок в сырое, кислое месиво.

Такое ощущение, что судьба в кои-то веки подкинула мне выигрышную руку, только чтобы сыграть какую-то большую шутку за мой счет. Мне суждено жениться на одной из самых невероятных женщин, которых я когда-либо встречал. Она обещана мне. Но прежде чем мы завяжем узел, я должен уничтожить все ее надежды и доверие ко мне.

— Можно идти? — Спрашиваю я, заставляя свой тон оставаться ровным, хотя мои эмоции находятся в полном хаосе.

— Конечно, — легкомысленно отвечает мама, убирая руку. — Счастливого полета в Чикаго. Уверена, мы скоро снова поговорим.

Сжав плечи, я без лишних слов поднимаюсь и выхожу из столовой.

Моя мать, похоже, слишком занята, чтобы устроить нам достойные проводы, когда мы с Сильвией уже через час готовы отправиться в Город ветров. Но Мила делает все возможное, чтобы я гордился ею. Она тепло обнимает Сильвию, когда мы стоим на краю асфальта, а затем берет мою невесту за руки.

— Надеюсь, что скоро мы снова увидимся, — ласково говорит Мила. — Может быть, тебе удастся убедить Петра пригласить меня в гости, — добавляет она.

Сильвия издаёт лёгкий смешок, и я потрясён тем, как приятно слышать её смех. Даже на мгновение. Со вчерашнего вечера она выглядела такой обеспокоенной, что я забеспокоился, не зашла ли она слишком далеко. И у меня нет ни малейшего представления о том, как помочь ей выбраться из этой ямы отчаяния.

— Я постараюсь, — обещает Сильвия и тепло улыбается моей сестре.

Мила поворачивается ко мне, в ее глазах светится беспокойство. Подойдя вплотную, она крепко обнимает меня и, опираясь на пальцы ног, шепчет мне на ухо:

— Оставайся в безопасности, хорошо? И позаботься о Сильвии? — Настаивает она.

Мое сердце сжимается от ее проницательных слов, и я крепко обнимаю ее.

— Всегда, — обещаю я, хотя в мой тон вкрадывается легкость, и я глажу волосы младшей сестры.

— Уф, ты такой надоедливый! — Простонала Мила, отпихивая меня.

Я хихикаю.

— Ты меня любишь, — дразню я.

— Тебе повезло, что я люблю, — хмыкает она.

Я поворачиваюсь к Сильвии и вижу в ее глазах испуганный взгляд. Он мимолетен, а затем она опускает взгляд. Но это заставляет меня вспомнить мой обмен с Милой. Ты любишь меня. Слова были игривыми, но после того, как я использовал эту фразу, чтобы затащить Сильвию к себе в постель, я могу только представить, какое предательство она должна чувствовать.

Мой желудок опускается к ногам, и темное облако гильдии снова окутывает меня. Я сжимаю кулаки и без слов протягиваю Сильвии свой локоть. Она молча берет его, позволяя мне вести ее к самолету.

На вершине трапа, прежде чем нырнуть внутрь, я оборачиваюсь, чтобы помахать Миле. Она широко улыбается мне и поднимает руку над головой, чтобы с энтузиазмом попрощаться. Но пальцы Сильвии выскальзывают из моей руки, и она сама направляется к сиденьям.

Спустя мгновение я следую за ней, когда экипаж закрывает дверь и готовит семейный самолет к взлету. Странное чувство, что я снова оставляю позади Нью-Йорк — сестру, телохранителей, свою жизнь. Меня немного утешает, что я возвращаюсь за Сильвией в Чикаго. Но, судя по обеспокоенному выражению ее лица, я готов поспорить, что она не так уж и рада моему присутствию.

Вместо того чтобы читать, как она делала во время полета в Нью-Йорк, Сильвия бесцельно смотрит в окно, когда мы взлетаем. Я внимательно наблюдаю за ней, намереваясь найти какой-нибудь знак, который подскажет мне о ее душевном состоянии. Но она кажется замкнутой, отстраненной. То ли это из-за того, что я с ней сделал, то ли из-за того, что произошло с мужчинами, которые пытались ее изнасиловать, я не могу сказать точно. И я не хочу давить на нее, я уверен, что она в любом случае не станет мне доверять. Не после того, как я с ней обошелся.

Но я могу молчать так долго. Потому что мне отчаянно хочется знать, о чем она думает.

— Волнуешься, что возвращаешься домой? — Спрашиваю я, когда самолет начинает выравниваться.

— Угу, — подтверждает Сильвия, бросая взгляд в мою сторону.

Затем ее взгляд возвращается к окну. Это явный, но вежливый способ сказать мне, что она не хочет со мной разговаривать. Не то чтобы я ее винил. Ее отстраненность — это то, что я заслужил после всего, что сделал. И если ей нужно пространство, я его ей предоставлю.

Я не знаю, что будет дальше, когда мы вернемся домой. Знаю только, что не могу заставить себя еще раз попросить у нее прощения. Это было бы слишком. Она не обязана снова оказывать мне доверие после того, как я столько раз предавал ее.

Я не заслуживаю этого. Я не заслуживаю ее.

СИЛЬВИЯ

Отец пристально смотрит на меня, выражение его лица сурово, когда он наблюдает за мной через стол в своем кабинете.

— Ну как? Как все прошло? — Спрашивает он после нескольких минут молчания.

Нико неловко сдвигается с места, стоя справа от моего отца. Его глаза наблюдают за мной так же пристально, угрожая пробить толстую стену защиты, которую я все утро пыталась построить.

Сцепив руки перед собой, я нервно переплетаю пальцы, обдумывая, какие слова лучше использовать.

— Отлично. Все прошло отлично. — Говорю я, желая, чтобы отец не копал дальше.

Он кивает, выражение его лица задумчивое, и я уверена, что он размышляет о том, как это может повлиять на его союз и достаточно ли моего «отлично» для той стратегии, которую он, вероятно, задумал.

— И ты произвела хорошее впечатление? — Спрашивает он, похоже, удовлетворенный моим ответом.

Мне требуется изрядная доля самодисциплины, чтобы не прикусить губу, и я киваю. Это не совсем ложь. Матрона, кажется, была вполне довольна мной. Я подружилась с Милой и очаровательной блондинкой-художницей Даниэль, с которой меня познакомил Петр. Мы общались по смс, и она даже прислала мне по электронной почте несколько своих последних работ. Но я уверена, что мой отец больше спрашивает о том, как идут дела с Петром. А я не могу ему сказать. Я не могу рассказать ему о том, что произошло на самом деле, хотя знаю, что должна.

— Хорошо. — Он перетасовывает бумаги на своем столе и молча уходит.

Я бросаю взгляд на Нико, и выражение его лица говорит мне, что его не так-то легко обмануть. Он хмурит брови и скрещивает руки на груди, изучая меня. Я опускаю глаза, жалея, что посмотрела на него. Все произошедшее еще бурлит слишком близко к поверхности, угрожая выплеснуться наружу при малейшем нажиме. Не говоря ни слова, я поворачиваюсь и выхожу из кабинета отца.

Я думала, что мне будет приятно вернуться домой, что я смогу оставить все позади и притвориться, что этого никогда не было. Но даже здесь, в доме, где я выросла, я чувствую присутствие Петра, затаившееся на задворках моего сознания. Мое уставшее тело и легкая боль в области бедер напоминают мне о нем.