Одной рукой он поддерживал мою выгнутую спину, а другой расстегивал пуговицы, не переставая атаковать мою шею. Он осыпал меня долгими поцелуями нежными губами, по шее, по ключицам и до самого декольте. Я оттолкнулась каблуками от твердого пола и обхватила его за талию, чтобы сильнее прижать его к себе. Это вызвало еще один стон с его губ. Откинувшись назад, я уперлась руками в прохладный гранит, так не гармонирующий с жаром моей кожи. Он провел руками по моей груди, по талии, по бедрам, прикрытым платьем, пока не достиг обнаженной кожи моих коленей. Никогда в жизни я не была так рада, что отказалась от колготок. Сильные руки скользнули под платье и пробежались по моим ногам. Его кожа была шершавой и мозолистой, а прикосновения нежными, если не считать давления его пальцев, когда он сжимал верхнюю часть моих бедер. У меня возникло безумное желание попросить его усилить хватку, оставить какую-нибудь отметину, которая завтра подсказала бы мне, что это действительно произошло, а не было просто сном. Он целовал меня, захватывая мой рот в ритме, который заставлял мои бедра выгибаться в его сторону желая, чтобы его руки двигались. Меня никогда не целовали с таким мастерством и заботой, никогда я не чувствовала, как моя кровь поднимается до такого уровня. Это было полное, абсолютное, восхитительное безумие. Его большие пальцы провели по внутренней поверхности моих бедер, задевая край трусиков, и я ощутила это повсюду. В сердце, в животе, в груди. Это простое движение ласкало мое сердце и заставляло его учащенно биться.

— Еще, — умоляла я, сжимая бедра вокруг него, нуждаясь в давлении, чтобы хоть немного облегчить боль.

Как будто я укусила его, он отпустил мои бедра, и отступил назад, ослабляя хватку.

— Хорошо, это противоположно тому, чего я хотела, — сказала я, и мои слова были такими же отрывистыми, как и мое дыхание.

Он прислонился спиной к другой стойке, его грудь вздымалась и опускалась так же быстро, как и моя. По крайней мере, не я одна пострадала от этого поцелуя. Он выглядел измученным и немного сердитым, когда развязывал галстук. Черт, это было сексуально. Он закрыл глаза, а его руки перебирали волосы. Он был похож на сильно возбужденного мужчину, который не может взять себя в руки, и возможно, я была жестокой, но мне нравилось осознавать, что я довела его до этого.

— Бекетт.

— Нет, — он покачал головой, открывая глаза. То, как он окинул меня взглядом, когда платье едва прикрывало все еще раздвинутые колени, было достаточно сильным, чтобы еще одна волна чистого желания пронеслась по моему телу. — Все должно быть не так.

Страх быстро пробежал по моей груди. Неужели поцелуй не стал для него таким же грандиозным событием, как для меня?

— Ты бы предпочел подождать еще четыре месяца, чтобы поцеловать меня? Потому что это мы, Бекетт. Я всегда буду сестрой Райана. Я всегда буду хотеть тебя, и то, как ты только что поцеловал меня, свидетельствует о том, что ты хочешь меня так же сильно.

— Я всегда знал, что, между нами, все будет именно так. С того момента, как я увидел тебя, я знал, что в тот момент, когда мои руки… — он на секунду зажал нижнюю губу между зубами, а затем схватился за стойку.

— Что твои руки? — я дразнила его, сидя прямо, давая рукам отдохнуть.

— Я знал, что как только я возьму тебя в свои руки, мне понадобится чудо, чтобы остановиться, чтобы в моей голове появились рациональные мысли. Прикоснуться к тебе… Боже, Элла, если бы ты хоть немного представляла, как сильно я тебя хочу, ты бы не сидела на моей стойке и не смотрела на меня так.

— Может, я и представляю, — я провела языком по нижней губе. — Может, я чувствую то же самое. А рациональные мысли переоценивают.

— Подумай хорошо.

— Зачем? Может, я хочу хоть раз быть безрассудной. Может, мне нравится, как ты выбиваешь все рациональные мысли из моей головы. Может быть, именно поэтому мне нужно это, нужен ты, — от возникшей боли, я задвигала бедрами. Секс никогда не был чем-то, чего я искала, или большим фейерверком, но я также никогда не помнила, чтобы он начинался с такой мучительной, терзающей потребности.

— Я действительно стараюсь.

Испытываешь мое терпение.

Укус отказа был острым. Я свела колени вместе и дрожащими руками застегнула пуговицы.

— Я не понимаю тебя. Я говорю тебе, что хочу, чтобы ты меня поцеловал, а ты прыгаешь через диван. Я брею ноги и надеваю платье, а ты обнимаешь меня на ночь. Я бросаюсь к тебе, и ты целуешь меня так, будто я единственная женщина в мире, и вот теперь ты там. Бекетт, я не могу выразить свои желания яснее, и я не могу быть той, кто всегда должен бегать за тобой. Если ты не хочешь меня физически, то так и скажи. Потому что мне надоело слушать, как ты говоришь мне «нет», словно со мной что-то не так.

У него хватило наглости выглядеть уязвленным, как будто его постоянный подход к нашей физической близости на расстоянии вытянутой руки был для него более болезненным, чем для меня. Как будто это не я постоянно пытаюсь вывести наши отношения из зоны дружбы.

— Ты видишь во мне сестру? Это так?

— Нет, черт возьми! — он вздохнул. — И вот я уже дважды ругался при тебе.

— Я правда не против. Ты мог бы бросить бомбу, если бы это сдвинуло дело с мертвой точки, — я положила руки на стойку и приготовилась спрыгнуть вниз, найти свои туфли вместе с достоинством и отнести свою сексуально расстроенную задницу домой.

— Посмотри на меня, — его голос приобрел тот хрипловатый оттенок, который мне так нравился.

Я подняла на него глаза, желая понять, о чем, черт возьми, думает этот мужчина. Что удерживает его от того, чтобы взять то, что как я знала или, по крайней мере, надеялась он хотел.

— О чем ты думаешь? — спросила я.

— Я считаю, сколько бокалов вина ты выпила. Два за ужином. Один после концерта, а прошло уже сколько? Пять часов? — его глаза сузились в раздумье.

— Я не пьяна, если ты на это намекаешь! Как будто мне нужен алкоголь в качестве оправдания…

— О нет, — оборвал он меня, понизив голос еще больше. — Я не спрашиваю о тебе. Я хочу знать для себя. Я хочу быть уверенным, что, когда я задам следующий вопрос, ты не будешь слишком пьяна, чтобы ответить на него.

Мой язык смочил внезапно пересохшие губы.

— Хорошо.

— Ты хочешь меня, Элла?

— Думаю, я ясно дала понять, что хочу.

Он покачал головой.

— Нет. Я не договорил. Ты хочешь просто со мной целоваться? Или ты хочешь всего меня? Потому что я стою здесь и пытаюсь удержать руки на стойке, чтобы не отправить их вверх по твоему платью к внутренней стороне твоих бедер.

Мои губы разошлись, они слишком тяжелые, чтобы оставаться закрытыми.

— Потому что я знаю, что как только они начнут гладить эту мягкую кожу, я не смогу дышать, не взяв тебя, не скользнув в тебя, как я фантазировал… слишком долго, — он выделил последнюю фразу, донося до меня то, чего он хотел, если я еще не поняла.

Это было именно то, чего я хотела, жаждала… нуждалась больше, чем в том самом дыхании, о котором он говорил.

— И как только это произойдет, между нами, все изменится, Элла. Поэтому мне нужно, чтобы ты сказала мне, что хочешь меня, или вышла за дверь, пока не случилось то, к чему ты не готова.

Я не могла припомнить, чтобы я была более готова к чему-либо в своей жизни.

— Я.

Я расстегнула пуговицу.

— Хочу.

Еще одну.

— Тебя.

— Элла, — он оттолкнулся от стойки.

— Здесь и сейчас, — добавила я, снимая бретельки, на случай если мужчине понадобится мое согласие, а может и мольба. Бретельки упали по бокам, а изгибы моей груди удержали бюстгалтер на месте.

— Спасибо, Господи.

Он не стал расстегивать пуговицы на рубашке, а просто потянулся к затылку и стянул ее с себя тем невероятно сексуальным способом, который свойственен парням. Бекетт сделал это в сто раз сексуальнее, когда обнажил свой торс. Все эти бугрящиеся мышцы и кожа, которую можно целовать… Я была уверена, что смогу испытать оргазм, просто глядя на него. Не то чтобы я когда-либо испытывала его без небольшой помощи, но если и был такой момент, то это был именно он.