— Суд покроет некоторые аспекты, но не все, и единственная больница в Колорадо, располагающая возможностями для этого — детская больница Колорадо. Она бросила на меня понимающий взгляд.
Стоимость была астрономической, и у меня не было возможности покрыть ее наличными. Но я подумаю об этом позже.
— Подайте документы, и мы ее туда поместим.
— Хорошо. Это должно произойти в ближайшее время.
***
— Расскажи мне об этом препарате, — попросил Бекетт семь часов спустя, когда мы ужинали в маленькой столовой. Мэйзи спала наверху, ее давление скакало, температура была высокой.
Один раз она проснулась и попросилась в туалет, отчего я чуть не расплакался от облегчения. Ее почки все еще функционировали.
Я отодвинула безвкусную жареную курицу на край тарелки. Почему вся больничная еда была безвкусной? Потому что она должна быть мягкой для желудка? А может, я ошибалась, и это было не так, может я настолько онемела, что не могла почувствовать вкус. Может, вся больничная еда была очень вкусной, а я просто была слишком озабочена, чтобы заметить это.
— Элла, — мягко сказал Бекетт, отрывая меня от моих мыслей. — Препарат?
— Верно. Это относительно новый метод лечения нейробластомы, при котором химиотерапия присоединяется к облучению, направленному на саму опухоль. Это довольно удивительная вещь, и ее могут делать только в восемнадцати больницах по всей стране, одна из которых находится в Денвере.
— Это невероятно. В той же больнице, где оперировали Мэйзи?
— Да, — я смотрела на картофельное пюре, потеряв дар речи, когда Бекетт стал запихивать в себя вилку за вилкой.
— Как ты это ешь?
— Проведи десять лет в армии. Ты будешь удивлена тем, что отлично подойдет для ужина.
И тут меня посетила мысль, которая вынудила меня потянуться за вилкой.
— Есть ли недостатки у этого препарата?
— Исследование не покрывается моей страховкой, — и вот он, вход в кошмар, которым были мои финансы.
— Ты шутишь, — он пару раз моргнул, словно ожидая, что я изменю свой ответ. — Скажи мне, что ты шутишь, Элла.
— Нет, — я откусила кусочек курицы, зная, что мне нужны калории, независимо от того, откуда они взялись.
— Так что же нам делать? — когда он наклонился вперед, прямо над его носом появились две линии.
— То же что и раньше. Думать, как за это заплатить, — я пожала плечами, откусив еще кусочек, когда поняла, что он сказал. Что нам делать? Нам. Не мне. Нам. Мне удалось сглотнуть, прежде чем я стала похожа на идиотку с куриной ножкой во рту.
— Что ты имеешь в виду, говоря, «как заплатить»? Сколько они уже покрыли? — его тон был спокойным и ровным, но немного пугающим.
Я пожала плечами и потянулась за рулетом.
— Я изо всех сил стараюсь не сорваться, так что если бы ты ответила, это бы мне очень помогло.
Я перевела взгляд с булки на его грудь, на вены, вздувшиеся на шее — да, он был взволнован, но его глаза. Они многое рассказали.
— Почему ты ничего не сказала?
— Потому что это не твое дело!
Он отшатнулся назад, как будто я дала ему пощечину.
— Извини, но это тебя не касается, — я смягчила свой тон, насколько это было возможно. — И что бы я сказала? Эй, Бекетт, ты знаешь, что в прошлом году я рискнула здоровьем своих детей? Что моя страховка не покрывает и половины того, что нужно Мэйзи? Что я потратила всю страховку Райана, чтобы сохранить жизнь своему ребенку?
— Да, ты могла бы начать с этого, — он провел рукой по волосам, сцепив руки на макушке.
— Начни с того, что скажи, насколько сильно ты влипла?
— Очень сильно.
Мы вели молчаливую войну, каждый пытался заглянуть в глаза другому. Через несколько ударов сердца я сдалась. Это он пытался помочь, а я просто упрямилась ради личного пространства, которое мне на самом деле не нужно.
— Больница в Денвере, где ей сделали операцию, не входит в страховку. Это значит, что, когда она посещает доктора Хьюз, или когда ей делают операцию, или когда проходит лечение, все это не покрывается моим страховым полисом.
— Это…? И что теперь?
— Я справляюсь. Но этот препарат не покрывается страховкой. Или пересадка стволовых клеток, которую доктор Хьюз уже предложила.
— Так какие есть варианты?
— В финансовом плане?
Он кивнул.
— Я не могу претендовать на государственную помощь, не тогда, когда имею «Солитьюд». В первый месяц ее лечения у меня закончились сбережения, а ее операция уничтожила последнюю страховку Райана. В прошлом году я заложила «Солитьюд» под ремонт, так что это тоже не вариант. Даже продажа недвижимости сейчас едва ли позволит покрыть расходы. Так что мне остается стать супер-тайным грабителем банков или раздеваться в Интернете для сайта singlecancermoms.com.
— Это не смешно.
— Я не смеюсь, — на мгновение между нами воцарилось молчание, пока он переваривал сказанное мной. Он медленно пережевывал, словно обдумывал мои слова. — Послушай, я не единственная, с кем такое случается. Страховые компании постоянно отказывают в лечении. Или советуют выбрать менее дорогие варианты, которые они покроют. Незапатентованные лекарства, другие больницы, альтернативные методы лечения и тому подобное. Есть планы оплаты и гранты для тех, кто может на них претендовать, а некоторые испытания покрывают расходы на лекарства.
— Есть ли альтернатива этому препарату?
— Нет.
— А если она не получит его?
Моя вилка ударилась о тарелку, и я медленно перевела взгляд на него.
— А если она не будет реагировать на этот препарат?
Мускулы на его челюсти напряглись, а глаза стали жесткими. Это был не тот парень, который нежно завязывал бутсы моему сыну или обнимал мою дочь. Это был парень, который зарабатывал на жизнь убийством людей.
— Ты хочешь сказать, что жизнь Мэйзи находится в руках не только врачей… но и страховой компании? Они решают, жить ей или умереть?
— Не так многословно. Они не решают, может ли она пройти лечение, а лишь оплачивают его. Остальное — на мне. Именно я должна посмотреть на ее врачей и сказать, могу ли я позволить себе такую цену за жизнь моей дочери.
На его лице промелькнул ужас, этот парень видел и делал такое, что мне, наверное снилось бы в кошмарах.
— Неплохо закручено, да? — спросила я с насмешливой улыбкой.
— И сколько же?
— Какая часть тебя интересует? Двадцати тысячедолларовые химиотерапии, которые она проходит раз в месяц? Сто тысячедолларовая операция? Лекарства? Поездки?
Он выдохнул, опустив руки на колени.
— Сколько стоит препарат?
— Наверное, пятьдесят тысяч, плюс минус. Но это жизнь Мэйзи. Что я должна сказать? Нет? Пожалуйста, не спасайте моего ребенка?
— Конечно, нет.
— Именно. Так что я что-нибудь придумаю. Вероятно, ей понадобится два курса этого препарата, а затем пересадка стволовых клеток — в среднем около полумиллиона.
Он побледнел.
— Полмиллиона долларов?
— Да. Рак — это бизнес, а бизнес — это хорошо
Он отодвинул свою тарелку.
— Кажется, у меня пропал аппетит.
— И ты удивляешься, почему я худею, — пошутила я.
Он не рассмеялся. На самом деле он ответил мне не более чем односложно, пока мы шли обратно наверх. Я почти чувствовала себя виноватой за то, что выплеснула на него все, но мне было приятно поделиться всем этим, признать, что многое из этого было несправедливо.
Он просидел рядом со мной всю ночь, ни разу не пожаловавшись на стулья или мониторы. Он следил за каждым уровнем, как ястреб, пролистывал брошюры, люди ходили по коридору снаружи. Он переписывался по FaceTime с Кольтом и Хавок, приносил кофе и читал папку Мэйзи, которая на данный момент была для меня более личной, чем дневник. Он придвинул свой стул как можно ближе к моему, и когда я заснула около полуночи, то легла на его плечо. Бекетт был всем, в чем я отчаянно нуждалась последние семь месяцев. Что я буду делать, когда он неизбежно уедет? Теперь, когда я знала, каково это, иметь кого-то вроде него в такие моменты, в его отсутствие будет в тысячу раз труднее.