— Привет, Мэйзи, я Бекетт. Я живу в доме рядом с твоим, — сказал я ей, подойдя к изножью ее кровати и используя самый мягкий тон, который у меня был.

— Ты хозяин Хавок, — она слегка наклонила голову, как и Элла.

— Да. Но она не со мной. Я оставил ее с Кольтом, чтобы он составил ей компанию, пока я приеду к тебе. Надеюсь, это не страшно. Мне показалось, что ему нужен друг, с которым можно поговорить.

— Собаки не разговаривают.

— Забавно, но мы с твоим братом тоже об этом говорили. Но иногда не нужно, чтобы кто-то говорил с тобой в ответ. Иногда нам просто нужен друг, который выслушает, и она очень хороша в этом.

Ее глаза на мгновение сузились, а затем она одарила меня блестящей улыбкой.

— Вы мне нравитесь, мистер Бекетт. Вы позволили моему лучшему другу взять вашего.

И вот тут-то я и осекся.

— Ты мне тоже нравишься, Мэйзи, — тихо сказал я, боясь, что мой голос сорвется, если я подниму его еще выше.

Мэйзи была такой, какой я ее знал, и даже больше. У нее была та же милая, решительная натура, что и у ее мамы, только ярче и не потускневшая от времени. И в тот самый момент, когда я испытывал непреодолимую благодарность за то, что она приняла меня, меня захлестнула иррациональная злость на то, что ей пришлось пройти через это.

— Мы собираемся смотреть «Аладдина». Хочешь тоже посмотреть? — спросила она.

— Мы не собираемся смотреть «Аладдина». Ты собираешься спать, — строго кивнула Элла.

— Я нервничаю, — прошептала Мэйзи Элле.

Если мое сердце еще не болело, то теперь оно разрывалось. Она была слишком маленькой, чтобы завтра иметь такую операцию. У нее рак. Что за Бог делает это с маленькими детьми?

— Я тоже, — призналась Элла. — Как насчет такого. Мы начнем смотреть фильм, и я свернусь калачиком рядом с тобой? Посмотрим, удастся ли нам уложить тебя спать.

— Договорились, — Мэйзи кивнула.

Элла включила мультфильм, а я двинулся к двери.

— Девочки, я оставлю вас на этот вечер.

— Нет, ты должен остаться! — крикнула Мэйзи, остановив меня на пороге.

Я повернулся и увидел, что ее глаза расширились от паники. Да, я не собирался больше никогда быть причиной такого выражения ее лица.

— Элла?

Она перевела взгляд с Мэйзи на меня.

— Мэйзи, уже очень поздно, и я уверена, что мистер Джентри предпочел бы иметь большую кровать…

— Здесь есть кровать.

Элла вздохнула и закрыла глаза. Я увидел ту борьбу, о которой она писала, потребность воспитывать Мэйзи так, как будто не было огромной вероятности, что она умирает, и осознание того, что, скорее всего, так оно и есть. Но эта мольба в глазах Мэйзи не была связана с тем, что ее избаловали, в ней была явная нужда. Я подошел к ее кровати и сел на край.

— Ты можешь назвать мне причину? — прошептал я, чтобы Элла нас не услышала.

Мэйзи оглянулась на Эллу, и я посмотрел через плечо, чтобы увидеть, что она занята настройкой DVD.

— Ты должна мне сказать, Мэйзи. Потому что я не хочу нервировать твою маму, но если это веская причина, я постараюсь помочь тебе.

Она снова подняла голову и посмотрела на меня.

— Я не хочу, чтобы она была одна, — ее шепот прорвался сквозь меня громче, чем сирена воздушной тревоги.

— Завтра? — спросил я.

Она быстро кивнула.

— Если ты уйдешь, она останется одна.

— Хорошо. Посмотрим, что я могу сделать.

Ее маленькая рука взялась за край моей куртки.

— Обещай.

В ее просьбе было что-то торжественное, что напомнило мне о Маке, о письме. Как будто она знала то, чего не должна… не может.

— Обещай, что не оставишь ее одну, — повторила она тихим шепотом.

Я накрыл ее маленькую руку своей.

— Обещаю.

Она посмотрела мне в глаза, оценивая еще раз. Затем она кивнула и расслабленно откинулась на спинку кровати.

Я пересек затемненную комнату и подошел к Элле, когда она снимала туфли.

— Я, конечно, уйду, если ты этого хочешь, но она довольно категорична.

— И в чем же ее причина? Я никогда не видела, чтобы она требовала чего-то подобного.

— Это между нами. Но поверь мне, она довольно веская. Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Есть только диван и эта маленькая кровать, — Элла прикусила нижнюю губу, но это не было сексуальным жестом. Мак делал так же, когда волновался. — Я бы не пожелала такого своему злейшему врагу.

— Я спал в гораздо худших условиях, поверь мне. Это не проблема. Что ты хочешь, чтобы я сделал, Элла? — я бы сделал все, что она захочет, но, Боже, я надеялся, что она захочет меня, любую часть меня. Зная, как она напугана этим моментом, тем, что ждет Мэйзи завтра, и не имея возможности утешить ее так, как ей было нужно, я чувствовал себя ужасно.

Она со вздохом отпустила губы, и вся ее поза смягчилась.

— Останься. Я хочу, чтобы ты остался.

Моя грудь сжалась так, что сделать глубокий вдох стало невозможно. Поэтому я втянул воздух и бросил куртку на спинку кресла-качалки.

— Тогда я останусь.

***

Шествие передо мной было торжественным, почти почетным. Медсестры везли Мэйзи, лежащую на кровати, по коридору к толстой синей линии, обозначавшей место, где хирургическое отделение было доступным только для врачей и пациентов.

Элла шла рядом с ней, держа руку Мэйзи в своей, склонившись над дочерью. Их шаги были медленными, словно медсестры знали, что Элле нужна каждая оставшаяся секунда. Возможно, они и вправду знают это. В конце концов, для них это был обычный день. Очередная операция для другого ребенка с другим типом рака. Но для Эллы это был день, которого она боялась и ждала с одинаковой силой. Они остановились перед синей линией, и я посторонился, давая им необходимое пространство. Откинув волосы назад, я увидел слабую, принужденную улыбку на ее лице, когда она провела пальцами по коже головы Мэйзи, где должны были быть ее волосы. Губы Эллы шевелились, когда она разговаривала с Мэйзи, напряжение было заметно по напряженным мышцам ее лица и периодически сгибающейся шее.

Она держалась, но ниточка была тонкой и рвалась с каждой секундой. Я наблюдал за тем, как она разрывается, с шести утра, когда пришли первые медсестры, чтобы начать подготовку Мэйзи. Я наблюдал, как она кусала губы и кивала головой, подписывая бумаги, подтверждающие риск удаления опухоли такого размера у такой маленькой девочки. Наблюдал за тем, как она делает храброе лицо и улыбается, чтобы Мэйзи было комфортно, и шутит о том, что Кольт будет очень завидовать ее новому шраму.

Затем я посмотрел разговор по FaceTime между Мэйзи и Кольтом, и у меня оборвалось сердце. Эти двое были не просто братом и сестрой, не просто друзьями. Они были двумя половинками одного целого, говорящими полусловами и интерпретирующими односложные ответы так, словно у них был свой собственный язык.

Хотя Элла была напугана, я знал, что именно Кольт теряет больше всех, когда дело касается Мэйзи, и я ни черта не мог с этим поделать.

Я засунул руки в карманы джинсов, чтобы не идти к ней. Эта потребность, пульсирующая во мне, была эгоистичной, ведь то, что я держал Эллу, помогло бы мне, но не ей. Я ничего не мог для нее сделать, кроме как стоять и наблюдать за тем, что, как я знал, она боялась, станет ее последними минутами с дочерью.

Беспомощность.

Я был так чертовски бессилен. Точно так же, как и тогда, когда мы наконец нашли тело Райана, через три дня после того, как он пропал. Я ничего не мог сделать, чтобы вернуть его сердцебиение, стереть из памяти худшие часы его жизни или чудесным образом залечить пулевое ранение, которое вошло в основание его черепа и вышло…

Хавок. Закат на горах. Улыбка Эллы. Мысленно повторив три раза, я выпустил дрожащий вздох, отгоняя мысли. Воспоминания. Им здесь не место. Я не мог помочь Элле сейчас, если бы оказался в ловушке вместе с Райаном.

Одна из медсестер заговорила с Эллой, и мое горло на мгновение сжалось, когда Элла наклонилась вперед, чтобы поцеловать лоб Мэйзи. Рука Мэйзи показалась над перилами кровати, протягивая потрепанного розового плюшевого медведя. Элла кивнула и взяла медвежонка. Они покатили Мэйзи по коридору и прошли через двойную дверь.