— Как проходит ее лечение? — спросил я, ступая ногами в воды, на которые не имел права.

Она повернула голову в мою сторону.

— Ты знаешь.

— Райан, — мы с Маком уже давно говорили об этом, так что это не было ложью.

Она в отчаянии покачала головой и начала идти обратно к грузовику.

— Элла, — позвал я ее, быстро догоняя. После почти двух недель бега по шесть миль по утрам я окончательно приспособился к высоте. Не то чтобы нас не забрасывали на такую же высоту в Афганистане, но я два месяца пробыл на уровне моря, прежде чем попасть сюда.

— Знаешь что? — выпалила она в ответ, поворачиваясь ко мне лицом.

— Воу! — я обхватил ее за плечи, чтобы не врезаться в нее, а затем резко опустил руки. Я дважды прикасался к ней с тех пор, как оказался здесь, и этого было слишком много и недостаточно.

— Я ненавижу то, что ты знаешь обо мне. Ненавижу, что ты, вероятно, знал, что Кольт — мой сын, что ты знаешь о диагнозе Мэйзи. Ты — незнакомец, которому известны интимные подробности моей жизни из-за моего брата, и это несправедливо.

— Я не могу этого изменить. Я не уверен, что сделал бы это, даже если бы мог, потому что именно по этой причине я здесь.

— Причина, по которой ты здесь, похоронена на том острове!

Во многих смыслах.

— Мы можем ходить кругами. Но я не уйду. Поэтому у меня есть предложение. Ты можешь задавать мне любые вопросы, — я поднял палец, когда она открыла рот, зная, что она снова спросит о смерти Мака, — на которые я могу ответить, и я расскажу тебе все, что смогу, о себе. Ты права. Это несправедливо, что я так много знаю. Это невероятно жутко, что я знаю о твоих детях, о твоей жизни… о тебе. Но Мак любил тебя, и он постоянно говорил о тебе. Ты, дети, это место было домом, в который он так хотел вернуться, и когда он говорил о вас, у него словно появлялся крошечный миг отдыха от того ада, в котором мы жили. Так что мне невероятно жаль, что твое личное пространство было нарушено. Ты даже не представляешь, как мне жаль, но я не могу вернуться в прошлое и попросить его не рассказывать лишнего, и если бы у меня была эта волшебная кнопка времени, я бы использовала ее для чего-то гораздо лучшего, например для спасения его жизни. Потому что он должен быть здесь. А не я. Но он послал именно меня, и я остаюсь, — я сжал челюсти. Что было такого в этой женщине, что уничтожило все мои попытки сдержаться? Читал ли я ее письма или смотрел в ее глаза, она имела надо мной власть, которая была хуже, чем бутылка текилы для развязывания языка. Она заставляла меня хотеть рассказать ей все, и это было опасно для нас обоих.

— Если Райан так сильно хотел быть здесь, он мог бы уйти, когда ему предстоял повторный призыв. Но он этого не сделал. Потому что такие парни, как Райан, как ты, не остаются дома, не пускают корни, не остаются, и точка. Я могу смириться с тем, что я твоя… миссия, или что там еще, на время, но не веди себя так, будто ты здесь не временно.

Я боролся с каждым инстинктом в своем теле, который кричал, что нужно было сказать иначе, но я знал, что она мне не поверит, да и я сам не уверен, что поверил бы. Это был лишь вопрос времени, когда она поймет, кто я на самом деле и что я сделал. И мои чувства к ней не смогли бы смягчить этот удар. Ничто не сможет.

— Мне жаль, — тихо сказала она после того, как, между нами, на несколько мгновений воцарилась тишина. — Я не могу представить, через что тебе пришлось пройти, если ты действительно был так близок с Райаном. И тебе, должно быть, пришлось перевернуть всю свою жизнь, чтобы приехать сюда.

— Я думал, у меня нет корней, — поддразнил я.

На ее лице мелькнула крошечная улыбка, но она была грустной.

— Как я уже сказала, мне жаль. Но представь, если бы я появилась в… где бы ты ни был, и я знала о тебе все, а ты не знал бы обо мне ни слова. Неприятно, правда?

Меня пронзила боль, потому что она действительно знала обо мне все. В каком-то смысле. Я опустил физические подробности своей жизни, пока, по сути, вытаскивал свою душу из тела и излагал ее на бумаге для нее. Она могла не знать, что я собой представляю, но она знала, кто я, больше, чем кто-либо другой на планете. Я впустил ее в себя, а затем закрылся от нее, и мне не хватало ее с пугающей силой.

— Да, я понимаю… это было бы десять баллов по шкале странностей.

— Спасибо. И правда, это одиннадцать, — она направилась обратно по тропинке к своему «Тахо», где Кольт с открытым багажником ждал ее со своим квадроциклом.

Очевидно, он уже не в первый раз был наказан за это, если так хорошо знал правила.

— Я понял, Кольт, — сказал я ему. Затем я затащил его в ее внедорожник, благо, что сзади была резиновая подкладка. Когда я обернулся, Элла смотрела на меня, слегка приоткрыв рот. Точнее, уставилась на мои руки. Я мысленно пометил, что нужно купить абонемент в спортзал. Мне нравился ее взгляд.

— Что-нибудь еще? — спросил я, закрывая багажник.

Она быстро покачала головой.

— Нет. Ничего. Спасибо, что… ну, знаешь…

— Не был похитителем?

— Что-то в этом роде, — на ее щеках проступил румянец.

— Я серьезно говорил о проверке документов. Если тебе будет нужно…

— Нет, конечно, нет. У меня нет привычки проверять своих гостей, и я не собираюсь начинать это делать сейчас.

— А стоило бы, — пробормотал я. Если бы я был похитителем-психом, Кольт был бы уже мертв. Вообще-то этот лес был достаточно уединенным, чтобы в нем мог затаиться серийный убийца и никто об этом не узнал бы.

Она закатила глаза и забралась на водительское сиденье.

— Эй, мистер Джентри? — позвал Кольт с заднего сиденья.

Элла опустила окно, и я наклонился, чтобы увидеть, как он пристегивается к высокому сиденью, которое стояло рядом с пустым.

— Что случилось?

— Я решил, что раз ты брат дяди Райана, то это делает тебя членом семьи, — он сказал это со всей серьезностью взрослого человека.

— Правда? — мой голос смягчился. Парень не понимал, что он сделал, и как много — это значит для меня, потому что у него всегда была семья. Это было просто само собой разумеющимся. — Спасибо.

Я встретил взгляд Эллы в зеркале заднего вида, и она издала небольшой вздох поражения.

— И ты не сумасшедший, — добавил он. — Так что, думаю, ты можешь остаться.

Я улыбнулся так широко, что у меня заболели щеки. Этот ребенок был потрясающим.

— Спасибо за одобрение, Кольт.

— Не за что, — сказал он, пожав плечами.

Я отошел, и Элла закрыла дверь, а затем высунулась в открытое окно.

— Не забывай, что в главном доме можно поесть. Ада сказала, что не видела тебя там, а она любопытная.

— Принято к сведению. Я не хотел брать с собой Хавок из-за того, что Мэйзи тоже там, — я не был экспертом по детям с раком, но я знал достаточно, чтобы она не хотела, чтобы я приводил в дом лишнюю шерсть.

— О, это… очень заботливо с твоей стороны. Но с ней все в порядке. После того как у нее в первый раз была химиотерапия, тогда…

— Ее лейкоциты упали настолько, что она стала восприимчива к любой инфекции, известной человеку? — закончил я.

— Да. Откуда ты это знаешь?

— Я читал о нейробластоме. Много.

— Для Райана?

Для тебя.

— Да, что-то в этом роде.

Она оторвала взгляд от моего, как будто тоже почувствовала нашу связь. Но она, очевидно, не чувствовала того, что чувствовал я.

— После этого я перевезла детей из жилого крыла в домик, который мы могли держать…

— Мы поместили себя в пузырь, — отозвался Кольт с заднего сиденья.

— В общем-то, да, — признала Элла, пожав плечами. — На самом деле мы твои соседи. Если ты пройдешь около двухсот ярдов в ту сторону, то найдешь нас.

— Тогда, думаю, мы еще увидимся.

— Значит, так и будет.

Они поехали по широкой дорожке рядом с моим домом. Должно быть, здесь был небольшой спуск для лодок или что-то в этом роде, чтобы расчистить такую дорожку.

Хавок откинулась на спинку сиденья и наклонила голову ко мне.