Однако ему казалось, что подсылать к нему наёмника с духовой трубкой и отравленными стрелками было несколько не в духе аккадца. И кто же тогда мог желать ему смерти?.. На ум приходили лишь шпионы Мелуххи, которые могли посчитать, что Бхулак держит сторону арийского посольства. Да и стрелки такие были ему знакомы — и тоже в связи с Мелуххой… При этом сам он так пока и не смог выйти на Невидимых — лишь иногда его соглядатаи натыкались на явные признаки их деятельности, сами же шпионы слишком хорошо скрывались.

Несомненно, займись Бхулак этим вплотную, скоро добрался бы до них — опыта в подобных делах он имел немало. Но работать вместе с мелуххцами против ариев он не собирался и, пользуясь тем, что Поводырь почему-то перестал интересоваться его успехами, действовал весьма прохладно. А тут еще Арэдви… Но теперь дело требовало серьёзного расследования. И помощи.

Он быстро пересек городскую территорию, вышел за ворота, стражи которых его уже узнавали, и в потемках отправился к небольшому поселению поблизости, где в нескольких домах разместили посольство.

Заратахша, в первое время проявлявший нетерпение, теперь уже, кажется, смирился с тем, что его миссия затягивается. Арии обжились в столице, постепенно обрастая дружескими и любовными связями, а также всяческим добром. Их огненная вера была здесь вполне терпима, более того, многих их богов почитали и здесь. По большому счёту, это было всё, что им надо, а жить тут оказалось гораздо приятнее, чем в суровых высыхающих степях. Так что они терпеливо ждали, когда правители Маргуша примут, наконец, решение по их делу.

Первый, кого Бхулак увидел, войдя на посольский двор, был Аиряша. С тех пор, как юный жрец отверг его инициацию, Бхулак проникся к нему тёплым чувством. Иной раз он признавался себе, что относится к парню, как к своему настоящему сыну — не отделённому от него множеством поколений, а порождённому им самим.

— Привет тебе, славный Шупан, — первым обратился к нему Аиряша.

Он сильно возмужал, расцветая в молодого крепкого воина, но слегка задумчивое, не от мира сего, выражение так и не покинуло его лица. Впрочем, совсем телепнем парень не был — пару раз Бхулак наталкивался на него в городе в сопровождении одной из местных дам, и старался при этом не попасться ему на глаза, усмехаясь в бороду.

— Привет и тебе, добрый Аиряша, — ответил он. — Мне надо как можно скорее поговорить с твоим господином о неотложном деле. Он сейчас у себя?

— Да, учитель в своих покоях и ещё не ложился после вечерней молитвы, — Аиряша замолк, как будто в некотором затруднении.

— В чём дело? — спросил Бхулак. — Я пришёл в неудачное время?

— Нет, конечно, — заговорил помощник жреца. — Мы всегда рады тебе. Но…

— Но?..

— Господин за вечерним богослужением отведал сладостной пищи, дающей волю и добрые мысли…

— Понятно.

— Когда только опрокинут эту мочу — это хмельное питье, которым жрецы наносят себе вред? — гневно заметил Аийрьяша.

Бхулак не раз замечал в нём странное для ария отвращение к священному напитку, который он в беседах частенько поминал ругательствами — при этом скрупулёзно исполняя положенные обряды богу Хаоме. По всей видимости, у молодого священнослужителя вырабатывалось двоемыслие будущего мастера своего дела.

Бхулак задумался. Жрец, напившийся хаомы — не самый лучший собеседник в серьёзном разговоре. С другой стороны, дело и правда не терпело отлагательства.

— Я всё же хочу говорить с ним, — решительно сказал Бхулак.

— Я скажу ему о твоём прибытии, — поклонился Аиряша и сделал знак следовать за ним.

Они прошли в большую общую комнату, где Бхулака приветствовали несколько сидевших там арийских воинов. Он был популярен среди них с тех пор, как спас от разбойников их главного жреца.

— Проходи же Шупан, друг мой! — раздался голос жреца из его комнаты, куда проскользнул Аиряша.

Бхулак последовал приглашению.

Заратахша не производил впечатление опьянённого — лишь глаза его лихорадочно блестели. Но Бхулак знал, что священный напиток арийцев горазд на различные интересные эффекты.

Он поклонился жрецу и приветствовал его.

— Проходи и садись, — оживлённо повторил тот. — Ты в последнее время не часто жалуешь нас своими помещениями.

— Дела, почтенный Зартахша, — пожал плечами Бхулак, садясь на расшитую кошму, брошенную на возвышение у стены, где восседал и сам жрец.

— Вроде красавицы из храма? — спросил Заратахша, искоса взглянув на него. — Доходили до меня кое-какие слухи…

Бхулак вновь пожал плечами — отпираться не было смысла.

— В том числе и её, — ответил он.

— Расскажи мне всё, — сказал жрец. — Ты голоден?

— Нет, я поел у себя час назад.

— Тогда вели принеси гостю мёда и фруктов, Аиряша, — сказал жрец. — И дай нам наедине побеседовать с тамкаром великого лугаля.

Он снова бросил на Бхулака пронзительный взгляд — за это время жрец ни разу не попрекнул его за лукавство, но часто давал понять, что помнит, как тот скрывал от него якобы истинную цель своего путешествия в Маргуш. Бхулак на эту подколку промолчал.

Две женщины внесли и поставили на низкий стол искусно вылепленный глиняный кувшин и чаши, блюда с ломтями дыни, виноградом, гранатами, хурмой, абрикосами.

— Говори, — сказал Заратахша, когда они удалились.

— Сейчас в меня выстрелили из духовной трубки. В городе, — сразу взял быка за рога Бхулак.

Жрец откинулся на груду подушек.

— Ты видел стрелявшего? — спросил он спокойно, но мрачно.

— Только мельком — очень быстро ушёл.

— А где стрелка?

Бхулак вытащил и протянул ему стрелку без наконечника, оставшегося в дереве. Жрец осторожно взял её и внимательно осмотрел.

— Лесной народ, наёмники млеххов, — произнёс он, наконец. — Родичи тех, что напали на нас в степи, но те такими штуками не пользуются — хвала Мазде, иначе мы бы тогда потеряли много людей. Яд смертелен.

Задумчиво пригубив чашу с мёдом, Бхулак попытался высказать свои сомнения так, чтобы не сказать жрецу лишнего.

— Я не думаю, что у шпионов Мелуххи есть повод меня убивать. Что им это даст?

— Ты близок со мной и приехал с моим посольством — им этого достаточно. Они считают, что просьба моего царя согласована с новым лугалем Ура.

— Как это возможно? Разве твой народ имеет с ним сношения?

— Мы не совсем уж дикие степные сайгаки, почтенный Шупан, — ехидно ухмыльнулся Заратахша. — Иной раз отправляем в чужие края, даже далёкие, своих посланников — и явно, и тайно…

— Как я понимаю, когда-то ты был одним из них? — Бхулаку давно было очевидно, что Заратахша не просто жрец и официальный дипломат — слишком уж он был сведущ в разного рода тайных делах и политических интригах. Раньше, правда, на такие вопросы тот отмалчивался или переводил разговор на другое, но сейчас в нём расцветал жаркий цветок хаомы, а это, помимо прочего, делало человека бесчувственным к голосу осторожности.

— Много лет назад, — начал Заратахша, вновь откидываюсь на подушки, — великий царь Гаймартан, отец господина моего Веретрагны, отправил людей разведать путь на юго-запад. Он был мудр и понимал, что рано или поздно нашему народу предстоит идти туда ради своего выживания.

Голос жреца стал слегка мечтательным — ведь он перебирал воспоминания своей юности.

— Среди них был и я, — продолжил он. — Под видом купцов — как и ты — мы шли по пути лазурита. Прошли Элам, Аккад, и дальше — вплоть до Ханаана, но в Египет не добрались: у нас закончилось серебро, и мы потеряли многих людей. Потому повернули, пошли в страну Хатти, в Таруише сели на корабль и вернулись с своё царство предгорьями и степями.

«Тот же путь, что проложил мне сначала Поводырь», — подумал Бхулак.

— Я уходил в путешествие младшим жрецом, а когда вернулся, стал заотаром, — рассказывал жрец. — Это было незадолго до нашего знакомства. Пока мы путешествовали, старый царь умер, а новый послал меня с посольством в Маргуш. Но я вернулся другим человеком, не таким, каким уходил…