За спектакль я больше не переживала. Первый раз был самым волнительным и волшебным. На премьере я сполна ощутила тот самый трепет, который может испытывать актер от жадного внимания публики. Вся лавина ощущений тогда обрушилась на меня. И эйфория от успешной премьеры, и чувство единения со всей труппой, когда я смогла наконец почувствовать себя частью их семьи, и признательность к Владу за его терпение ко мне, и за весь его талант, благодаря которому я тоже смогла перевоплотиться. И, конечно, самое мощное, всеобъемлющее чувство любви к Артуру, благодаря которому и ради которого все это было сделано. Да что там, я любила весь мир, всех людей вокруг. Даже Марго, которая хоть и притихла со своими язвительными шпильками в мой адрес, но все же подругой мне не стала.
Теперь, получив первый опыт выступления на большой сцене, я чувствовала себя с каждым разом все более уверенно и знала, что даже отъезд Артура не собьет мой настрой, и следующие спектакли я смогу отыграть так же хорошо, как и первый.
Пьеса должна была идти еще неделю, но ажиотаж не спадал, и Марат сказал, что Арт скорее всего решит продлить показ. Еще Марат поделился, что они собираются расширять репертуар, ведь на одном спектакле долго не выедешь. Но пока вся труппа вернулась к репетициям старых спектаклей, но с несколько иным виденьем, более современным, и на них, как ни странно, тоже появился спрос.
Мне места в старых постановках не было, и у меня оставалась единственная роль Катерины, но я не жаловалась, потому что мне и с ней хватало забот. Арт уехал, но меня и Влада продолжали одолевать приглашениями. К тому же, кто-то распустил слух о том, что мы с Владом пара не только на сцене, но и в жизни. Артур, узнав об этом, долго злился, но сказал, что с такими слухами нужно разбираться осторожно, и он сам решит вопрос, когда вернется. А пока он запретил нам с Владом появляться вместе на публике и соглашаться на любые интервью. Так что я бегала от назойливых журналистов и старалась поменьше обращать внимание на то, что пишут в соцсетях на моей страничке.
Влад сильно изменился, стал каким-то более отстраненным, что ли. Мне не нравилось такое его настроение, я привыкла видеть Влада улыбчивым, компанейским, но он больше не был таким, будто бы замкнувшись в собственной раковине. Я догадывалась о причине его настроения. Диана. Ну конечно, только она могла так повлиять на него. И однажды я решилась заговорить со своим компаньоном на эту тему.
— Влад, ты выглядишь очень грустным, — как-то сказала я ему во время обеда, на который, между прочим, сама выцепила его. Он давно меня никуда не звал, и мне пришлось действовать самой.
— Извини, тяжелый день, — улыбнулся мой напарник, но его улыбка выглядела вымученной, и я, само собой, ему не поверила.
— Влад, перестань. Мне ты можешь рассказать, что происходит. Я пойму, правда. — Я постаралась состроить самую понимающую физиономию, но Влад раскусил меня. Он рассмеялся и ответил.
— Элли, ты очень милая, и я правда считаю тебя своим другом. Но ты мне вряд ли поможешь.
— Это почему же — возмутилась я. В душе взыграло чувство уязвленного самолюбия.
— Потому что ты не можешь изменить прошлое. И я не могу. Так что я сам попытаюсь как-нибудь жить с ним дальше, — голос Влада был грустным, и в глаза он мне не смотрел, уставился в свою тарелку.
— Послушай, я все знаю. Речь ведь идет о Диане? — я решила выложить все карты на стол. Возможно, если я буду откровенной с моим другом, он тоже не станет скрывать свои чувств.
Влад кинул на меня очень пронзительный взгляд, которым буквально пригвоздил к месту.
— Почему ты так решила? — напряженно спросил он. — Диана что-то говорила обо мне? Вы меня обсуждали?
Настала моя очередь потупить взгляд. Здесь стоило быть осторожной, ведь выкладывать Владу все, о чем мы говорили, означало бы предать подругу.
— Я просто задавала Диане вопросы, но она на них не ответила. Но я же не слепая! Все прекрасно вижу и понимаю, — выкрутилась я.
— Да, она мне нравится. Очень нравится, по-настоящему, — ответил Влад, но в его голосе слышались стальные нотки. — Но у нас ничего не может быть, и не будет.
— Это почему же? — возмутилась я, предположив, что моя Ди чем-то не подходит Владу. И пусть у Дианки была своя версия, Влад мог рассуждать иначе.
— Да потому, что она мне не верит. Она считает, что альфонсы не бывают бывшими, что я по-прежнему ищу женщин, которые будут меня спонсировать. Я не могу убедить ее, что все иначе.
Влад вдруг со злостью кинул салфетку и откинулся на стуле. А мне вдруг стало очень жаль его. И Диану тоже жаль. Они были бы прекрасной парой. Но нет, между ними возникли какие-то дурацкие непримиримые противоречия, которые Ди не может принять, а Влад не может исправить.
— Может, ты ее чем-то обидел? — аккуратно спросила я, не желая выдавать откровения своей подруги.
— Возможно, — хмыкнул Влад совсем невесело. — Но эта обида связана с моим прошлым, а я никак не могу его убрать. Оно всегда будет со мной. И моя женщина должна его либо принять, либо…
Влад замолчал, стиснул зубы, а я переспросила:
— Либо?
— Либо просто не быть со мной.
Мне пришлось отступить, но этот разговор подействовал на меня. По обе стороны баррикад стояли мои друзья, я понимала и Диану, и Влада. Каждый был прав по-своему. Но как решить этот конфликт, зашедший в тупик, я не понимала. Наверное, самым правильным было не вмешиваться в чужие отношения, чтобы не сделать еще хуже. Я Владу говорить не стала, но себе пообещала, что обязательно поговорю еще раз с Дианкой. Не может быть настолько все плохо.
В целом, несмотря на некоторые неприятные моменты, моя жизнь меня полностью устраивала. За исключением одного факта, царапающего сердце. У меня на руках оставались билеты, которые мне отдал Артур для моих родителей, а я никак не решалась не то что съездить к ним, но даже просто позвонить.
После премьеры я ждала с замиранием сердца, что мама или отец сами наберут мне, поздравят, признают, что были не правы. Но они так и не сделали этого, и их равнодушие меня ужасно обижало. Они не могли не узнать о том, что я выступаю в главной роли популярного спектакля, потому что спонсоры, которых привлек Артур, расстарались, и о пьесе «Заблуждения», как и о его авторе и актерах, доносилось чуть ли не из каждого утюга.
Впрочем, очень скоро мне пришлось признаться себе, что моя обида – лишь повод оттягивать момент разговора с родителями. Это ведь я ушла из дома, значит мне и идти на мировую. И то, что теперь у меня есть заслуженное имя, заработанное мной честно, собственными трудами и талантом, нисколько не умаляло страха предстоящей встречи. Сколько раз я мечтала о том, что приду к отцу с гордо поднятой головой и положу перед его носом свой диплом! Но по факту ничего не изменилось ни с окончанием вуза, ни с получением роли. Я по-прежнему оставалась дочерью, разочаровавшей родителей, и слишком наивно было полагать, что полученного образования и моего успеха будет достаточно, чтобы примирить их с выбранной мной профессией.
Тянуть дальше не имело смысла. В этой истории, чем бы она ни закончилась, нужно поставить точку. Поэтому на следующий день после отъезда Артура, когда выдался мой выходной, я позвонила маме. Она сняла трубку сразу же, но холодный голос, которым она мне ответила, не вселил никакой надежды на то, что разговор будет легким.
— Мам, я хотела бы приехать. Можно?
— Мы тебя из дома не выгоняли, ты сама ушла. Так что да, разумеется, ты можешь приехать.
Пусть ее слова вовсе не были приветливыми или дружелюбными, я обрадовалась, что мне хотя бы не отказано в разговоре с ними. Замирая от волнения и одновременно предвкушая встречу, я собралась и быстро поехала по знакомому адресу. Забежала в магазин рядом с домом и купила любимый папин торт и цветы маме, хотя понимала, что эти подарки будут восприняты как попытка подольститься. Жалкая попытка, но хоть такая.
Мне показалось, что лифт поднимал меня на этаж слишком долго. Я повторяла себе, что назад дороги нет, нам все равно придется поговорить, но как же хотелось, чтобы все закончилось как можно быстрее! Как и знать, что меня ждет.