— Образование тоже на свалке прихватили? — невинно поинтересовался герцог, неуважительно перебив меня. — Я с вами битый час разговариваю. Ваша речь правильная, не засоренная словечками, которые любят вворачивать простолюдины.

— О, черт…

— Ага. И еще держу пари, вы не местная. Лицо уж больно незнакомое. Я ни разу в жизни вас не видел. Так кто вы, и откуда?

Я молча сопела, испепеляя его взглядом.

Но герцог почему-то плохо испепелялся.

Даже краешек его белоснежной сорочки не занялся!

Еще и улыбался сидел.

— Не хотите говорить? — произнес он с улыбкой.

— Я ничего дурного не сделала! — выпалила я. — Никого не обокрала и не убила! Сказала же — спасаю свою жизнь!

— Спасаете жизнь, — повторил герцог задумчиво. — Значит, убегаете. Значит, за вами погоня. И преследователи ваши жестоки. Настолько жестоки, что вы предпочитаете полуголодное существование на огородах Ферро, нежели попасться к ним в лапы? Они хотят вернуть вас домой?

Меня снова словно кипятком окатило!

На миг мне показалось, что герцог точно знает, кто я и откуда. И вообще все-все знает!

Такой у него был внимательный и проницательный взгляд.

Я ждала, что он вот-вот назовет мое имя!

Но он смолчал.

Высадил он меня на огородах.

Да черт подери!

Мог бы и до дома довезти!

Потому что огород — понятие очень растяжимое. А огороды госпожи Ферро и вообще тянутся до самого горизонта.

Я домик Анники нашла только к обеду.

Еле дотащила свою корзину.

— Я уж думала, что с тобой что-то случилось! — со слезами на глазах воскликнула она, завидев меня. — Ах, я так переволновалась! Думала, тебя прибили из-за серебряных скорлупок!

— Да вот еще, — буркнула я, втаскивая корзинку на стол. — Там серебра совсем чуть. Разве из-за этого убивают?

— Убивают и за меньшее, — ответила Анника серьезно.

А про то, удачно ли я сходила, она спрашивать не стала. Увидела мою корзинку и все поняла.

У нее глаза так и разгорелись.

— Будут тебе и пироги, и наваристая похлебка! — сказала я, выгружая продукты на стол.

— А у нас тоже новости есть, — Анника вздохнула. — Вот не знаю, радоваться или плакать.

— Что такое?

— Госпожа Ферро выплатила жалование за прошлый месяц! — Анника показала мне два серебряных. — Похвалила и даже штрафов не назначила!

— Ух ты!

Значит, напугалась герцога госпожа Ферро.

Поспешила хоть небольшие деньги дать, чтоб ее не обвиняли в мошенничестве. Вот же, заплатила — о каком рабском труде идет речь?!

— Я спросила ее, не продаст ли она мне этот дом и часть огорода, — убито продолжила Анника. — И та заломила цену в шесть серебряных! Понимаешь? Этот крохотный домишко, и пять шагов огорода — шесть монет! Виданное ли это дело? Она предложила даже мое жалование записать в счет будущей покупки. Но я не согласилась. Мало ли. Она может забыть, что деньги у меня взяла, или еще что…

— Ну, ничего, — оптимистично ответила я, добыв в кармане свои серебряшки. — Четыре монеты у нас уже есть. Осталось дождаться очередного яйца от Петровича, и…

— В том-то и дело, — воскликнула Анника, — что Петрович больше не несется!

— Как так? — удивилась я.

— Ну, вот так, — Анника развела руками. — Он сегодня приглядывал за гусятами…

— Воровал у них еду, ты хотела сказать!

— Ну да, — кивнула Анника. — А я присматривала за ним. Очень хорошо присматривала, ты не подумай! Он всегда был при мне, в кусты не отходил. Знаешь же, как он орет, когда несется. А тут ничего. Даже намека не было!

— Хм, хм, —это обстоятельство, признаться, меня здорово огорчило. Я на Петровича рассчитывала. — Ну, давай подождем еще. Он же молодая курица. Может, поэтому несется не каждый день?

— Я не курица! Я петух! — встрял неугомонный Петрович. Оказывается, все это время он крутился у нас под ногами и подслушивал. — Я петух! Сказал же вам!

— А яйца твои — что это было?

— Гормональный сбой в организме! — тут же нахально ответил Петрович. — Один раз не… не считается, в общем. Так что яиц от меня не ждите!

— А еще, — желчно добавил Анника, — он гусят учит плохому!

— Это еще чему? — удивилась я.

— Плохим словам!

— Слава богу, они говорить не умеют! — всплеснула я руками. — Так чему он их учил?

— Орал непотребства на прохожих. А гусят учил шипеть и за него заступаться!

— Петрович, это еще что такое?!

— Что такое?! — взъерошил свои три пера Петрович. — А кто им разрешал тут отираться? Я тут единственный мужик на всю плантацию. Кто вас защитит, если не я?

— А, так ты нас и наше добро защищал?

— Ну, конечно, — насмешливо фыркнул Петрович. — Я ж не дурак, просто так на людей кидаться. А чего они шныряют тут? Подсматривают?

Да, в самом деле, чего б кому-то здесь ходить и высматривать?

Я сразу вспомнила о погоне за мной.

Может, это меня искали? И в городе тоже наверняка искали.

А я, на мое счастье, была в герцогской карете. Может, мои преследователи поищут, не найдут, да и уйдут из города, искать в другом месте?

— Ладно, — вздохнула я. — отогнал незваных гостей — спасибо. А теперь давайте корзинку разберем, есть ужасно хочется.

Сегодня настроение у меня было приподнятое, несмотря на все негативные новости. Хотелось приготовить что-то особенно вкусное!

Но раз уж сошлись на пирогах, то так тому и быть.

Пока я замешивала тесто, Анника лопала принесенную для не булку и запивала ее отваром травок.

— Сегодня у меня выходной, — сообщила она мне с набитым ртом. — Госпожа Ферро даже не велела траву дёргать, хотя ее наросло у забора немало. А распределительница против ее слов не пойдет.

— Это же хорошо, — сказала я. — Хоть день отдохнешь от их ненужных заданий. Принеси-ка мне лука!

Анника живо сбегала за зеленым луком и отварила яиц. И нам на пироги, и гусятам.

Прожорливый Петрович склевал в одиночку целое яйцо! И еще потаскал скорлупы из ведра.

Вид у него был такой, будто ему абсолютно все равно, что есть.

Гусятам мы нарубили яиц, добавили туда зелени. Анника еще яичной скорлупы натолкла меленько-меленько. А Петрович показал место, где водятся жирные улитки. В общем, наша пернатая команда отобедала хорошо.

Пока тесто поднималось, я поставила вариться мясо.

Пироги кончатся скоро; да и их можно есть холодными. А вот похлебка — это горячий наваристый мясной суп! Как давно Анника его не ела?

Подлый Петрович исхитрился поклевать поднявшееся тесто из миски. Насилу прогнала его со стола. Что за наглая птица!

Но он и в наши рубленные яйца с луком попытался свой наглый клюв сунуть, пока я их перемешивала в большой миске и подсаливала.

Я даже огрела птицу деревянной ложкой по голове.

— Будешь так себя вести, отправишься в котелок вместе с говядиной! — пригрозила я. — Яйца нести ты не хочешь, толка от тебя никакого. Так что…

— А охранять вас кто будет? — нахально парировал Петрович, расклевывая кусок булки, оброненный Анникой.

— Ну, уж не для облезлой курицы это дело!

— Да? Да? Пока что только у меня и получилось!

Вот что с ним делать?..

Сковородка у Анники была совсем маленькая, на четыре пирожка.

Поэтому я для начала настряпала побольше, выложила их на столе, присыпанном мукой. А уж только потом поставила сковороду на огонь и вернулась достряпывать.

— Где же нам раздобыть еще два серебряных? — размышляла Анника.

Она мне вовсю помогала.

И масла налила в сковороду, и уложила в него пироги, когда масло раскалилось.

И переворачивала с бока на бок деревянной лопаточкой, когда одна сторона пирога зажаривалась до золотистой корочки. И готовые пирожки в глубокую миску складывала.

Я только успевала лепить новые.

У Анники не хватило терпения подождать, пока все пироги испекутся.

Она ухватила самый нижний, который уже немного остыл, и разломила его.

От начинки шел парок, тесто вкусно пахло.