— О, жестокие люди! — пустив слезу, прошептал Петрович. — Вы выдумаете сто оправданий себе, чтобы отнять моих деток… и съесть их… Как жесток мир!

— Тебя что, петух потоптал? — удивленно спросила Анника. — Ты еще вчера клялся, что цыпленок! И слишком молод! Так что это первые твои яйца!

Услыхав про петуха, размякший и обессилевший Петрович тотчас обрел тургор.

Он подскочил, встряхнув нервно головой, и посмотрел на нас безумным взглядом.

— Какой еще петух?! — заорал он не своим голосом. — Не было никакого петуха! И это… эти яйца не мои! Вы мне их вообще подкинули!

— Да ты кукушка, Петрович! — изумилась я. — Быстро ж ты отказываешься от родства!

— До завтра, неудачники! — проквохтал Петрович и с достоинством, неспеша, вышел за дверь.

Видно, ночевать он собрался на улице. Чтоб не видеть наших насмешливых улыбок.

Хотя, конечно, мы были так потрясены, что и не думали смеяться над Петровичем.

А мы тотчас решили отварить яйца и покормить ими гусят.

Трава — это, конечно, хорошо. Но сбалансированное питание лучше!

И тут нас снова поджидал приятный сюрприз.

Готовые яйца никак не остывали. Я уж обливала, обливала их холодной водой, а они все жгли руки.

А потом, когда их все ж удалось остудить, я никак не могла разбить скорлупу.

— Да это что ж такое! — ругалась я, с грохотом колошматя яйцом о стол. Так, что ложки подпрыгивали. — Петрович! Ты что, засунул себе в зад пару камней?! И это никакие не яйца? Шутка так себе!

В этот момент яйцо — крак! — раскололось точно пополам.

Я ахнула, подхватив скорлупу.

Вареное содержимое, обычное яйцо, сваренное вкрутую, вывалилось из нее, словно скорлупа была большевата.

А в моих руках осталось…

— Да это же серебро, Эстелла! — изумленная, ахнула Анника.

И это было правдой.

Под тонкой, как бумага, белой скорлупой была еще одна, серебряная.

Чистое, белое, мягкое отличное серебро.

Его даже удалось сплющить, приложив немного усилий.

— Петровича что, монетами серебряными кормили?! — изумилась я, рассматривая тонкую серебряную скорлупку. — Да если б и кормили, он не смог бы снести серебряное яйцо!

— Настоящее серебро! — шептала Анника, разглядывая сокровище круглыми от восторга глазами. — Это же просто клад какой-то!

— А второе яйцо? Оно тоже серебряное?

Тоже.

Его скорлупа была такая же серебряная, как и у первого яйца.

— Ты понимаешь, что это практически твое жалование за месяц? — произнесла я, рассматривая чудо-яйца.

Я была потрясена.

Курочка Ряба не была в списке моих любимых книг. А вот ты поди ж…

— Если продать серебро ювелиру, — неуверенно произнесла Анника, — он даст две серебряных монеты?

— Вероятно, и больше, — ответила я. — Серебро-то чистое! Здорово было бы, если б Петрович нес яйца каждый день, как любая приличная курица! Если это будет так, мы разбогатеем.

— И тогда сможем…

— Мы сможем накопить и выкупить домик, — продолжила я за нее. — Этот домик и кусок огорода, как ты и хотела.

— Ты будешь так щедра, — со слезами пробормотала Анника, — что не прогонишь меня отсюда, если получится дом купить? Петрович-то твоя курица. А я не имею никаких прав на твои сокровища.

— Прогоню? Тебя? — изумилась я. — Разве с друзьями так поступают? Ты же не прогнала меня, когда я вечером оказалась у тебя на пороге. Разве я могу быть такой неблагодарной, что отвечу злом на твое гостеприимство?

Анника без слов обхватила меня и прижалась крепко-крепко.

И мы стояли, обнявшись, боясь даже пошевелится, чтобы хрупкое ощущение счастья не покинуло нас.

— На серебряную монету, — тихонько сказала я, — мы с тобой купим много-много вкусного. И новые ботинки для тебя. И настоящую подушку для твоей лежанки. Муки, масла и настоящих яиц. И напечем, наконец-то, пирогов с луком, как ты и хотела!

Анника не ответила. Только часто-часто закивала головой.

Плечи ее вздрагивали от скрываемых слез.

— Петровичу только ничего говорить о серебре не надо, — произнесла Анника, наконец. — А то зазнается и устроит нам тут ад своими капризами. Надо б его найти и загнать домой, чтоб не потерялся. Все же, теперь он наше главное сокровище.

С утра пораньше я отправилась в город. Собиралась отыскать ювелира и продать ему наш клад.

Бедняжка Анника поднялась пораньше. Ей сегодня предстояло заняться поливкой. А это означало таскать много-много ведер воды. Так что ей идти со мной было некогда. Гусят, и тех поручили заботам Петровича.

Так что я сама дошла до города, и сама отыскала ювелирную мастерскую.

И там предложила серебряную скорлупу владельцу мастерской.

Ювелир дал мне за скорлупу целых три серебряных.

У меня даже ноги затряслись, когда он, похмыкивая, отсчитал мне монеты.

Для начала он долго и тщательно проверял серебро.

Рассматривал под огромной лупой.

Пробовал на зуб.

Чем-то капал и тер образовавшееся пятнышко.

И, наконец, рассчитался.

— Милочка, это отличное, прекрасное, очень чистое серебро, — сказал он, с интересом рассматривая мое лицо с огромным синяком. — Где вы взяли его, дорогая?

— Шла по лесу, — радостно сообщила я, невинно тараща глаза и делая вид, что не замечаю его подозрительных взглядов, — запнулась, упала в овраг. Бум лбом! А там это… Клад!

— В овраге? — удивленно уточнил ювелир.

Я так понимаю, что овраг у них место приметное. Может, даже исхоженное вдоль и поперек. Но отступать было поздно.

— Ага! — радостно подтвердила я, замотав головой.

Ювелир нахмурился, но смолчал.

И деньги мне отдал.

И я, радостная, пошла их тратить.

Городок мне понравился. Чистый, тихий, цветущий. Фонтаны, парки, огромные клумбы. Чисто выметенные тротуары и дороги.

И всюду лавки с овощами и с мясом с ферм госпожи Ферро! С ее фирменными вывесками!

Красота! Лучшие плоды, отборные куски.

Ни червоточины, ни изъяна. Все красивое и свежее.

Ну, где тут глупенькой Аннике тягаться? Если только демпинговать, ниже цены устанавливать, и продавать все подряд дешево.

— С другой стороны, — размышляла я, — можно ведь печь пироги, и продавать их, а не лук с грядки… Или вовсе выращивать только для себя. Много ли нам вдвоем надо?

За этими размышлениями я и завернула в лавку с мукой и прочими хлебопекарными радостями.

Анника хотела пирогов — вот и напечем!

Два серебряных я спрятала подальше в кармашек, а один решила разменять. Накупить всякой нужной всячины для дома. Еды, например. А то за пару дней, питаясь одними огурцами, я проголодалась как волк.

Вот и набрала и муки, и дрожжей, и небольшое сито приобрела. Не утерпела — для себя купила калач, и для Анники булку. И тут же вгрызлась в мягкий сдобный бочок.

— У-у-у, вкусно как! — промычала я.

Чуть язык не проглотила! Съела в один миг, жадно, все до крошки… Бедная Анника! А она-то какая голодная!

— Значит, надо поскорее вернуться на ее огород. А то работает, бедняжка, не покладая рук, а поесть-то и нечего!

Зайдя в другую лавку, купила немного масла, настоящих яиц — то Петровича-то не дождешься, — немного крупы и кусочек мяса. Корзинка моя стала очень тяжела, я еле ее волочила.

Ах, а глаза-то разбегались!

В хозяйстве Анники нужно было абсолютно все. И серебряный — это большие деньги. Купить можно было столько всего, что у меня и сил бы не хватило дотащить. Но, боюсь, и одного серебряного не хватило бы, чтобы покрыть все наши нужды…

Помня о своем обещании купить Аннике новые башмаки, я завернула к лавкам с одеждой… да так и встала, как вкопанная, на тротуаре!

Потому что прямо под вывеской модной лавки моя мать слезно рассказывала что-то представителю закона!

А он, хмуря брови, только кивал головой.

— Она не в себе, не в себе! — заламывая руки, повторяла мать. — Понимаете? Упала, ударилась головой… Может, память потеряла?! Иначе б никогда, ни за что из дома не ушла! Да у нее свадьба на носу! Как бы она осмелилась уйти?!