Салатово-розовые обои, шелковый белоснежный балдахин над кроватью. Всякие милые девчачьи безделушки на столике.
И судя по голосу, комната эта принадлежит женщине.
Я последовала за смотрительницей замка, чтобы посмотреть на хозяйку спальни.
Когда я увидела ее, у меня дух перехватило от того, насколько красива эта женщина. Она сидела на пуфике перед зеркалом, расчесывая волосы. Атласный халатик кокетливо сполз на плечо, обнажая молочную кожу. Черные волосы густой, шелковой волной струились по белой ткани. Ее совершенное лицо притягивало взгляд, особенно огромные глаза, с темной, практически черной радужкой. Они как две бездны, завораживали, не давали отвести взгляд.
Аглая поставила корзину на столик, шмыгнула носом и поспешила удалиться. Как только топот ее ног затих, женщина вскочила с пуфика и закружилась по комнате, потом выхватила наливное яблоко из корзины, построила зеркалу рожицы и, повиливая бедрами, направилась к выходу. Мне ничего не оставалось, как последовать за ней.
Пройдя несколько метров по коридору, она отворила тяжелую дверь. Я прошмыгнула вперед. Мало ли, вдруг я не умею просачиваться сквозь двери и стены. Увязнуть в текстурах — это худшее, что может произойти с новоиспеченным призраком.
Скромно встав у стеночки, я осмотрелась. Эта комната была похожа на библиотеку. Практически все ее пространство занимали шкафы с книгами в потертых кожаных переплетах и свитками, перевязанными бечевками. Огромное окно было завешано черной тканью. Единственный источник света — подсвечник в виде трех черепов располагался на столе, за которым, склонившись, сидел Кощей.
В сердце снова всколыхнулась обида на него за то, что так «отблагодарил». Я решительно сделала несколько шагов к нему и остановилась у стола, вспомнив, что я здесь всего лишь бессловесный наблюдатель. Лицо хозяина замка выражало крайнюю сосредоточенность, между бровей пролегла глубокая складка. Он рассматривал огромную, во всю столешницу, пожелтевшую карту и был настолько погружен в раздумья, что не сразу услышал, что в комнату вошли.
Между тем женщина плавной походкой подошла к нему, встала за его спиной и обвила шею руками.
— Мара? — он оторвался от лицезрения карты, повернулся к ней, и на его губах появилась усталая улыбка.
— Мара? — ошарашенно переспросила я.
— А кого ты еще ожидал здесь увидеть? — кокетливо засмеялась она.
— Никого, — он перехватил ее ладошку и поцеловал. — Я ведь работаю и просил меня не беспокоить.
— А я тебе яблочко принесла. Ты ведь голодный, — она положила наливной фрукт прямо на карту. Проследив за ним взглядом, я обомлела. Карта была живой. Нет, она не была похожа на живое существо, но в то же время жила своей жизнью. С виду она напоминала обычные старинные карты с подписанными названиями государств, городов, рек и морей, но в отличие от них, она показывала еще и происходящие события. Я увидела несколько светящихся точек. Одна из них была на реке Смородине. Наклонившись, я увидела небольшой челн, двигающийся к берегу Мертвых земель. У Калинова моста горела точка, подписанная как Змей Горыныч. Следующий огонек мерцал на Туманной пустоши. Переведя взгляд туда я увидела две бьющиеся фигурки — большую и поменьше. Карта услужливо обозначила это событие как бой богатыря Ивана Безродного и хана Кагалыма. Только я подумала, что картинка слишком маленькая, как она увеличилась, так, что можно было рассмотреть детали одежды противников и выражения их лиц. Вскоре бой закончился, и всплыла надпись: «Битва завершена. Иван Безродный повержен». Кагалым уродливо осклабился, поднял, ликуя, руки вверх и пнул тело богатыря.
Ничего себе! Если бы Кощей не валялся все эти дни без памяти, то нам пришлось бы туго. Он увидел бы и вероломный сговор с Горынычем, и поджог ходячего леса, и убийство его чудовищ. Нам просто несказанно повезло!
Но что если он, придя в себя, увидел пробирающихся по пустыне богатырей? А если эта карта умеет отматывать события назад, то Кощей прекрасно видел, каким образом и с какими намерениями я проникла в его замок. Может, поэтому он был так зол на меня?
Закусив губу, я с ужасом взглянула на карту.
«Сие мне недоступно», — высветилось на карте. Текст сопровождался печальной рожицей.
— Фух! — выдохнула я, и тут же задумалась, как карта из прошлого может реагировать на меня, если я бесплотный призрак.
Плохо, что эту надпись увидела не только я, но и Кощей.
Его брови сошлись на переносице.
— Что-то случилось? — заворковала Мара, почувствовав, как он напрягся.
— С картой происходит что-то странное.
— Тебе нужно просто отдохнуть, — холеные руки легли на его плечи. Тонкие пальцы стали с удивительной силой разминать его затекшие мышцы. Кощей блаженно прикрыл глаза.
А у меня в груди противно заныло. Конечно, она его жена, имеет право и все такое, но...
— Клешни убрала от него! — рявкнула я в сердцах.
Мара застыла, повернула голову и внимательно посмотрела на меня. Мне даже на миг показалось, что она меня видит. Она нахмурилась, но потом тряхнула своей роскошной шевелюрой и продолжила свое занятие. И даже будто в пику мне склонилась к Кощею и нежно поцеловала его в висок.
— Еще отдайся ему прямо тут, на этом столе! — прошипела я.
«Я против!!!» — высветилось крупными красными буквами на позеленевшей карте.
К нашему с картой облегчению, заниматься непотребством Мара не спешила. По крайней мере, пока.
Вместо того чтобы продолжать лобызаться с мужем, она завела разговор ласковым голосом.
— Ты так устаешь в последнее время. А стоит ли оно того? Где благодарность за труды твои?
— Разве ж за благодарность я службу несу? Коли не стану за Мертвыми землями следить, прорвутся темные души да чудовища поганые через реку Смородину и уничтожат род человеческий.
— Род человеческий как тараканы неистребим. Не чудовищ да душ темных людям бояться надобно. Сами себя изводят, да побивают друг друга.
— Не наше это дело. Не можем мы вмешиваться в дела мирские. Можем лишь следить, чтоб порождения Нави не тревожили ход их судеб. Иначе качнутся весы мироздания, нарушится равновесие — и никто не знает, насколько страшны будут последствия.
— А будут ли они? — горячо возразила Мара и уселась на стол. От такой наглости карта пошла рябью. — Кто решил, что мир рухнет?
— Ты же знаешь, Мара, — Кощей, поморщившись, потер переносицу. — Это заветы богов.
— Богов? А мы тогда кто? Почему мы должны следовать воле тех, кого даже не видели? И боги тоже могут ошибаться.
— Мы так часто говорим с тобой на эту тему, что я устал повторять.
— А я устала здесь жить! — ее голос задрожал, будто она сейчас расплачется. — Здесь голые пески, палящее солнце и пустое небо без единого облачка. Разве я многого прошу? Я хочу просыпаться и видеть в окно зеленый сад, цветы, наших детей, играющих на травке. Я не могу жить в постоянном страхе за них. Зная, что если они выберутся за пределы замка, их утащит птица Могол или какое-нибудь оголодавшее чудище. Мертвые земли — не место для детей. Да и для меня.
На челюстях Кощея заходили желваки. А я прикрыла рот ладошкой. Вот это да! У него еще и семеро по лавкам!
— Так зачем же замуж за меня выходила, коли знала, где живу я и в чем мое предназначение?
— Я думала, ты изменишься. Думала, что семья будет для тебя важнее выдумок дряхлых стариканов, от которых осталась одна пыль. Но твое сердце как кусок льда. Мы для тебя ничего не значим, — выплюнула она, скривив лицо.
— Не говори так, — прорычал Кощей, вставая со стула и сверля гневными глазами жену. — Я люблю тебя и малышек.
— Но твоя служба на первом месте, — горько заметила Мара, плечи ее поникли.
— Не сравнивай. Это другое.
— Да, она покачала головой. Это другое. Скажи, когда ты в последний раз видел дочек? Ты сидишь здесь целыми днями и видишь детей только спящими в их кроватках. Лучше вообще не иметь отца, чем такого. Разница лишь в том, что они перестали бы мне задавать вопросы: «А где папа? Когда он с нами поиграет?» И лучше вообще не иметь мужа, чем...