Каждое его слово звучало взвешенно, разумно и спокойно. И, проклятье, так предсказуемо. Мне следовало бы вспомнить, что я была нужна Рэю лишь в качестве ценной наживки — и только что перестала ею быть.

Но я забыла об этом. Дым, кружащий в голове, его рассказ, его поцелуи…

— Тогда зачем всё это? — резко спросила я, указывая на погасшую жаровню. — Почему ты не сказал сразу, что всё кончено?

— Потому что мне было важно, чтобы ты не пряталась под одеялом и не уходила в своё горе, — серьёзно сказал Рэй. — Чтобы мы по-прежнему полагались друг на друга, а не цедили реплики сквозь зубы.

— Это манипуляция!

— Конечно. А ты как хотела?

У меня вырвался невесёлый смешок:

— Да, действительно. Это же ты.

Рэй повернулся к окну.

— Я не виню тебя в нашем провале, — отрешённо произнёс он, вглядываясь в одинокую звезду, показавшуюся в разрыве туч. — Или себя, если уж на то пошло. Алетта очень хорошо подготовилась, а арестовать её раньше, не выдав никому тайну бессмертия, было совершенно невозможно.

— Но ты всё равно себя винишь, — тихо сказала я.

— Это уже неважно. Как я сказал, время признаний прошло.

Я молча смотрела ему в спину. Будь убийцей моего отца не он, что бы я чувствовала?

Я не знала. У меня уже не было сил на чувства. Слишком ясно стоял голос Рэя в ушах, произносящий кодовое слово.

И кровь на камнях арены.

— Откуда ты вообще берёшь эти кодовые слова? — устало произнесла я.

— Из архивов древних сиддов, — серьёзно произнёс Рэй. — Они очень тщательно записывали свои истории мести. Удачные, конечно: неудачные записывать было некому.

Он обернулся, и несколько секунд мы глядели друг другу в глаза.

— Я буду по тебе скучать, — тихо сказала я.

— Мы по-прежнему будем работать вместе.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

Едва уловимая пауза. А потом Рэй наклонил голову:

— Знаю. Но увы, Фаэль.

— Увы — что?

Вместо ответа Рэй бесшумно прошёл к двери, не бросив даже взгляда на свою рубашку, оставшуюся на моих плечах. Взялся за ручку.

— Мы по-прежнему будем работать вместе, — произнёс он. — Но скучать по прошлому я не буду. И по тебе — тоже.

Его тон был абсолютно искренним. Точно так же Рэй говорил с Джейеном в последний раз на спине дракона, отпуская его. И именно таким тоном он шептал мне странные и невозможные вещи в ночь, когда я полностью находилась в его власти.

— Неужели ты никогда не бываешь настоящим? — еле слышно прошептала я. — Ни одной секунды?

По губам Рэя скользнула странная горькая улыбка:

— Возможно, ты и не заметила бы разницы.

— Что ты имеешь в виду?

Вместо ответа Рэй открыл дверь — и растворился в воздухе.

Я осталась в своей спальне одна.

Не было смысла пытаться заснуть, наверное. Я вздохнула и встала.

Завтра будут тайные и тихие похороны тела леди Алетты. Конечно же, мне нельзя было туда идти и вызывать излишние вопросы, да я и не собиралась этого делать. Я не хотела думать о ней как об отце. Просто не хотела.

Я подошла к комоду. Переехав в собственную комнату, я решила взять из дома вещи и напоминания, которым не было места в общей спальне Второй Академии.

Например, старый портрет отца. Пару коротких писем, которые он написал мне по случаю. Красивая морская раковина с другого края мира, идол-талисман полированного дерева, пластинка из солнечного камня… Не артефакты — обычные сувениры, но они были дороги мне до сих пор. Память об отце, каким я его знала.

Узел белой ленты на тонкой пачке писем выглядел совершенно так же, как в день, когда я его завязала. Даже едва заметный волосок был на том же самом месте. Я рассеянно улыбнулась и развязала ленту.

И моргнула, вместо трёх пожелтевших листков увидев четыре.

— Нет, — прошептала я, разворачивая незнакомый лист. — Не может быть.

Но чернила на нём — я не могла ошибиться — выглядели свежими.

Вчерашними.

И почерк моего отца совершенно не изменился.

«Моя дорогая Фаэль,

Не думаю, что «гриссёнок» здесь подойдёт. Ты стала старше, в конце концов».

У меня вырвался сдавленный всхлип.

«Мои планы могут пойти прахом в любой момент, поэтому я заранее решил попрощаться. Если ты случайно прочитаешь это письмо до открытия турнира — не ходи туда. Увы, другой возможности предупредить тебя у меня не будет.

Я много думал о том, чтобы сделать тебе подарок, о котором мы говорили. Новые лица и новые приключения… эта мысль восхищает и ужасает тебя, не так ли? И ужаса сейчас куда больше, чем восхищения.

Ты не готова, как и я когда-то был не готов. Что ж, пока ты не отбросишь глупые условности и не решишься взять своё, я буду ждать и наблюдать. Мы не увидимся открыто — пока. Но, поверь, я тоже жду этой встречи.

У тебя ещё примерно двадцать пять лет, Фаэль. Это очень много.

Но время летит быстро».

Слёзы текли по моим щекам. Я смахнула их раз, другой, но они не останавливались. Поэтому я отодвинула письмо, чтобы ни одной капли не упало на лист.

Я приближалась к самому финалу. Последние строчки, которые написал мне отец.

Больше я не услышу и не прочитаю от него ни одного слова.

Ни одного.

Я зажмурилась, изо всех сил стараясь не разрыдаться, и перед глазами вдруг всплыло видение, которое с помощью дыма и неторопливого рассказа наслал на меня Рэй. Чёрные шёлковые маски, страстные поцелуи, обнажённые тела, барабаны и огоньки свечей во тьме.

Как ни странно, мне вдруг сделалось легче. Часть меня всё ещё оставалась мной — хрупкой студенткой Академии, горюющей, потерявшей отца. Но другая часть вслед за Рэем продолжала идти по лестнице, сплетённой из масок, ролей и образов, и, пусть пока их было немного, я знала, что рано или поздно посмотрю в зеркало и увижу десятки отражений. Возможно, тогда я пойму и Рэя, и отца куда лучше.

Вот только я боялась, что, когда это произойдёт, мне будет уже наплевать.

Я вытерла слёзы и вернулась к драгоценным строчкам.

«Если завтра меня не станет — совсем, нигде — не теряй надежды. Не ради памяти обо мне, но ради себя самой.

— Но зачем? — прошептала я. — Ты ведь мёртв.

«Жизнь продолжается. Помни о даре, что я тебе обещал. Овладей своей душой, своей фантазией, своим сознанием. Помнишь книгу с упражнениями для медитации, где я учу сжимать сознание в точку? Фаэль, сначала тебе нужно познать свою душу, чтобы знать, что ты берёшь с собой, потому что наступит день, когда ты возьмёшь с собой себя. И твоя задача — ничего не забыть. Если я останусь жив, я хочу быть рядом со своей дочерью, пока она радуется осенним листьям вместе со своими детьми, глядит издалека на своих правнуков с насмешливой улыбкой, влюбляется заново, учится уничтожать своих врагов и познаёт мир. И хочу увидеть счастье в её глазах, когда она поймёт, что мир бесконечен и непознаваем.

Даже если меня не будет рядом, у тебя получится. Просто помни, что у меня уже получилось.

Я люблю тебя, гриссёнок. Думай обо мне иногда».

Я долго сидела, глядя на листок, пока лицо не заволокла слепящая пелена слёз.

Алетта не могла бы написать так. Никто из тех, кого я знала, с кем говорила, не смог бы выразить душу моего отца этими словами. Никто.

Или они были настолько хорошими актёрами, что спрятали его душу за идеальной маской?

Вот он, настоящий Маркус Рише. Голос из-за грани смерти.

И я никогда его больше не услышу.

Я выронила листок и разрыдалась.

За окном шёл снег.

Зима наступила незаметно. Впрочем, я едва обращала внимание на погоду за окном.

Моё время поглощали занятия в Академии. Чтобы овладеть даром, часы в библиотеке были бесполезны, поэтому мне приходилось выходить во двор в тёплом плаще и тренироваться. Пальцы нещадно мёрзли, крошечный подогревающий артефакт разряжался за пару часов, тонкие перчатки совершенно не грели, и я возвращалась в комнату с озябшими и распухшими руками.