Это было холодным душем для друзей. Такого они не ожидали. Единственный, кто теперь мог помочь, так это Сократ, но и тот связан тревогой за находящуюся в плену жену, и рассчитывать на него практически невозможно.

***

— Ты пойдешь и сдашь нас Графу. — Максим сидел за столом харчевни напротив хозяина «Приюта», а сзади него стоял Угрюм. — Пойдешь к нему и скажешь, что у тебя гости.

— Вас убьют. — Вздохнул Сократ. — Их сорок шесть рыл, а вас двое. — Эх! Если бы не моя Лисенька, я бы с вами. Счет у меня неоплаченный есть. Очень длинный к этим мразям счет. Но повязан я по рукам и ногам.

— Мы все понимаем, и потому ничего не требуем, кроме того, что бы ты сообщил Графу, что у тебя гости, и что ты подслушал разговор, в котором они строили планы освобождения Отстойника. — Максим встал, и прошелся по залу. — Распиши покрасочнее, какими словами твои постояльцы описывали нового главу поселка, так, чтобы он позеленел от злобы.

— Это я могу. — Хмыкнул Сократ. — Мне даже не надо ничего придумывать, эти слова сами вертятся на языке.

— Вот и хорошо. — Постарайся его как следует разозлить…

***

Он вернулся на второй день, ближе к вечеру. Вошел молча и сел за стол.

— Ну что?.. — Подскочили к нему друзья.

— Я все сделал как вы просили. — Сократ поднял бледное лицо. — Граф показал мне жену. Ее привели. — Он сглотнул ком в горле. — Привели как собачонку на поводке. — Он отвернулся. — Синее, от побоев лицо моей Лисиньки. В ее глазах я прочитал просьбу: «Убей меня». — Он замолчал. — Я выполню просьбу, но немного по-своему. — Он встал и быстро вышел на кухню.

— Суки! Нелюди! — Угрюм грохнул кулаком по столу. — Удавлю всех.

— Успокойся. — Максим положил ему руку на плечо. — Сейчас нам нужен холодный рассудок, эмоции будут только мешать.

— Я спокоен, просто душа горит. — Игорь встал. — Я ведь знаю ее. Веселая, добрая женщина, которая любит жизнь. Это сколько же надо было вытерпеть, чтобы так… — Он осекся, не подобрав слов, и сел.

Грохнула дверь, едва не слетев с петель, и в зал вернулся Сократ.

— Я иду с вами. — Он со злостью бросил на стол ДП (Пулемет Дегтярева). — Кровью суки умоются за мою Лиську. Не прощу им такого никогда. Хватит бояться и унижаться.

Максим с Угрюмом переглянулись.

— Что зыркаете? — Сократ посмотрел на них красными от злости глазами. — Думали, что тут добрый поваренок за плитой стоит? Нет парни. Я воевать-то умею. Такое в свое время прошел, что лучше перед сном и не вспоминать. Давайте, делитесь своими задумками: «Как гнид давить будем», — а я может еще чего дельного присоветую.

***

Граф привел с собой тридцать человек. Даже не хочется думать, что такого наговорил ему Сократ, что он так разозлился.

Они шли гуськом. Уверенные в себе. Одетые в новенький камуфляж. Как сказал хозяин «Приюта», пошитый всем, кто перешел на сторону Графа, местными умельцами, и оплаченным сохраненными за это жизнями.

Вооружены разношерстно, но добротно. Видно, что война для них не развлечение, а работа. Оружие почищено, смазано, и находиться всегда под рукой. Эти не растеряются, и не побегут в панике. Бой предстоит тяжелый. Десять к одному, расклад не в сторону заговорщиков, но они готовы к этому.

Максим лежал и ждал начала кровавого спектакля, который мог быть последним в его жизни. Его вроде ничего не связывало с каким-то там Отстойником, в котором он даже никогда не был, но судьба свела его с людьми, которым был дорог этот поселок, с глупым названием, и потому поступить по-другому Художник не мог.

Первым в бой должен был вступить Сократ. Тот занял позицию на высотке, в удобной расщелине, удачно расположенной напротив тропы ведущей к харчевне. Раскинул сошки пулемета, прикрыл голову наломанными ветками, замаскировавшись как мог, и с каменным лицом замер в ожидании.

Угрюм и Художник должны под шум грохота пулемета действовать из засады, со спины врага. Они прятались, чуть дальше, один справа, а другой слева от тропы, изображая из себя местную растительность. Их задача пропустить отряд и вступить в бой в нужный момент.

Сердце колотилось, отсчитывая время. Адреналин потряхивал руки, но, когда из-за поворота показался враг, холодное безразличие опустилась на душу. Это просто работа. Кровавая, грязная, но работа. Эмоции только помеха, и путь к ошибкам, и собственной смерти.

Отряд прошел в нескольких метрах от лежек друзей. Впереди шел высокий худощавый парень с голубыми, ледяными глазами. Черные волосы, стянутые на затылке в пучок, хвостом спадали на широкую спину. Почему-то именно они запомнились Максиму, наверно потому, что страшно захотелось отрезать этот пышный хвост и заколотить его в глотку ублюдку. От остальных карателей, командир отличался только тем, что на зеленом камуфляже, на груди, было вышито изображение перевернутого креста на фоне белой морды обезьяны (видимо так неизвестный художник изобразил убыра), и немецким «Шмайссером» (штурмовая винтовка Stg.44), через плечо.

Граф, а это был именно он, уверенно вел отряд вперед, пружинисто, и в то же время плавно переставляя ноги. Так может идти только тот, кто в каждый миг ожидает нападения, и готов к этому. Он остановился напротив лежки Максима и поднял вверх руку, видимо что-то почувствовав. Долго стоял, рассматривая местность, но ничего подозрительного не обнаружив, дал команду двигаться дальше.

Гусеница отряда потянулась мимо замершего Художника, за своим командиром. Пошли последние секунды перед сражением. Самые нудные и тяжелые, вытягивающие нетерпением душу. Сейчас, с первыми выстрелами пулемета Сократа, тишина леса вздрогнет грохотом и предсмертными криками, и Максим снова начнет убивать. Когда-то давно, в прошлой жизни, он отказался от этого, не продлив контракт, и думал, что на всегда, но судьба все вернула на круги своя. Будь ты проклят, Змей.

Он знал, что сейчас будет громко, и все равно вздрогнул. Ноги сами оттолкнулись от земли, вытолкнув пружиной натренированное тело вверх. В одной руке кинжал, в другой кольт. Через дорогу сосредоточенный и злой Угрюм. Кивнул другу и нырнул в ближайшие кусты, откуда раздался предсмертный крик.

Первый враг лежал за деревом, укрываясь от пулеметного огня. Не останавливаясь, лишь слегка нагнувшись, Художник полоснул по незащищенной шее и бросился перекатом дальше. Там, в распадке, его увидел другой из противников и вскинул автомат. Очередь, взъерошив волосы на голове прошла выше, а плюнувший свинцом кольт оборвал жизнь, того, кто пришел убивать, третьим, кровавым глазом во лбу. Максим не промахивался. Уйын дал ему такую способность, правда сказать за это спасибо, бывший тренер по биатлону ему не хотел.

Третий оказался справа, и он не промахнулся. Руку обожгло, выбив кинжал. Гвоздев упал, и закатился за ствол березы. Кисть ничего не чувствовала, но боли еще не было, она появиться потом, если удастся выжить и победить.

Угрюм, с окровавленным лицом и раскрытым в беззвучным крике ртом показался на миг там, откуда ранили Максима, и тут же скрылся из вида, угрозы с того направления больше нет, краповый берет умеет убивать.

Грохотал, не останавливаясь пулемет. Сократ видимо решил выпустить весь диск без остановки, не жалея патронов. Можно было легко попасть под дружественный огонь, и потому надо действовать осторожно, но Максим был благодарен хозяину харчевни за это. Отвлекая врага на себя, тот давал свободу маневра.

Быстро перетянув руку, чтобы не истечь кровью, пуля пробила на вылет предплечье, слегка задев кость, Художник, пригнувшись, и подобрав потерянный кинжал, побежал дальше, воль тропы, выискивая нового врага.

Очередную жертву пуля из кольта нашла в кустах. Худой, парень с сутулыми плечами, припав к окуляру снайперского прицела винтовки, выискивал между камнями лежки Сократа, голову последнего. Его выстрел слился с выстрелом Художника. Пулемет продолжил грохотать, значит враг промахнулся. Гвоздев непроизвольно улыбнулся, но тут же скривился от боли. Еще одна пуля оцарапала щеку, и ему ничего другого не оставалось, как нырнуть, к убитому снайперу, и мгновенно прикрыться его еще теплым телом, принявшим очередь из «Шмайссера» на себя.